– Не хочу я… – не слишком уверенно произнес Остап.
Конечно же, Крук почуял его неуверенность. Он остановился напротив Остапа и, прищурившись, посмотрел ему в глаза.
– Это чего же именно ты не хочешь? – спросил он.
– Ничего не хочу, – ответил Остап. – Кроме одного: чтобы вы убрались из моего дома. Сейчас же, немедленно.
– Вот, значит, как, – спокойным тоном произнес Крук, но сколько же всего таилось в этом нарочитом спокойствии! Много чего там таилось! – Вот, значит, как ты заговорил…
– А что, тех денег, которые мы тебе заплатили, ты тоже не хочешь? – вступил в разговор Чорба. – Что ж, тогда неси их сюда. Все, до единой копейки. Мы их старательно пересчитаем, рассуем по своим карманам да и уйдем. А ты останешься без денег. И один на один с советской властью. А уж она тебя не простит. Припомнит тебе все – и твои прошлые грехи перед ней, и недавние. И что с тобой будет тогда? Сам знаешь, что с тобой будет…
– Да, кстати, – добавил Крук. – И у твоего сына Степана мы тоже заберем те деньги, которые мы ему заплатили. Как ты думаешь: он скажет тебе за это спасибо? Или он скажет что-то другое?
– Некуда тебе от нас деваться, друже Остап, – произнес Чорба. – С недавних пор мы с тобой повязаны одной веревочкой. Но ты не горюй! Потому что это очень хорошая веревочка. Представь, как красиво ты заживешь! Да не здесь и даже не на Волыни, потому что для чего тебе Волынь? Волынь уже не та, там тоже советская власть. Богато и сладко ты будешь жить за границей! Вот там настоящая жизнь! Ну, разве ради этого не стоит рискнуть?
– Тем более что хоть так, хоть этак, а мы все равно тебя от себя не отпустим, так и знай, – добавил Крук. – Потому что ты нам нужен. Да ты и сам от нас не уйдешь, хоть и трепыхаешься. Ты любишь деньги и не любишь советскую власть. Вот и вся твоя суть.
Крук умолк, он ожидал, что скажет Остап. Но Остап не сказал ничего. Он лишь тоскливо взглянул в окно, вздохнул, переступил с ноги на ногу, и ничего больше.
– Вот и договорились, – с усмешкой сказал Крук. – Ступай и объясни народу, что к чему. Ты знаешь, что ему сказать. Собирай людей, вооружайтесь чем придется и будьте готовы. Как я дам команду, так и пойдем.
– А вы что же – пойдете с нами? – спросил Остап.
– Ну а что нам здесь делать? – Крук пожал плечами. – Ждать, когда здешние разбойники оторвут нам головы? Они это могут… Конечно, мы пойдем с вами. Будем воевать вместе. Ну, ступай, ступай. А как все будет готово, придешь и доложишь.
И Крук буквально вытолкал Остапа за дверь.
– Из любого положения можно найти выход! – назидательно произнес Крук, когда Остап ушел. – Отряд народных мстителей, которых допекла советская власть, – чем не выход?
– Побьют их, – скептически заметил Чорба. – А заодно и нас, многогрешных.
– Конечно, побьют, – согласился Крук. – Но их, а не нас. Мы-то, как только организуем отряд, так сразу же и уйдем. Какой дорогой мы пришли на эту заимку, такой и уйдем. А они пускай остаются. Пускай их бьют. Нам-то какое дело? Главное – мы выполним свою задачу. Создадим впечатляющую картинку. Устроим шум на весь мир. Разве не это наша задача? Да и потом – их побьют не сразу. С ними еще повозятся… Ну а пока будут возиться, мы сделаем то, что собирались делать, да не смогли из-за обстоятельств. Пошумим в городе, взорвем вентилятор, придумаем еще какой-нибудь сюрприз советской власти… Оставим о себе хорошую память! Пока, значит, советская будет ходить вокруг да около…
– Сдается, ты придумал еще какую-то хитрость, – понимающе усмехнулся Чорба.
– А то как же! – Крук усмехнулся в ответ. – Она просто-таки напрашивается, эта хитрость. Да и не хитрость это вовсе, а, можно сказать, классика. Взять заложников! Уходя, мы возьмем заложников. И будем держать их при себе – там, на заимке. И даже когда мы уйдем, они все равно останутся там. При повстанцах.
– Понимаю, – кивнул Чорба. – Если будут заложники, Советы не решатся палить по заимке из пушек или бросать бомбы с самолетов. Вначале они попытаются договориться с повстанцами, чтобы те отдали им заложников. А переговоры – дело долгое…
– И чем они дольше будут длиться, тем лучше для нас, – подытожил Крук. – Тогда-то о нас и думать позабудут. И мы успеем уйти куда подальше. Зато сама эта кутерьма с восстанием продлится дольше. А это дополнительный плюс. Чем больше будет существовать отряд, тем больше будет возникать всяких слухов. А где слухи, там и действия. И кто знает, какими они будут, эти действия, когда они начнутся и когда закончатся? А главное – чем они закончатся?
– Так-то оно так. – Чорба почесал в затылке. – Да вот только где их нам взять, этих заложников?
– Тут, конечно, надо подумать, – согласился Крук. – А если надумаем, то исполнить то, что надумали, будет не так и трудно. Исполнители – вот они. – Крук указал на Михайла и Василя.
– А что тут вообще думать? – хмыкнул Чорба. – Прихватим с собой нескольких жителей поселка, вот и заложники!
