Словно повинуясь воле Дзиэна, который всё ещё что-то напевал себе под нос, из-под земли начали одна за другой вырастать призрачные тени.
Сначала появилось главное здание храма – то, каким оно было до пожара, с новенькой черепичной крышей и резными балками-киба́на. Потом показалась тонкая фигура послушника, который потушил все свечи на алтаре, закрыл за собой двустворчатые двери и ушёл.
Сразу после из-за священного дерева сакаки показался какой-то человек, скрывающий своё лицо под платком. Он сломал замок единственным взмахом руки, и отчего-то от одного лишь взгляда на бледную тень этого человека по спине Уми пробежал холодок. Точно такое же ощущение чуждого присутствия охватило её на набережной, когда она только услышала звон пожарного колокола…
С помощью колдовства Дзиэна земля показывала всё, что видела. Глаза старика были плотно сомкнуты: видимо, магия требовала его полной концентрации. Теперь Уми поняла, зачем каннуси потребовалась её помощь, и потому сосредоточилась на видении с куда большим усердием.
Взломщик тем временем зашёл в храм. Он некоторое время бродил внутри, рассматривая содержимое небольших ларчиков, стоявших вдоль стен. Особенно пристальному осмотру взломщик подверг резьбу на стенах и потолке храма.
Но его проникновение в храм всё же не осталось незамеченным. К взломщику подошёл старик – должно быть, тот самый каннуси Кодо, о котором говорил Дзиэн. Какое-то время они просто разговаривали, но о чём, теперь оставалось лишь гадать – в видении, которое показывала земля, не было слышно ни единого звука.
Вдруг взломщик схватил каннуси за грудки и отбросил в сторону так легко, словно то был не живой человек из плоти и крови, а лёгкая бумажная кукла.
Не успел старик подняться на ноги, как взломщик выпустил каких-то насекомых из клетки, притороченной к поясу. Приглядевшись внимательнее, Уми поняла – то были бабочки. С их крыльев на стены перебросилось пламя, и вскоре святилище было полностью охвачено огнём.
Колдун же вышел наружу – похоже, пламя не причинило ему никакого вреда, – даже и не подумав прихватить с собой священника. Теперь Уми порадовалась, что в видении не было слышно звуков. Но, должно быть, старик всё-таки кричал, потому как навстречу взломщику кинулся послушник, которому на вид было не больше тринадцати.
Но взломщик ловко увернулся от нападения и стегнул мальчика невесть откуда взявшейся цепью. Она была словно живая: куда бы ни бежал мальчик, цепь всюду нагоняла его.
Вдруг взломщик замер: похоже, платок на его лице был завязан некрепко и потому упал. В этот миг послушник как раз оглянулся на него, и взломщик стегнул мальчика цепью прямо по лицу. Послушник упал и больше не шевелился, а взломщик поднял упавший на землю платок, снова повязал его на лицо и принялся спокойно дожидаться, пока догорит пламя. Затем он окинул взглядом обгоревшие обломки, словно искал что-то. Другие послушники тем временем оттащили своего пострадавшего товарища в сторону, но взломщик не удостоил их и взглядом…
Каннуси Дзиэн вдруг застонал и пошатнулся. Должно быть, колдовство отняло у него много сил. Уми едва успела подбежать к нему и удержать за плечи.
Неожиданно под другую руку старика подхватил кто-то ещё. Уми посмотрела на так вовремя подоспевшего помощника и встретилась с изумлённым взглядом Ямады.
– Теперь ясно, откуда исходила такая сила, – проговорил Ямада, окинув взглядом последние синеватые искры, всё ещё мерцавшие в воздухе даже после того, как истаяло видение. – Но вы-то что здесь делаете, молодая госпожа Хаяси?
– Я помогала почтеннейшему.
Старик закивал, подтверждая её слова. Он всё ещё нетвёрдо держался на ногах, и потому Ямада помог ему дойти до ближайшего дерева. Опустившись на землю, Дзиэн тяжело прислонился к стволу.
Про фонарик, похоже, старик напрочь забыл, и поэтому Уми подняла его, отряхнула от земли и пепла, которым чуть занесло бумажные бока ёкая. На сей раз дух не стал противиться, когда Уми взяла его в руки, а, наоборот, довольно закряхтел, словно ему было приятно её внимание. Своей переменчивостью ёкаи напоминали людей: чем дольше Уми общалась и с теми, и с другими, тем меньше между ними она замечала разницы…
Сняв с пояса флягу, вырезанную из тыквы-горлянки, Ямада дал Дзиэну напиться.
– М-да, совсем плох я стал, – посетовал Дзиэн, утирая рот рукавом своего белого одеяния. Похоже, ему и впрямь стало значительно лучше, потому как он внимательнее вгляделся в Ямаду. – Я чувствую на тебе отпечаток знакомой силы. Скажи, не учился ли ты у светлейшего Гёки, да сбережёт его душу Милосердный Владыка?
– Откуда вы знаете учителя? – от волнения голос Ямады стал ещё ниже. Уми с удивлением посмотрела на него: неужели одно лишь упоминание имени наставника могло повергнуть человека в такое изумление?
– Когда-то, как и ты, брат мой, я тоже постигал учение под началом Светлейшего, – со слабой улыбкой ответил старик. – Как радостно встретить в миру собрата по пути!
