– Вот, с одной стороны, мне грустно, что ты теперь реже к нам заглядываешь, – обратилась старушка к Уми, пока они поднимались по лестнице. – Но всё же я рада, что ты больше не работаешь в игорном доме. Плохое это занятие для молодой девицы – пусть и бойкой, как ты. Да и жениха там хорошего не сыщешь…
Уми усмехнулась. Она хотела было сказать бабушке Абэ, что та несколько заблуждается, ведь к ней вчера посватался Ёсио. Но старушка к тому моменту уже отвлеклась и объясняла Дзиэну, где на внутреннем дворе находится баня и куда лучше вешать одежду, чтобы она быстрее просохла.
Что ж, скоро новость о её свадьбе ни для кого в Ганрю не будет секретом. То-то бабушка Абэ обрадуется: она всегда переживала за Уми, как за свою родную кровь…
– У нас тут всё прилично, так что за сохранность вещей можете не переживать, почтеннейший, – тем временем бодро трещала бабушка Абэ. Дзиэну пришлось снять свою чёрную «журавлиную» шапочку, чтобы та ненароком не задела светильники, висевшие под низеньким потолком коридора, и только теперь Уми заметила, что голова старика совершенно лысая.
Комната, в которую бабушка Абэ собиралась поселить Дзиэна, была совсем небольшой, но опрятной и чисто прибранной: старушка всегда следила за порядком.
– Я бы и рада предоставить вам комнату побольше, почтеннейший, но пока это лучшее, что «Тануки» может предложить, – запричитала бабушка Абэ, на что Дзиэн заверил её, что его всё устраивает.
– К тому же это лишь на время, – добавил старик со слабой улыбкой.
Уми с беспокойством покосилась на каннуси. Как долго ему удастся скрываться здесь от глаз отступника? Что с ним станет, если враг всё-таки доберётся до него? Размышлять о подобном исходе совершенно не хотелось, и Уми помотала головой, пытаясь отогнать от себя все дурные мысли, неотступно лезущие в голову.
Устроив нового гостя, бабушка Абэ сказала, что скоро пришлёт кого-нибудь с чаем и закусками, а сама откланялась и скрылась в коридоре. Старик с тяжёлым вздохом опустился на татами и положил свой посох рядом. Уми и Ямада сели напротив него. Спина монаха была прямой и напряжённой, словно он проглотил бамбуковый шест.
– И что теперь? – не выдержала Уми, когда поняла, что никто из мужчин не собирается начинать разговор. – Раз святилище Луноликой Радуги сгорело, значит ли это, что отступник отыскал Глаз?
– О нет, – покачал головой Дзиэн. – Моя мнительность сослужила мне хорошую службу. Я готовился к подобному исходу и потому успел спрятать Глаз. Но куда, пока не скажу, уж не обессудьте. Раз отступник так быстро добрался до святилища Луноликой Радуги, напрашивается только один вывод: за мной следят. А значит, и за вами тоже. Одно лишь скажу: Глаз сейчас находится в самом безопасном месте из всех возможных. Поэтому о его сохранности пока тревожиться не стоит.
Уми не смогла скрыть охватившего её облегчения. И когда только этот хитрый старик успел всё провернуть? И что это за самое безопасное место, хотелось бы знать…
– Зато стоит тревожиться за вас, – глухо проговорил Ямада, нахмурившись. – Если отступник узнает, где вы скрываетесь, он не оставит вас в покое.
– Даже если и так, я с достоинством приму свою судьбу. – Взгляд Дзиэна был ясным и спокойным – должно быть, он и впрямь не боялся встречи с колдуном-отступником и того, что она могла за собою повлечь. – Вам же, дети, следует как можно быстрее разобраться с проклятием, пока оно не набрало силу. Уми, позволишь взглянуть на твою руку?
Она кивнула и придержала рукав рубахи левой рукой. Дзиэн и Ямада склонились над её предплечьем, и под их внимательными взглядами проклятую метку начало неприятно покалывать.
– Татари, – снова повторил Ямада, и только теперь Уми поняла, что он имел в виду. Метка и впрямь принимала форму иероглифа «проклятие»[21]. Пока что явно проявилась на коже лишь верхняя часть иероглифа, и Уми боялась даже помыслить о том, что с ней будет, когда он станет виден полностью…
Горло сдавил спазм, а ладонь, в которой она всё ещё сжимала рукав, покрылась липким холодным потом.
– Что со мной будет, когда… – Уми не смогла договорить, но каннуси, похоже, и без того понял, что она имела в виду.
– Мы этого не допустим, – мягко ответил Дзиэн и по-отечески улыбнулся Уми. – Есть множество разных способов, чтобы снять проклятие. И один из них мы испробуем прямо сейчас.
С этими словами старик кивнул Ямаде. Тот отстегнул от пояса наполненную водой флягу из тыквы-горлянки и поставил её перед Уми.
– Зачем это? – недоумевала она.
– Любое колдовство начинается с призыва той стихии, у которой ты черпаешь силу, – терпеливо пояснил Дзиэн, словно поучал молодого послушника. – А исходя из наших с братом Горо общих наблюдений, твоя стихия – вода.
– Что значит моя? Одно непреднамеренное купание в пруду ещё ничего не значит.
– Стихия отзывается на зов вашей силы, – проговорил Ямада. – У меня с огнём было примерно так же. В моём присутствии свечи на алтаре начинали гореть ярче, а однажды, когда я был страшно зол, огонь в жаровне, рядом с которой я стоял, вспыхнул чуть ли не до потолка.
