протянула ей навстречу сложенные лодочкой ладони, и капля мягко опустилась в них. Это было приятнее, чем зажать пойманную бабочку в кулаке, чувствуя, как её крылышки щекочут ладони. Сейчас в руках Уми будто бы билось чьё-то настоящее живое сердце, напоенное живительным синим сиянием.
Сильное, но хрупкое: стоит чуть отвлечься и сжать ладони сильнее, как всё закончится…
– У тебя получилось, – словно откуда-то издалека донёсся одобрительный голос Дзиэна. – А теперь попроси стихию помочь тебе справиться с проклятием.
Открывать глаза совершенно не хотелось: перед внутренним взором Уми мелькали яркие синие и лазурные сполохи. Она видела силуэты Дзиэна и Ямады, окутанные этим странным и прекрасным свечением. У каннуси свет был более тёмным и глубоким, словно мерцание ночного неба. А свет Ямады был ослепительно ярким, но рваным, словно какая-то тень то и дело пыталась заслонить его, вытеснить…
Неожиданно грудь сдавила резкая боль: словно кто-то вогнал ей под рёбра нож. Уми не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть: воздух встал поперёк горла, будто она подавилась им.
Руки не могли больше удерживать воду, и та вылилась на колени. Синее свечение исчезло, словно его никогда не было. Уми резко открыла глаза и обхватила себя за горло: от охватившего её ужаса по щекам потекли слёзы.
Что с ней? Неужели она умирает?..
В глазах начало темнеть, но Уми всё-таки успела увидеть, как Ямада потянулся к ней – словно чувствовал, что она стояла на самом краю пропасти и вот-вот могла сорваться…
И в тот же миг всё закончилось. Уми надсадно и громко задышала, будто только что оббежала весь портовый квартал из конца в конец. Боль ушла так же неожиданно, как и появилась. По лицу всё ещё текли непрошеные слёзы, и Уми яростно утёрла их рукавом.
– Демоны Хякки Яко, что это было? – всхлипнула она.
– Похоже, будет сложнее, чем я предполагал, – пробормотал каннуси.
Уми посмотрела на Ямаду, но тот понурил голову, будто бы старательно избегал её взгляда. Похоже, ни он, ни Дзиэн ничего объяснять не собирались, и Уми почувствовала, как её щеки наливаются гневным румянцем.
– Та сила, которую я пыталась призвать, чуть меня не убила! И вы оба всё ещё считаете, что я не имею права знать, что со мной произошло?
Ямада почесал шею, но головы так и не поднял. Похоже, ему совершенно не хотелось объясняться, и потому эту обязанность взял на себя Дзиэн:
– Брат Горо предупреждал меня, что кто-то запечатал твою силу. Но я полагал, что это могла неосознанно сделать ты сама.
Уми уставилась на каннуси во все глаза. Слова старика огорошили её до такой степени, что весь гнев разом испарился, словно роса поутру.
– Такое иногда случается, когда молодой колдун опасается собственной силы, – продолжал объяснять Дзиэн. – Особенно если рядом нет наставника, который сумел бы помочь осознать сущность ки и наладить с ней контакт. Даже не зная толком, кто он есть, молодой колдун ощущает потоки силы, но не может дать им названия, и потому, движимый страхом, закрывается от ки – прячет силу как можно глубже, чтобы ей было труднее проявиться. Но сейчас дело в другом. Кто-то почти полностью перекрыл поток твоей силы. Запечатал её настолько крепко, что…
– Она меня чуть не убила, – договорила за него Уми. От слов каннуси у неё внутри словно что-то оборвалось. Неужели ей никогда больше не доведётся увидеть то прекрасное синее свечение, которое несло с собой колдовство? Неужто вода больше никогда не отзовётся на её зов?
Похоже, все эти мысли отразились на её лице, потому как Дзиэн добавил:
– Лишь в очень редких случаях сила может обернуться против самого колдуна и серьёзно навредить ему. То, что произошло с тобой, было скорее предупреждением.
– Но кто мог сделать это? И зачем?
– Этого я не знаю, – покачал головой каннуси. – И ни я, ни Ямада не сможем помочь тебе: снять печать может только тот колдун, который наложил её. Эх, а я-то надеялся, что сегодня нам удастся пробудить твою силу – она очень помогла бы тебе в борьбе с проклятием. Придётся поискать другой путь…
Дзиэн продолжал что-то говорить, но Уми не могла сосредоточиться на его словах. Кто-то знал о том, что в ней может пробудиться сила, и запечатал её. Но кто?
Когда в мыслях промелькнула неприятная догадка, Уми поморщилась. Даже думать не хотелось о том, что кто-то из её ближайшего окружения мог замышлять дурное и желать ей зла.
Но она всё же не смогла удержаться от вопроса:
– Скажите, каннуси, может ли это быть делом рук ёкая?
– Вы подозреваете какого-то конкретного духа? – тут же встрепенулся Ямада.
– Сначала я хочу понять, возможно ли такое в принципе, – стояла на своём Уми, не отрывая пристального взгляда от старика.
После некоторых раздумий, Дзиэн заговорил:
– Думаю, что сильному ёкаю вполне по силам перекрыть поток силы. Особенно у колдуна, чья ки ещё не успела толком проявить себя.
Уми погрузилась в раздумья. Её постоянно окружали духи, но только один из них всегда был рядом, сколько Уми себя помнила. Сильный дух, способный охранять не только целую усадьбу, но и его обитателей.