Ямада лишь низко поклонился Дзиэну в ответ. В неверном свете, исходившем от духа-фонарика, глаза его заблестели чуть ярче.
– О каком учении вы говорите? – спросила Уми.
– Простите, мы не можем ответить на этот вопрос, – покачал головой Ямада. – Непосвящённым не положено знать даже имя нашего учителя, и потому мы надеемся, что молодая госпожа сохранит эту тайну.
Уми кивнула, и на этом Ямада успокоился.
– Расскажи, – голос старика всё ещё был слабым и надтреснутым, но в глазах его сверкала решимость, когда он перевёл взгляд на Уми. – Расскажи, что тебе показала земля.
Пока Дзиэн отдыхал, Уми поведала обо всём, что происходило в видении, стараясь ничего не упустить. Но чем дольше она говорила, тем мрачнее становилось лицо каннуси. Ямада не спешил уходить: он стоял рядом, понурив голову, и тоже внимательно слушал.
Когда Уми закончила свой рассказ, Ямада проговорил:
– Если этот отступник и впрямь что-то искал, то почему он начал поиски уже после того, как сжёг святилище?
– Истина всегда является в пламени, – тихо проговорил Дзиэн. – То, что искал этот отступник, могло проявить себя только в огне, и он об этом знал.
– О чём вы говорите? – Уми с непониманием переводила взгляд то на каннуси, то на монаха. – Что ещё за отступник?
Старик не спешил отвечать, погрузившись в раздумья. Он то хмурился, невидящим взглядом уставившись на припорошённую пеплом траву, то крепко сжимал челюсти, отчего лицо его делалось совсем строгим и древним.
Когда стало ясно, что никаких разъяснений Дзиэн давать не собирается, Ямада заговорил:
– Чтобы объяснить, кто такие отступники, нужно начать издалека. Существует шесть стихий, через которые животворящая сила ки может проявлять себя в мире, – это земля, вода, огонь, воздух, дерево и металл. Каждый, в ком от рождения пробуждалась способность к овладению колдовством, должен заручиться поддержкой одной из стихий, чтобы научиться взаимодействовать с ней и черпать от неё силу.
– Каннуси Дзиэн использует силу земли, – задумчиво проговорила Уми. – А к какой стихии обращаетесь вы, Ямада?
В ответ он лишь протянул ей раскрытую ладонь, на которой тут же вспыхнул яркий язычок пламени. Ямада неотрывно смотрел на огонёк, и он становился всё больше, пока в конце концов не принял форму огненного цветка, напоминавшего лотос. Затем огонёк резко взмыл с ладони Ямады и принялся описывать круги возле Уми, превращаясь то в огненную птицу, то в длинного, словно змея, дракона. Уми не могла оторвать от огонька глаз: таких чудес ей ещё не доводилось видеть!
– Как красиво, – прошептала она. На какой-то миг захотелось коснуться гребня огненного дракона, но Ямада вовремя успел перехватить её руку.
– Никогда не трогайте колдовское пламя, – предостерёг он. – Как и драконий огонь, оно будет гореть до тех пор, пока не сожжёт дотла то, к чему однажды прикоснулось.
В подтверждение своих слов Ямада кивнул в сторону обгоревшего остова храма, который безмолвной и скорбной тенью возвышался за их спинами. Уми содрогнулась, осознав, в какой опасности она только что находилась.
– Пока я рядом и контролирую свои силы, огонь не причинит вам вреда, – словно прочитав её мысли, поспешил успокоить Ямада. – Я лишь предостерёг на будущее, если однажды вам снова доведётся столкнуться с колдовским огнём.
Уми лишь кивнула в ответ, надеясь, что этого никогда не случится.
Ямада тем временем продолжал:
– Чем дольше люди совершенствовали свои знания о колдовстве, тем лучше они сознавали, какой опасной оказалась одна из стихий. В отличие от огня, воды, земли, дерева и воздуха, металл мог только накапливать ки, а вот отдавал её крайне неохотно. Металл оказался самой негармоничной среди всех стихий и потому был опасен. Сегодня он мог одарить колдуна невероятной силой, а завтра убить его за малые крохи магии, которую человек попытался бы взять взаймы.
– Значит, колдуны не могут брать магию из ниоткуда, а только черпать её из природы? – уточнила Уми.
Ямада кивнул.
– И да, и нет. У каждого живого существа есть свой запас жизненной силы, и чем его больше, тем дольше длится его существование. Если использовать для колдовства только свой запас, то долго не протянешь: даже простое заклинание требует много сил. Поэтому колдуны обращаются к стихиям: с их помощью можно совершенствовать свои знания о мире и оттачивать владение магией. Но и у этого обращения есть своя цена: за «подпитку» у стихии колдуны расплачиваются собственными жизненными силами. Сколько отнял ты у природы, столько и должен ей отдать. На законе гармонии зиждется наш мир.
– А отступники нарушают его, – пробормотала Уми. Перед её внутренним взором возникло видение, как легко взломщик сломал замок на дверях храма и как двигалась цепь, подчиняясь воле колдуна, словно она была живым существом…
– Вы всё поняли правильно, молодая госпожа Хаяси. Чем больше становилось людей, которых прельщала сила металла, тем больший разлад воцарялся в мире. К тому же многие колдуны гибли во цвете лет, пытаясь овладеть силой металла, и потому мудрейшие среди нас однажды приняли решение отказаться от взаимодействия с этой стихией.