– Земля начинала дрожать под ногами моих обидчиков, – тут же подхватил Дзиэн. – А иногда они даже проваливались – кто по щиколотку, а кто и по колено.
Лицо Уми вытянулось от изумления, и старик, рассмеявшись, добавил:
– Скажем так, намеренно я никогда этого не делал. В конце концов каннуси приносят клятву не обагрять руки кровью людей и дружественных духов. Но порой стихия сама отзывается на самые глубинные наши желания, что ещё раз подтверждает простую и древнюю как мир истину – любое наше намерение имеет силу.
Уми вдруг припомнила, как вода из каменной чаши для омовений при святилище Поющих Сверчков окатила фонарика Бура, пытавшегося укусить её.
«Вода защищала меня», – осознала Уми, и отчего-то её охватила благоговейная дрожь. Выходит, именно зов стихии привёл её этим утром к пруду. Уми хотела заглянуть в прошлое и найти там ответы, и вода, как могла, попыталась помочь ей. Те сущности, должно быть, и впрямь были посланниками водной стихии: если так подумать, то как ещё могла вода говорить с человеком? Но Уми оказалась слишком слаба, чтобы справиться с обрушившейся на неё силой. Не подоспей Ямада к пруду, кто знает, что бы с нею стало…
Монах смотрел на неё, словно чувствовал, в каком направлении движутся мысли Уми. И она заговорила, пытаясь облечь в слова то, что беспокоило её больше всего остального:
– Разве может нечто настолько могущественное, как стихия, подчиняться слабой воле человека?
– Конечно нет, – ответил Ямада. – Поэтому мы не пытаемся подчинить, а обращаемся за помощью. Меняем силу на силу, если говорить по-простому.
– Гармония? – Уми догадалась, к чему клонил монах, и тот кивнул, улыбаясь.
– Вы быстро учитесь, молодая госпожа Хаяси.
– Вот и я говорю, с её обучением не будет проблем, – отметил Дзиэн, перекатывая в ладонях откуда-то взявшийся мешочек. Уми готова была дать палец на отсечение, что в мешочке этом была земля.
После слов старика лицо Ямады тут же помрачнело. Так блики солнца на водной глади прячутся, стоит только набежать плотной туче, готовой вот-вот пролиться дождём. Была ли резкая перемена настроения Ямады связана с тайной, которую он столь ревностно оберегал? Уми чувствовала, что не всё так просто. Быть может, однажды ей удастся добраться до истины. Но прежде следовало подумать о более насущных вещах.
Например, о том, как избавиться от смертельно опасного проклятия.
Тем временем Ямада достал из рукава коробок спичек. Дзиэн продолжал перекатывать в руках мешочек – вот только теперь глаза его были закрыты, и он что-то тихонько бормотал себе под нос:
– О, Цути-я, – разобрала Уми уже знакомое ей слово. Она слышала его у сгоревшего святилища Поющих Сверчков, когда старик призывал на помощь силу земли. Теперь, похоже, он делал то же самое.
Ямада чиркнул спичкой о коробок, и на её кончике заплясал яркий огонёк. Монах положил спичку себе на ладонь, и огонь ласково облизал его кожу, не причиняя ей никакого вреда.
– Такиби, взываю к твоей силе, – вполголоса произнёс Ямада, прикрывая веки. Огонь разгорелся ярче, и в нём то и дело начали мелькать синие сполохи. Уми так засмотрелась на них, что не сразу заметила – старик и монах уже открыли глаза и не отрываясь глядели на неё.
– Теперь твоя очередь призвать стихию, – проговорил Дзиэн, кивком указав на тыквенную флягу с водой. – Назови её имя, и она явится.
– Э-э, ладно…
Уми занервничала. Как прикажете вызывать воду? Не могла же она просто сказать: «Эй, вода, иди-ка ты…» Нет, на призыв это точно не было похоже. Скорее наоборот. К тому же Дзиэн и Ямада называли стихии земли и огня как-то по-особенному. Цути и Такиби. Земля и Костёр… Должно быть, у стихий и впрямь были свои имена, известные только колдунам.
Но ведь она-то колдуньей не была! Подумаешь, вода пару раз отозвалась на какой-то там эфемерный зов. Сознательно Уми никого не звала и звать не собиралась. А её спутники, судя по всему, совершенно не намеревались подсказывать имя стихии, к которой нужно было обратиться. Похоже, придётся как-то справляться самой.
Уми пристально уставилась на флягу, пытаясь силой мысли заставить воду проявить себя.
«Давай, ну же!» – Уми стало даже немного жарко от натуги, но фляга и её содержимое оставались недвижимы.
«Мы не пытаемся подчинить, а обращаемся за помощью», – вспомнились ей недавние слова Ямады. Раз проявленная сила воли не впечатлила стихию, можно испробовать иной способ. В конце концов хуже, от этого точно не будет. Наверное…
– Помоги мне, – прошептала Уми, прикрыв глаза, как до того делали Дзиэн и Ямада. – Прошу тебя, отзовись… Симидзу.
Имя скользнуло с её губ так же мягко, как водомерка по глади пруда. Глаз Уми так и не открыла, но откуда-то знала, что стоявшая перед ней фляга задрожала и из её горлышка просочилась округлая капля воды. Уми