Старик замотал рану тряпицей и закивал, довольный проделанной работой.
– Фух, устал я, – выдохнул он, прислонился спиной к стене трюма, снял с пояса флягу, вырезанную из тыквы-горлянки, и сделал из неё пару щедрых глотков.
Тэцудзи же, пользуясь случаем, с бо́льшим вниманием присмотрелся к странному старику, который вдруг проявил к нему такое участие.
До этого момента принцу ни разу не доводилось общаться с простолюдинами. Старика Кудо и ему подобных Тэцудзи всегда видел издалека, и, как правило, они были частью толпы, которую сдерживала стража по обеим сторонам улицы, чтобы император со своей семьёй мог чинно прошествовать через весь город в богато расшитом паланкине.
Поэтому принц совершенно не знал, чего ожидать от старого матроса и как отреагировать на его неожиданную доброту и заступничество перед капитаном Ясудой.
– Спасибо, – только и сумел произнести принц, совершенно позабыв о том, что старик не поймёт его.
Но Кудо вдруг подался ему навстречу, и его морщинистое лицо оказалось совсем близко.
– Странная ты животинка, – проговорил Кудо, пристально вглядываясь в глаза принца. – Не вырываешься, не кусаешься, убежать не пытаешься. Иной зверь на твоём бы месте давно уже метался по всему трюму и искал пятый угол, а ты сидишь себе да головой крутишь…
«Было бы куда бежать», – мрачно подумал Тэцудзи. Он мало знал о повадках обезьян и потому не был уверен, что в этом теле ему удастся вплавь добраться до берега. К тому же раненая лапа уменьшала его шансы добраться до берега живым.
А тонуть посреди реки Ито в планы принца совершенно не входило.
– И морда у тебя такая, будто всё понимаешь, а сказать не можешь, – продолжал говорить Кудо.
– Знал бы ты, старик, насколько близок к истине, – тяжело вздохнул Тэцудзи.
– Увидел я тебя, и сразу вспомнил один случай из детства. – На лице Кудо промелькнуло мечтательное выражение. – Я сам родом с севера, из Хокугена…
Эти слова заставили принца навострить уши. Ёмико́, его мать и ныне здравствующая императрица, и старик Кудо оказались земляками. В детстве Тэцудзи часто бывал на родине матери, в северной провинции Хокуген – в краю плодородных рисовых полей и бескрайних предгорных равнин. Он смутно помнил те поездки – самым ярким оставалось лишь ощущение, которое теплотой разливалось в груди после того, как он, держа мать за руку, выходил из экипажа.
Ощущение, что он, наконец, вернулся домой…
– Моя родная деревня стоит в предгорьях, на самой границе с провинцией Тосан, – продолжал вспоминать старик. – И много в ту пору к нам наведывалось обезьян. Помню, бабка моя каждый день гоняла макак с хурмы у нас в саду. Они большей частью в горах жили, у тёплых источников, но и в деревню заходить не боялись – целые стаи рыскали у сараев и амбаров, ища, чем поживиться. Иной раз никакого сладу с ними не было: детей и старух они не боялись – только если те не начинали громко вопить. А мужиков и женщин помоложе целыми днями, почитай, и дома-то не было: кто в поле работал, кто в лесу дерево заготавливал… Вот и резвились обезьяны у нас, как ватага пакостных хулиганов: пока отец и дядя не возвращались под вечер домой, макаки мне и моему младшему братцу проходу не давали. Чуть только мы с ним за порог – и макаки уже были тут как тут: налетали на нас, визжали, кусали за ноги и тянули за рубашонки туда-сюда, словно не могли промеж себя решить, кому мы достанемся. Бабка метлой их гоняла, а нас с братцем, пыльных и зарёванных, затаскивала домой, и больше уж мы одни во двор не совались…
Старик всё говорил и говорил, будто бы давно ему не выпадало случая обмолвиться словечком хоть с кем-нибудь. Тэцудзи – а что ему ещё оставалось делать? – внимательно слушал.
– В конце концов, когда какая-то особо дикая обезьяна оттяпала палец сынишке нашего старосты, тот взъярился и поклялся, что ни одной этой твари в деревне больше не будет. В тот же вечер староста собрался и ушёл в горы. День проходил за днём, а он всё не возвращался. Некоторые начали думать, что староста сгинул. В ту пору как раз пошли слухи, что на горе Така́минэ, что лежала в трёх днях пути от нашей деревни, поселилась сама Яма́мба – самая страшная ведьма, какой свет не видывал!
Но через неделю староста вернулся жив-живёхонек и привёл с собой какого-то странного человека. Я сейчас уже и не вспомню его лица – на первый взгляд мужик как мужик, ничего особенного в нём не было. Одет он был во всё тёмное – только на поясе у него висела маска обезьяны. Но всё же было в нём что-то такое, что заставляло остальных взрослых с опаской заговаривать с ним. Я не сразу понял, почему они так себя вели, – всё-таки я был ещё мальчишкой и многого не понимал.
Тэцудзи почувствовал, как после слов Кудо в нём всколыхнулись какие-то старые воспоминания. Но из-за событий минувшего вечера многое в голове смешалось, и потому принц так и не сумел как следует сосредоточиться.
