Вот только долго ли продлится его расположение – особенно когда мальчик узнает, что Уми видит духов? Она постаралась отогнать от себя эту мысль: если уж новенького не оттолкнули слова других, что она «ведьма», то историй про призраков и духов он не испугается и подавно.
– Далеко живёшь? – тем временем поинтересовался мальчик, пытаясь заглянуть Уми в глаза. – Давай провожу, чтобы они к тебе снова не пристали.
– Спасибо, мы уже почти пришли, – Уми указала на поросший лесом склон, на котором стояла усадьба Хаяси. – Мой дом прямо за этими деревьями.
– Ух ты, так мы с тобой, выходит, соседи! – обрадовался мальчик. – Я живу чуть дальше по улице. Ты мой дом запросто найдёшь – у нас весь забор глицинией зарос!
– Должно быть, весной там очень красиво, – не смогла сдержать улыбки Уми. Цветы она любила, особенно весенние.
– Не знаю, мы недавно туда переехали. – Мальчик смущённо почесал затылок. – Но я бы очень хотел посмотреть вместе с тобой, как цветёт глициния!
– Хорошо, – согласилась Уми. Новый знакомый ей понравился, и она была не против увидеться с ним ещё.
– О, чуть не забыл, – спохватился мальчик. – Меня зовут Дзёя, а тебя?
Уми открыла было рот, чтобы представиться в ответ, и замерла. За спиной мальчика возвышался тот самый страшный дух, от которого она столько бегала. Глаза его с жадным интересом пожирали девочку, а из пасти смердело так, что у Уми на глаза навернулись слёзы.
– Нашёл, – возвестил ёкай, и на дне его глаз встрепенулись какие-то тёмные тени. – Теперь ты точно никуда не денешься!
Если бы Уми могла закричать, она бы непременно это сделала. Но в горле пересохло так, будто Уми отродясь не брала в рот ни капли воды. Поэтому она крепко зажмурилась, чтобы не видеть, как злобный дух приближается к ней…
Но когда Уми открыла глаза, перед ней был знакомый потолок, который она видела перед собой вот уже почти двадцать лет своей жизни. Хвала Дракону, это оказался сон, и она была дома!
Уми с трудом перевела дух. Она давно не вспоминала свои детские годы, и уж тем более воспоминания о прошлом не преследовали её во снах. Но сегодняшнее видение было таким реальным, что Уми до сих пор чувствовала запах реки, саднящую боль в плече, куда попал камень, и видела щербатую рожу ёкая, который уже разинул пасть, готовясь наброситься на неё.
Если подумать, с того самого дня тот дух оставил её в покое. Это было странно, ведь прежде он настойчиво преследовал Уми. Должно быть, что-то отвадило ёкая от неё. Но что?
Уми прикрыла глаза, пытаясь восстановить в памяти только что увиденный сон – не может быть, чтобы всё оборвалось вот так! Там явно должно было произойти что-то ещё… Но чем сильнее она пыталась сосредоточиться на увиденном, тем бледнее становились отголоски сновидения. Лишь лицо того мальчика, Дзёи, оставалось всё таким же чётким, словно и не было всех этих лет, навсегда разделивших двух старых друзей.
Год, когда Уми минуло шесть, выдался нелёгким. В ту пору мать уже бросила их, и Уми тяжело переживала эту потерю. Но разделить свою боль с отцом она не могла – Итиро Хаяси был вечно занят делами клана. Даже если его и одолевали какие-то тревоги, он не делился ими ни с кем, тем более с дочерью. Поэтому общение с Дзёей оставалось для Уми единственной отдушиной.
Но, увы, долго их дружба не продлилась. Посмотреть вместе на цветущую глицинию друзьям так и не довелось: семья мальчика вскоре снова куда-то переехала, и с тех пор о них ничего не было слышно. А когда Уми пыталась разузнать что-то об этой семье, никто ничего не мог вспомнить, словно этих людей никогда не существовало.
Время неумолимо бежало вперёд. Уми взрослела, в её жизни появлялись новые люди, и воспоминания о Дзёе постепенно стали блёкнуть. К тому же Уми настолько рьяно пыталась стереть из памяти всё, что связано с матерью, что эта участь могла постигнуть и тёплые воспоминания о первом и дорогом друге.
Но этот сон перевернул всё с ног на голову, словно глубокие воды памяти вдруг разошлись на время, явив то, что много лет покоилось на самом их дне.
Во́ды… Уми вдруг припомнила слова Дзиэна, которые он произнёс вчера, прежде чем начать колдовать: «Земля, дочь моя, как и вода, помнит всё». Тогда она не придала им значения, но теперь отчего-то слова эти живо отозвались в сердце…
Охваченная страшным волнением, она вскочила и принялась одеваться. Её вдруг озарила одна догадка, которую не терпелось проверить прямо сейчас, пока не прошёл запал.
Уми тихонько выскользнула из комнаты, крадучись спустилась по лестнице и вышла в сад. Усыпанная росой трава холодила босые ноги – Уми так спешила, что даже не захватила из прихожей сандалии. Предчувствие, что она вот-вот прикоснётся к какой-то большой и важной тайне, гнало Уми прямо вперёд, к небольшому пруду, который находился в дальней части сада.
Но стоило ей замереть у самой кромки пруда, как от предвкушения волнующего открытия, от которого так трепетало сердце, не осталось и следа. Вся важность слов старого каннуси будто куда-то улетучилась – развеялась вместе с утренней дымкой.
