Остатки отряда СС засели за подбитыми мотоциклами, видимо соображая, как им атаковать меткого стрелка. Этот момент капитан использовал по-своему: он отполз назад по дороге, выбрал валун и затаился за ним, наблюдая за действиями немецких штурмовиков. Гудения танковых двигателей уже слышно не было: машины скрылись за перепадами местности. Это означало, что партизаны смогли добраться до Юрта; теперь им осталось одолеть подъем, и тогда они будут в безопасности. Осталось совсем немного — сдержать напор эсэсовцев, чтобы ребята были спасены, даже несмотря на все те ошибки, что командир допустил во время операции. Каждый недочет нес смертельную опасность; чего-то им удалось избежать, а некоторые ошибки стали роковыми.
Шубин был уверен: он, как командир, несет ответственность за всю операцию и каждого ее участника. Настоящий офицер должен сдержать свое слово и помочь партизанам вернуться в полном составе к своим.
Поэтому Глеб не покидал участка перестрелки под прикрытием пелены из гари. Наоборот, он затих и терпеливо ждал действий своего противника. Немецкие автоматчики сначала долго простреливали длинными очередями пространство вокруг, желая убедиться, что русский стрелок не отвечает им тем же. Потом над кучей из техники показалась одна каска, затем вторая, голова офицера в фуражке. По его приказу немцы снова расселись по мотоциклам, держа оружие в боевой готовности. Загрохотали моторы, и экипажи цепочкой двинулись по дороге. Отряд СС отправился вдогонку сбежавшим диверсантам.
Шубин не торопился, хотя серо-зеленые силуэты в черном облаке копоти были ему видны как на ладони. Он прицелился, прижал пальцем спусковой крючок, дождался, пока его цели, люди на мотоциклах, не окажутся буквально в десятке метров от камня. Вскочил и прошил длинной очередью всю колонну! С криками водители и автоматчики повалились с сидений; лишенная управления, техника сгрудилась на дороге, бешено вращая колесами, часть из нее съехала в овраг у дороги.
Глеб кинулся к единственному из мотоциклов, где за рулем смог удержаться водитель, а сраженный пулей пассажир упал с заднего сиденья на дорогу. Ударом приклада разведчик скинул водителя, выстрелил в него в упор из автомата. И, вскочив на мотоцикл, выжал газ со всей силы! Мощный двигатель BMW-R75 взвыл под ним, колеса заскакали по ухабам сельской дороги. Опомнившись после неожиданной атаки, стрелки попытались расстрелять движущуюся цель на мотоцикле. Только Глеб умело выкручивал руль то влево, то вправо, отчего его железный конь выписывал зигзаги на дороге, не давая пулям достичь цели. Потом водитель круто вывернул переднее колесо, благо немецкий BMW отличался высокой устойчивостью, и понесся прямиком через огороды, на которых еще не было посадок — одни бугры мерзлой земли. Над головой и по плечам чиркали пули, но ему везло: все прошли мимо. Тяжелый мотоцикл таранил покосившиеся заборы, перескакивал возвышения, стремительно нес седока к серой цепочке скал на окраине поселка.
На дороге снова затарахтели моторы: немцам удалось запустить технику и кинуться вдогонку за сбежавшим разведчиком. Хотя шансов догнать его у них не было: Глеб успел сильно оторваться. Он отчаянно рисковал, направляя мотоциклетные рога по буеракам и склонам, потому что знал: только так можно было сейчас выбраться из ловушки. Немцы не решатся преследовать его по такому бездорожью и двинут по дороге, которая шла вдоль домов, огибала поселок и только потом сворачивала к ущелью Юрт.
Всё вышло по замыслу капитана: он едва успел спешиться у подножия горы, как сверху упала веревка с крепкими узлами и показалась голова Левина. Напарник отчаянно размахивал руками, показывая жестами, чтобы Глеб поднимался как можно быстрее. Разведчик ухватился за канат и начал подтягиваться; сильные руки партизан дружно тащили веревку, помогая стремительному подъему. Когда Шубину оставалось пара метров до расщелины на вершине, рядом ударила автоматная очередь. Пули выбили из скалы мелкие крошки и упали. Отряд добрался до подошвы скалистого хребта. Автоматчики открыли отчаянный огонь, чтобы подстрелить беглеца и его сообщников. Немецкий офицер громко выкрикнул:
— Feuer![6]
Грохнули автоматы, их выстрелы уже долетали до нужной высоты. Сразу несколько рук подхватили капитана Шубина и затянули в щель между скальными плитами. По приказу немца несколько человек попытались подняться по отвесному выступу, но тут же беспомощно сползли, не одолев и метра гладкой поверхности. Без специальной поддержки и думать было нечего взобраться на скалу — эсэсовцам оставалось только обстреливать из автоматов скалу. Разъяренный немец заставил солдат забросать подножие гранатами, чтобы хоть как-то выплеснуть бессильный гнев.
От сильного хлопка с вершины скатился поток камешков, а следом полетели камни побольше.
Феликс вскрикнул от боли: в его длинную шею впилась горсть острых осколков. Он устремился подальше от края обрыва и потянул за собой Шубина:
— У-у-ух-х-ход-дим!