– Нет, так не годится, – не согласился Крук.
– Это почему же?
– Так ведь не докажешь, что они именно заложники. Все будут считать, что это обычные жители поселка, которые ушли вместе с отрядом. А потому в заложники надо брать кого-то другого. Кого-то такого, кто не имеет к жителям Бандеровского поселка отношения. Ну или каким-то боком имеет, но не бывший бандеровец, не его жена и не его сын или дочь. А кто-то другой.
– Да, пожалуй, – согласился Чорба. – Так будет вернее…
Пока Крук и Чорба говорили о заложниках, Остап в это же самое время беседовал со своими сыновьями – Евгением и Степаном. Со Степаном говорить ему было проще, так как младший сын был его единомышленником и, кроме того, был в курсе всех тех дел, которые творились в доме и поселке. Но ведь и Евгения никуда не денешь! Он также проживал в этом же доме и был невольным свидетелем всего того, что происходило.
Конечно, он до поры до времени не знал всего того, что знали Остап и Степан, но в том-то и дело, что до поры до времени! Разве можно что-то скрыть от домочадцев? На какое-то время, наверно, все же можно, но на очень короткое время. К тому же Остап не верил Евгению и побаивался его. Невозможно было угадать, что в любой момент может предпринять строптивый старший сын. И при этом уговорить его ничего не предпринимать, а следовать воле отца также не было никакой возможности. Не таким человеком был Евгений, чтобы жить отцовским умом. Он был самостоятельным человеком, оттого Остап его и опасался.
Но как бы там ни было, говорить приходилось и с Евгением. Собрав сыновей, Остап рассказал им многое: и о гостях, и о событиях в городе и поселке, и о том, что предстоит делать дальше. Правда, о деньгах он умолчал – ну так Евгений о них знал уже от матери. Степан слушал отца внимательно, хотя он и знал многое из того, что говорил сейчас отец. А вот Евгений с каменным лицом слушал отца, и непонятно было, о чем он думает. Согласен ли? Или не принимает отцовские слова? Остап этого не знал, а Евгений по-прежнему ничего не говорил, лишь его лицо каменело все больше и больше.
– И вот, значит, нам сейчас надо принимать решение, – сказал Остап. – То есть решать, что делать дальше. Да оно, если вдуматься, и решать тут нечего. Все сложилось так, что нам надо уходить. В Кедровый лог, на заимку. А уж там – поглядим… Да оно, если разобраться, и глядеть нечего. Потому что оттуда нам одна дорога. За кордон. Если наши гости нам это обещали, то, значит, так оно и будет. Они напрасные слова говорить не станут. Не такие это люди…
Остап умолк и по очереди посмотрел на каждого из сыновей.
– Ну, что скажете? – спросил он. – Что вы намерены делать? Вы с отцом или, может, против отца?
– С тобой, – тотчас же ответил Степан. – Что велишь, то и сделаю.
– Ну а ты? – Остап еще раз глянул на Евгения. – Что же ты молчишь? Скажи хоть что-нибудь своему отцу!
Но Евгений по-прежнему молчал. Затем он поднялся и так же молча направился к двери.
– И куда же ты? – спросил Остап вдогонку.
– Хотите – так идите, – наконец отозвался Евгений. – Куда вам надо, туда и идите. Хоть в Кедровый лог, хоть за границу…
– А ты что же? – с тревогой повторил свой вопрос Остап.
– А я никуда не пойду, – спокойно произнес Евгений. – Я останусь дома.
– Дома… – Остап скептически покривил губы. – Этот паршивый барак ты называешь своим домом! Так и загнешься в этом доме, так и проживешь в нем свой век, как прожил его я. Но я – это другое дело… Не обо мне речь, а о вас. Разве я сам себе хочу другой жизни? Мне уже поздно ее хотеть, другой-то жизни… Для вас я стараюсь, а не для себя. Так что ты не вороти нос, сынок. Ты подумай…
– Идите куда хотите, – повторил Евгений. – Вот только мать не трогайте. И сестру. Не пущу с вами – ни мать, ни сестру.
– Вот оно как, – сказал Остап. – Значит, не пустишь…
– Не пущу, – повторил Евгений. – И ничего вы со мной не поделаете.
– Ну а если поделаем? – нехорошо прищурился Степан.
– Нет у вас такой силы, чтобы со мной справиться. – Евгений по-прежнему был спокоен и невозмутим.
– Донесешь на нас, что ли? – с тревогой спросил Остап. – Поклонишься в ножки советской власти и скажешь: «Вот мой отец и мой брат, злодеи они и разбойники, вяжите их». Так, что ли?
Евгений ничего не сказал, толкнул дверь и вышел. Степан рванулся было за ним следом, но Остап строго его одернул:
– Сядь!
– Так ведь и вправду донесет! – запальчиво произнес Степан. – Знаю я его!
– Не успеет, даже если захочет. Потому что в полночь мы уйдем из поселка. И пускай советская власть нас поищет. За границей ей это будет сделать мудрено. Руки не достанут.
– Ну, если так… – неуверенно произнес Степан.
– Так или не так, не в этом дело, – сказал Остап. – А вот в чем дело… Я-то с людьми уйду, а вот ты – оставайся в поселке. Не надо тебе идти на ту заимку.
– Это почему же? – Степан удивленно глянул на отца.
– Здесь от тебя будет пользы куда как больше, – ответил отец.