– Стоило этому человеку появиться в деревне, как обезьяны сразу присмирели, – продолжал Кудо. – Они лебезили перед ним и катались в дорожной пыли, словно псы, которые давно не видели своего хозяина. А он не обращал на них ни малейшего внимания, только шикал иногда на самых наглых, хватавших его за полы кимоно. Староста предложил незнакомцу переночевать в своём доме, но тот отказался. Вместо этого он попросил дозволения остаться на ночь в амбаре.
Когда стало смеркаться, мы с моим приятелем Хо́ри, жившим по соседству, решили проследить за этим человеком.
«Вдруг этот мужик – вор и разбойник? – говорил Хори, пока мы крались вдоль ограды дома старосты. – Отец рассказывал про такое: мол, приходит в деревню человек, втирается в доверие к жителям, а несколько дней спустя заявляются его дружки и обирают всех дочиста!»
«Не, не похож он на бандита», – возражал я ему. И действительно, я нутром чуял, что дело было в чём-то ином.
Мы незамеченными пробрались к амбару, где заночевал странный человек, и затаились среди густой кроны хурмы. С этого дерева как раз хорошо была видна дверь в амбар, и потому незнакомец не покинул бы его без нашего ведома. Но время шло, а никто не показывался. Мы с Хори начали уже было дремать, убаюканные ночной прохладой, как вдруг дверь амбара тихонько скрипнула…
Старик и впрямь оказался хорошим рассказчиком. Тэцудзи невольно заслушался – хорошие истории всегда приходились ему по душе.
– На пороге показалась чья-то тёмная тень. Мы с Хори замерли на ветках хурмы. Кажется, в тот момент я даже не смел выдохнуть…
Это был тот человек, которого привёл наш староста. Он огляделся вокруг – хвала ками, нас с Хори он так и не заметил, – а потом снял с пояса маску обезьяны и надел её.
В тот же миг тело его стало уменьшаться в размерах, и вскоре он превратился в обезьяну! Она была гораздо крупнее тех, что наведывались в нашу деревню, и морда у неё блестела в лунном свете – как и маска, которая до того висела у колдуна на поясе.
Да, в тот миг мы с Хори поняли, что никакой это был не бандит. Слухи о колдунах, умевших превращаться в разных животных, давно ходили среди жителей окрестных деревень. В основном колдуны жили в лесах, подальше от простого люда, но иногда их видели на больших ярмарках и праздниках. Узнать колдунов можно было по звериным маскам, которые они носили на поясах. Думаю, им тоже хотелось как-никак и обновок себе купить, и повеселиться вместе с остальными…
Тэцудзи вдруг понял, что так взволновало его в рассказе Кудо. Он вспомнил, как одна старая служанка, приехавшая вместе с его матерью с севера, рассказывала о женщине, которая всегда носила при себе кошачью маску и могла оборачиваться кошкой, надев её.
В ту пору Тэцудзи был слишком мал, чтобы придать серьёзное значение словам служанки. Но теперь, когда принц смотрел на взволнованное лицо старика Кудо – единственного человека, который мог допустить, что перед ним сидела не простая обезьяна, – он понял, как эта вера может сыграть ему на руку.
Старик повернулся к Тэцудзи и пристально уставился на него.
– Поэтому смотрю я на тебя и думаю – а вдруг ты тоже колдун? Слишком уж умная морда у тебя для простой макаки.
Тэцудзи закивал в ответ, памятуя о том, что в этом обличье его слов никто не поймёт.
У Кудо глаза на лоб полезли.
– Да быть не может! – воскликнул он и всплеснул руками.
Потом тут же спохватился и заговорил уже более приглушённым голосом:
– А чего ты здесь делаешь тогда, раз колдовать умеешь?
Принц указал на всего себя и принялся отчаянно мотать головой.
– Не знаешь, как обратно превращаться? – догадался старик, и Тэцудзи с облегчением закивал. – М-да, несладко тебе пришлось, сынок.
Он снова приложился к тыквенной фляге, и оттуда на принца ощутимо повеяло духом рисового вина.
– Тогда одна тебе дорога – к Ямамбе, – сказал Кудо, поразмышляв немного. – Хоть она и страшная ведьма, но и самая сильная – любую порчу, говорят, снять может. Тайной полиции вряд ли когда-нибудь удастся добраться до её убежища – уж больно хорошо прячется Ямамба. Так что, если сумеешь её отыскать, она тебе поможет, это как пить дать!
От радости Тэцудзи подпрыгнул на месте и расхохотался. Как же ему повезло повстречать этого старика!
– Плыви с нами до Ганрю – говорят, оттуда путь к горе Такаминэ короче всего.
На лицо старика вдруг набежала тень.
– Только вот дорогу к жилищу ведьмы тебе придётся искать самому, – добавил Кудо, немного омрачив радость принца. – Никто точно не знает, где живёт Ямамба, – по слухам, очень уж она незваных гостей не любит.
– От меня точно не отвертится, – решительно заявил Тэцудзи. – Если она в самом деле сумеет помочь мне снова стать человеком, то отец вознаградит её с воистину императорским размахом!
– Ишь, как растрещался-то, – улыбнулся Кудо. – Ну будет, будет тебе!
Разговор со стариком Кудо придал Тэцудзи уверенности в том, что ему всё же удастся благополучно выбраться из передряги с превращением в макаку. Ко всему прочему, старый матрос теперь знал, что перед ним была ненастоящая обезьяна, и потому относился к Тэцудзи с бо́льшим вниманием, чем того требовало бы обычное животное.