А чего ещё может пожелать мертвец, как не вернуться к жизни – той жизни, которую он захочет?..
Погрузившись в размышления, Рюити прохаживался по балагану и невидящим взглядом смотрел, как ведутся приготовления к празднику. Несколько работников протягивали гирлянду из бумажных фонариков над главной «улицей», которая вела от ворот балагана до самых подмостков. Со всех сторон доносились обрывки фальшиво и наспех сыгранных мелодий – то артисты готовились к выступлению. Кто-то репетировал танцевальные движения, откуда-то издалека долетел чистый голосок Доко – должно быть, они с дедом Исао тоже решили повторить свой номер.
Госпожа Тё всё не показывалась, что не могло не вселять надежду на то, что до самого праздника Рюити не будет иметь счастья лицезреть её опостылевшую маску. Должно быть, вчерашний визит к градоправителю Ганрю сильно утомил патронессу. В последние годы она редко куда-то выбиралась, а после всегда отсиживалась у себя, восстанавливала силы…
Из размышлений Рюити вывело лёгкое прохладное прикосновение к щеке. Скосив глаза, он увидел синеватый отблеск, исходивший от крылышек мотылька – то пришло известие от Нобору.
Сделав вид, что хочет почесать висок, Рюити незаметно и осторожно поймал мотылька в кулак и зашёл в ближайший шатёр, где только начали выставлять чучела диковинных зверей, привезённые из-за моря. От самого порога на него оскалилось какое-то змееподобное чудовище с шипастой головой. Рюити порадовался, что эта тварь давно издохла и теперь никому не сможет причинить вреда.
Убедившись, что в шатре он был один, Рюити разжал кулак. Мотылёк, трепеща крылышками, завис в воздухе прямо на уровне его глаз.
– Я – Рюити Араки, – вполголоса, но твёрдо произнёс он имя, под которым его знали в балагане, но которое ему не принадлежало. Но мотыльку-почтальону достаточно было услышать имя получателя, чтобы передать послание. – А теперь говори.
По тельцу и крылышкам мотылька прокатилась волна синевы, и в шатре раздался бесплотный голос Нобору:
– Господин А-араки, вы ве-елели сказать, когда ка-аннуси отлучится. Он только что у-ушёл, и никого здесь бо-ольше нет, в святилище пусто…
Когда сообщение прозвучало полностью, мотылёк вдруг вспыхнул и обратился в прах. Рюити едва успел подставить ладонь, чтобы собрать всё до последней крупицы: прах мотылька-почтальона был ему ещё нужен.
Недолговечное это было колдовство, что поделать. Но свою работу оно выполняло исправно – наверняка с тех пор, как Нобору отправил мотылька, прошло не больше нескольких минут. Кровь, оживившая насекомое, наполнила его силой, которая давала возможность быстро перемещаться на небольшие расстояния. Даже птице потребовалось бы больше времени, чтобы добраться до балагана, поэтому это заклинание было просто незаменимым.
Особенно для того, кто планирует совершить очередной поджог святилища – и на сей раз избежать ненужных жертв и свидетелей.
Никем не замеченный – пока что приготовления к празднику шли своим ходом и вмешательство хозяина балагана не требовалось, – Рюити выскользнул из шатра и поспешил к себе. Вряд ли каннуси осмелился бы оставить святилище без присмотра надолго, так что дорога была каждая минута.
Откинув полог своего шатра, Рюити плотно завесил его. Не разжимая кулака, чтобы не просыпать пепел, оставшийся от мотылька, он прижал его к цепи, спрятанной в складках пояса, а свободной рукой плавно провёл по пологу сверху вниз. Губы Рюити зашевелились, на дне тёмных глаз блеснул и тут же погас синеватый отблеск.
Рюити не хотел, чтобы его отсутствие заметили, и потому придумал, как обезопасить себя. Теперь любого, кто подойдёт к пологу шатра в его отсутствие и попытается войти внутрь, будет ждать иллюзия строгого голоса Рюити Араки, который велит визитёру подыскать более удачное время для разговора. Конечно, особенно настырные посетители, прорвавшись внутрь, будут крайне удивлены, не обнаружив хозяина балагана на месте, но от колдунов, говорят, и не такого можно было ожидать…
Он достал из рукава точно такое же зеркальце, которое утром вручил Нобору, и положил его на комод. На стекло Рюити аккуратно высыпал пепел мотылька – он припорошил зеркало, словно лёгкий налёт пыли.
Теперь следовало позаботиться о внешнем виде. Рюити присел и выдвинул самый нижний ящик комода, где лежали аккуратно сложенные застиранные и латаные рубахи и старые кимоно неопределённого цвета – так сильно они когда-то выгорели на солнце. Кем были предыдущие владельцы этих вещей, Рюити не интересовало – как и Нобору, которого он раз за разом посылал к старьёвщику, чтобы пополнить запасы неприметной одежды. Помощник не задавал лишних вопросов и неизменно возвращался с целым узлом кимоно, рубах и даже штанов-хакама, которые ещё совсем недавно носили другие люди.
Никто не должен был узнать, что молодого хозяина балагана видели возле очередного сгоревшего святилища. А кто станет присматриваться к крестьянину в лохмотьях, спокойно бредущему вдоль дороги с котомкой за плечами и кланяющемуся всем хорошо одетым прохожим?