Если силу Уми действительно запечатала О-Кин, то желала ли она навредить ей или же, наоборот, хотела защитить? Но от чего?
Дальнейший разговор не клеился: и даже появление Сатору с чаем и закусками не спасло ситуацию. Уми задумчиво жевала, почти не чувствуя вкуса. Даже жареные данго, которые она так любила, на сей раз не вызывали в ней никаких чувств. Слишком много всего навалилось с самого утра: столкновение с водными сущностями, чуть не утопившими её в пруду, известие о смерти дядюшки, которая, с какой стороны ни посмотри, не походила на мирную кончину от сердечного приступа…
А новость о том, что в ней все эти годы дремала запечатанная кем-то колдовская сила, и вовсе не способствовала обретению душевного равновесия.
Ямада и Дзиэн тактично помалкивали, попивая чай. Должно быть, им обоим тоже было о чём поразмыслить, но пока Уми была только рада тому, что можно не пытаться поддерживать застольную беседу.
А когда к ним снова заглянула бабушка Абэ, чтобы узнать, как разместился её новый гость, Уми решила воспользоваться благовидным предлогом и ускользнуть вместе с ней, чтобы отвлечься хоть немного от всего произошедшего в стенах этой комнаты. Но каннуси первым попрощался с Уми – то ли почувствовал её настроение, то ли старику самому хотелось побыть в одиночестве.
Распрощавшись с Дзиэном, женщины вышли в коридор. Однако Ямада не спешил следом: похоже, хотел поговорить о чём-то с каннуси без свидетелей. Или же просто собирался в тишине и спокойствии насладиться чаем.
Решив не дожидаться монаха, Уми и бабушка Абэ потихоньку двинулись в сторону лестницы.
– Не берите денег с почтеннейшего, – начала Уми, когда они отошли от комнаты на достаточное расстояние, чтобы слова точно не достигли ушей Ямады и Дзиэна. – Все расходы по его содержанию я хотела бы взять на себя.
За время работы в игорном доме Уми удалось накопить довольно приличную сумму. Что-то она тратила на бытовые мелочи, ради которых не хотелось беспокоить отца: ни к чему Итиро Хаяси было знать, что его дочери потребовался новый пояс или шпилька. И теперь часть накоплений можно было потратить на благое дело, не прибегая к помощи отца.
– Да ну что ты, – отмахнулась старушка. – Я бы и так не стала брать с него ни сэна. Бедный каннуси, только милостью Владыки он остался жив! Как подумаю, что могло с ним случиться, останься он в святилище, и у меня аж сердце замирает от ужаса!
Они спустились в харчевню, и бабушка Абэ поморщилась, когда по улице, в опасной близости от входа и статуи пузатого тануки, пронеслись трое полицейских.
– Никакого от них толку, – покачала головой старушка и уселась за ближайший столик. – Всё стрекочут, словно кузнечики, и бегают-бегают, будто ужаленные… Но ты мне вот что скажи, отец-то твой что собирается делать с этим поджигателем?
– Не знаю, но вряд ли ему сейчас будет дело до святилищ, – вздохнула Уми. Как она ни пыталась отогнать мысли о смерти дядюшки, те всё равно настигали её так же неумолимо, как гроза посреди широкого поля мисканта, от которой негде было спрятаться…
Бабушка Абэ с понимающим видом похлопала Уми по руке.
– Весь город только об этом и гудит с самого утра. Жаль Окумуру, славный был мальчик, да обретёт его душа покой в Стране Корней! Вместе с твоим отцом они многое сделали для Ганрю…
Старушка говорила всё тише и тише, пока бормотанье не стало еле слышным, будто она принялась шептать какую-то молитву. Уми же порадовалась, что бабушка Абэ больше не стала расспрашивать о дядюшке. Она боялась, что не сумеет сдержать чувств и расплачется прямо в харчевне, на глазах у всех.
От невесёлых раздумий Уми отвлекли попавшиеся ей на глаза двое братьев из клана Аосаки, сидевшие на другом конце зала и тихонько игравшие в кости. Однако, судя по скучающему виду того якудза, который сидел лицом к Уми, это занятие им уже порядком наскучило. Почувствовав на себе взгляд девушки, мужчина тут же встрепенулся и почтительно склонил голову. Второй из братьев, обернувшись, последовал его примеру.
Глядя на них, Уми посетила одна мысль, и она поманила якудза к себе. Те, похоже, поняли, что для них появилось какое-то дело, потому как разом оживились и поспешили к столику, за которым расположилась Уми.
– Молодая госпожа Хаяси, – заговорил старший из них. У него на правой кисти был приметный шрам, оставленный мечом, и Уми вспомнила, что этого якудза она не раз видела в усадьбе. Кажется, его звали Ивамо́то. Его спутник, молодой человек лет двадцати, был ей незнаком – должно быть, поступил на службу совсем недавно. Но даже этот новенький знал, кто она такая, потому как то и дело украдкой бросал на Уми полные любопытства взгляды.
– У меня есть для вас обоих очень важное поручение. Думаю, вы слышали о том, что в нашем городе объявился поджигатель святилищ. – Якудза мрачно закивали в ответ, и Уми продолжила: – Сегодня он уничтожил ещё одно, на сей раз святилище Луноликой Радуги, что в Фурумати. Отправляйтесь туда и осмотритесь как следует. Если увидите или отыщете что-то, что покажется вам подозрительным, – докладывайте лично мне. Есть вопросы?