После нового взрыва волна отбила кусок скалы — он обвалился почти к ногам разведчика. Усиленные эхом, звуки оглушительных гранатных взрывов метались по ущелью, камни сыпались и сыпались с вершин, увлекая за собой опасные потоки обломков. Глеб растерянно крутил по сторонам головой, не понимая, что происходит.
— Р-р-ре-резонанс! — выкрикнул Феликс. В его голосе звучало отчаяние. Он увлек капитана подальше от каменных стен к отряду, который сгрудился у водопада.
— Вз-з-зрывы в-вы-зыз-зывают обвалы! З-з-зас-сып-п-плет!
В волнении Феликс Левин заикался еще сильнее.
— Надо отпугнуть их! Обстрелять из автоматов.
Глеб ринулся назад к обрыву, но тут же отскочил из-за нового обвала. Взрывы гранат сотрясали ущелье; казалось, от гулкого эха сейчас лопнут барабанные перепонки. Грохот гулял по каменным стенкам, выламывал куски скал и швырял их в людей; партизанский отряд беспомощно замер у водопада, наблюдая за буйством природы, которую тронул человек своим оружием.
Каменные стены сжимались, падали, стены сужались, падали, казалось, еще мгновение, и ущелье рухнет и раздавит людей, словно крошечных муравьев. Наконец звуки взрывов затихли, опасное эхо осело, как каменная пыль на жестких площадках.
Весь отряд выдохнул с облегчением: можно выдвигаться в путь. Они поднялись на ноги, начали готовиться к длинному переходу. Несколько глотков воды, затем промыть все царапины и обработать легкие раны и, конечно, позаботиться о тех, кого фашисты смогли подстрелить во время отступления. Феликс, пока партизаны сооружали носилки из связанных курток, доложил о потерях:
— Т-т-трое лег-гко, идти мо-могут. Л-л-лопатин с-с-совсем плох: т-т-три пули поймал.
Мысленно командир диверсионного отряда отругал себя: если бы он вспомнил о том, что нужно проверить уровень топлива в бензобаке, то добродушный дядя Паша сейчас не лежал бы на самодельных носилках, бледный и ослабевший от кровопотери. Глеб подошел поближе к самодельной подстилке из связанных курток, тронул плечо раненого. Тот с усилием приоткрыл глаза:
— Товарищ командир, это вы! Уж простите, подвел вас, старый дурак. Совсем без ума, про горючку забыл. Пришлось на своих двоих от фашистов убегать, да вот и не убежал.
— Ничего, держитесь, дядя Паша, — попросил Глеб. — Мы вас скоро доставим к своим в госпиталь. Там врачи починят вас, будете как новенький. Сутки, только сутки продержитесь. — Он повернулся к своим бойцам: — Операция «Оркестр» завершена! Объекты успешно ликвидированы! Всем выражаю благодарность! Товарищи, вы настоящие герои! Нам осталось только вернуться как можно быстрее! Вперед, ребята!
Цепочка из партизан гуськом вытянулась по ущелью. Их командир шел позади, прислушиваясь к звукам. Что там задумали немцы, почему затихли?
Вдруг от гулкого удара содрогнулось всё ущелье. Под ногами пошла трещина прямо в каменной поверхности. «Миномет!» — успел подумать капитан. Горы содрогнулись, полетели со всех сторон валуны, взметнулось облако пыли.
— Н-н-на-назад! — надрывался Феликс Левин.
Он метался между людьми, отталкивая их как можно дальше от лавины, которая полетела сверху дождем из булыжников, огромных и маленьких.
Капитан Шубин кинулся к носилкам, подхватил раненого и потащил как можно дальше от обвала. Люди падали на колени, в ужасе кричали, пытались отползти подальше, не в силах удержаться на ногах. Скалистая поверхность дрожала от ударов снарядов, вздрагивала, как живая плоть, шла трещинами и разваливалась на куски. Края скалистых плит крошились огромными кусками, летели с большой высоты вниз и с оглушительным шумом разваливались на части.
Глеб увидел ровную площадку, которую не завалило при обвале, затащил туда стонущего Лопатина. Остальные тоже кинулись искать спасения на крошечном пятачке. Левин, припорошенный серой каменной мукой, дрожащими губами прошептал:
— За-за-завал.
Шубин и сам видел, что от немецкого мощного обстрела проход по каменному коридору завалило камнями. Каменные стены срезонировали от сильного удара по подошве хребта и осыпались; и без того узкий выход из ущелья теперь превратился в непроходимый отрезок, потому что он оказался до самого верха, будто огромный карман великана, заполнен камнями и скальной крошкой. Диверсионный отряд оказался в ловушке: с одной стороны — морская акватория, внизу караулят немцы, а единственный выход из ущелья закрыт после обвала. Грохот выстрелов и гулкого эха стих, хотя наступившая тишина теперь давила, как каменная плита. Каждого члена диверсионной группы мучил вопрос: как им выбраться из ловушки?
С горечью Глеб был вынужден отдать приказ:
— Возвращаемся к водопаду.
Он понимал, что там хотя бы у них будет запас питьевой воды. Вот еда и помощь раненым — с этим страшная беда. Сколько они смогут продержаться в такой осаде: сутки, трое, семь дней? Даже если неделю, то потом тоже не станет легче. Через ущелье больше нет хода — сюда никто не сможет пробиться: единственный путь разрушен вражескими снарядами.