Переодевшись и низко надвинув на лицо соломенную шляпу, Рюити прицепил к поясу клетку с бабочками-огнёвками, которых брал с собой на каждое дело – именно так он называл поиски Глаза. Самому управиться с огнём Рюити было бы не по силам: стихия металла, к которой он обращался при колдовстве, была слабее огня. Так что в особых случаях приходилось использовать заклинания, придуманные госпожой Тё. Магия крови давала ей возможность равным образом обращаться ко всем стихиям, но ни одну из них патронесса не слышала так же ярко, как Рюити ощущал зов металла…
Наконец, когда со сборами было покончено, Рюити склонился над зеркалом, усыпанным прахом, и прошептал:
– Укажи мне путь.
От его дыхания прах, усыпавший стекло, не разлетелся, а наоборот, будто бы провалился внутрь. По зеркалу прошла рябь, словно по шёлковой ткани, и затем в глубине его что-то замерцало. Это не было отражением глаз Рюити – нет, то было нечто иное, более глубокое и древнее, чью смутную тень можно увидеть на дне старого пруда или в глубине остекленевших глаз мертвеца.
Госпожа Тё несколько лет назад показала ему эту дорогу, которую называла Тропой Осколков.
«Знаешь, почему люди избавлялись от зеркал, принадлежавших когда-то умершим? – говорила она. – Они верили, а многие и продолжают верить до сих пор, что тень усопшего может поджидать тебя в отражении такого зеркала – и утянуть за собой. Зеркала, как и вода, обладают памятью, Рюити, только не такой долговечной. Стоит тебе оказаться по ту сторону зеркала, как на нём тут же начнёт змеиться первая трещина. И чем дольше пробудешь внутри, чем дольше проплутаешь в поисках верной дороги, что выведет тебя обратно, тем больше будет становиться этих трещин – пока зеркало не разобьётся само по себе. Если до того времени ты сумел выбраться, считай – повезло. А если нет – станешь одной из тех теней, что мелькают на самом краю видимости. Стоит только скосить глаза, и ты увидишь их – души тех несчастных, кого пожрала Тропа Осколков. И по сей день они скитаются в поисках обратной дороги – и не находят её…»
Казалось бы, не прошло и одного вдоха, как Рюити склонился над зеркальцем, – и вот он уже стоял по другую его сторону. Первая трещина с оглушительным грохотом прорезала мутную гладь стекла, за которой ещё виднелся полоток его шатра, и Рюити вздрогнул. Нужно спешить.
Прах мотылька, которым он усыпал зеркало, тоже оказался по эту сторону. Только теперь песчинки праха отливали синевой, словно искры от колдовского огня, и танцевали в окружавшей Рюити тьме. Эти искры должны были указать дорогу к другому зеркалу, которое было у Нобору. Если помощник всё сделает правильно – а он уже не раз на деле доказывал свою сообразительность, – то Рюити удастся выбраться с Тропы Осколков живым.
Искорки праха выстроились перед Рюити в некое подобие путеводной нити, ведшей всё дальше во мрак. Он следовал за ней, сосредоточившись на синеватых отблесках магии, которая умирала на его глазах с каждой затухающей во тьме искрой. Рюити вдруг с горечью подумал о том, что так, должно быть, потихоньку умирал и он сам, подтачиваемый собственным колдовством – безжалостной силой, которая только брала и почти ничего не отдавала взамен…
Вскоре откуда-то сбоку послышался недовольный бубнёж, но Рюити даже бровью не повёл, чтобы не отвлекаться и не упустить из виду тропу. Ещё немного, и отдалённый гул чужих голосов начал доноситься отовсюду – то были люди, находившиеся по ту сторону всех зеркал, что встречались Рюити на пути. Госпожа Тё учила не вглядываться и не вслушиваться в то, что показывали зеркала, – это лишь отняло бы драгоценное время, которого на Тропе Осколков и так было отмерено немного, и наверняка сбило бы с пути.
И Рюити продолжал идти. Синие искры рассыпались перед ним и таяли, словно россыпь Чешуи Сэйрю, которую они с патронессой нашли далеко в горах много лет назад.
Наконец он услышал то, чего так ждал. Сначала голос больше напоминал тихий шёпот, который слышишь на краю сознания, когда мучаешься от горячки. Шёпот этот вплетался в доносившееся со всех сторон бормотанье, и потому Рюити не сразу удалось разобрать в нём имя, которое ему не принадлежало.
Сияние искорок стало совсем уж тусклым, а где-то позади на стекле оставленного на комоде зеркала с жутким грохотом прошла ещё одна трещина.
– …дин Араки!
Рюити прибавил шаг. Впереди неясно замерцало какое-то светлое пятно – это могло быть очередное зеркало, которое следовало обойти стороной. Или же единственный выход с Тропы Осколков, по ту сторону которого его ждали Нобору и опустевшее святилище, где ему, может, хотя бы на этот раз удастся отыскать то, что помогло бы всё исправить…
– Господин Араки!
На сей раз Рюити узнал голос помощника – Нобору в точности исполнял то, что ему велели, и звал его не переставая.
Светлое пятно становилось всё ближе, и теперь сомнений в том, что голос Нобору исходил именно оттуда, у Рюити не оставалось. Искр на его пути больше не было – прах мотылька, оживлённого кровью Нобору, окончательно рассеялся во тьме Тропы Осколков. Но свою задачу он выполнил и довёл Рюити почти до самого конца пути.