– Тогда что это вообще было? – проворчала Уми.
Что-то внутри клокотало от едва сдерживаемой досады, и потому Уми отвела душу, пнув небольшой камешек. Тот с тихим плеском исчез в глубине пруда. Уми с безразличием смотрела на то, как расходятся круги на воде и как они разглаживаются.
Но светлое пятно, вдруг мелькнувшее у самой поверхности, заставило её всмотреться внимательнее.
Поначалу в отражении она увидела только своё лицо, но в следующий миг девушка в пруду улыбнулась ей и поманила за собой – хотя Уми готова была поклясться именами всех ками, каких смогла бы припомнить, что на лице её не было ни тени улыбки…
Не успела она оторвать взгляд от странного наваждения, как босая нога заскользила по влажной траве, и Уми, не сумев удержать равновесие, полетела прямо в пруд. Ей показалось, что кто-то окликнул её – но из-за громкого всплеска, с каким она погрузилась в воду, утверждать этого наверняка Уми не могла.
Вода в пруду оказалась ледяной. Это было странно: ночи пока ещё стояли не настолько холодные, чтобы она успевала так промерзать. Выходит, пруд всё-таки был проточным, что бы там ни говорил отец, ведь воды Ито текли с самой горы Санхо и потому даже летом оставались ледяными.
Насквозь промокшая одежда камнем потянула Уми вниз. Она ожидала, что вот-вот ноги коснутся илистого дна, но пруд оказался гораздо глубже, чем предполагала Уми. Плавать она умела и потому принялась усиленно грести и работать ногами, но светлое пятно утреннего неба, мерцавшее над головой, не становилось ближе.
В ушах зашумело, грудь стало сдавливать от нехватки воздуха. Что не так с этим прудом? Неужели тут поселился ка́ппа, решивший закусить человечиной на завтрак?
Вокруг Уми и впрямь стали мелькать какие-то смутные тени. Они не приближались, но даже от одного взгляда на них отчего-то бросало в дрожь. Ёкаи? Но как они пробрались сюда, если усадьба была под защитой О-Кин? Дзасики-вараси не терпели чужаков на своей земле: даже Сана О-Кин приняла холодно. А тут целый сонм зловредных маленьких духов, которые заманили Уми в этот пруд, и она, как распоследняя дурочка, попалась на их уловку…
Когда одна из теней всё же коснулась Уми, перед её внутренним взором возникло видение. На берегу пруда – ровно на том же месте, где совсем недавно стояла сама Уми, – сидела молодая женщина в жёлтом кимоно с дорогим поясом, расшитым серебряной нитью. На руках она держала ребёнка, одетого в яркое детское платьице, и что-то ласково пела, но слов Уми разобрать не могла. Нежное лицо женщины, озарённое улыбкой, было прекраснее лунного света, отражавшегося в водах Ито, и Уми вдруг узнала его…
«Я не хочу видеть это, отпусти меня!» – взмолилась она, сама толком не понимая, к кому обращается. Уми по-прежнему не оставляла попыток выплыть на поверхность, но с каждым мгновением силы покидали её. Всё новые и новые тени касались рук, лица, спины – и всё новые наваждения одолевали Уми. Они закружили её в ярком вихре – всё слилось в сплошную полосу ослепительного света. Голоса людей, что являлись Уми, превратились в неразборчивый гул.
Чем сильнее пыталась она сопротивляться окружившим её теням, тем ближе наступали они, тем настойчивее пытались коснуться. Неожиданно перед Уми возникла тень, отличавшаяся от остальных, – она отдалённо напоминала человеческий силуэт. Откуда-то Уми знала: она не должна дать этой тени коснуться себя. Но к тому моменту силы окончательно покинули её – она не могла больше сопротивляться воде, утягивавшей всё глубже.
Не смогла Уми противиться и тени, которая вдруг схватила её за ворот рубахи и притянула к себе. Только теперь Уми заметила, что у тени были глаза. Словно два бездонных колодца, они пытались затянуть Уми в свою тьму и не дать ей выбраться обратно к свету…
Очнулась Уми оттого, что начала кашлять водой. Горло раздирало так, будто бы она наелась гвоздей. Почувствовав, что задыхается, Уми дёрнулась вперёд и ударилась лбом обо что-то твёрдое и тёплое.
– Ай, – пробасил кто-то совсем рядом. – Молодая госпожа Хаяси, вы в порядке? Слышите меня?
Уми обнаружила, что лежит на траве. Её трясло от холода, мокрая одежда неприятно липла к телу, а глаза и нос щипало так, будто она вдохнула какой-то ядовитый порошок. На деле она просто наглоталась воды и чуть не утонула в старом пруду.
Уми согнулась в новом приступе кашля – то отходила вода, отдававшая затхлой вонью пруда. Только после этого Уми удалось разогнуться и посмотреть на говорившего.
Им оказался Ямада – такой же мокрый, как и она сама. Он потирал лоб, в который, похоже, врезалась Уми, когда очнулась. Что он делал здесь в такую рань? И как ему удалось вырвать её из лап той жуткой тени?
Уми открыла было рот, чтобы обрушить на Ямаду все накопившиеся вопросы, но она так продрогла, что у неё зуб на зуб не попадал.
– Давайте отведу вас в дом, вы совсем замёрзли. – Ямада ухватил её под локоть и помог подняться. – Нужно скорее найти вам сменную одежду.