Единственное свидетельство нападения на градоправителя удалось отыскать на дверном косяке: то была зарубка, по-видимому, оставленная мечом – тем самым, что нашли подле тела. Остальные следы, быть может, скрыли люди из клана Аосаки, взявшие на себя устройство похорон. Или же они оказались погребены под разбросанными всюду книгами и битым стеклом, которые оставил после себя крысоподобный ёкай.
Если исключить из череды зацепок жестокое убийство помощника господина Окумуры, то всё выглядело так, будто градоправитель и впрямь скончался от сердечного приступа. Возможно, перед смертью он бредил и потому мог кричать и схватиться за меч. Но Горо отчего-то слабо верилось в такое объяснение. Судя по хмурому лицу Уми, она тоже подозревала, что со смертью градоправителя дела обстояли не так просто.
Горо всё порывался навести порядок в кабинете, но Уми поспешила отговорить его от этой затеи.
– На это может уйти слишком много времени, – объясняла она, пока они крались обратно по коридору. – Если нас застанут здесь и доложат обо всём отцу, боюсь, меня посадят под замок до самого Обона.
Так что они поспешили на кухню, где их должна была дожидаться служанка. По пути Горо объяснил, зачем ему понадобилось зеркало. Уми внимательно выслушала его, а потом проговорила:
– Раз это зеркало такое полезное, может, стоит оставить его себе? Не доверяю я ёкаям – кто знает, зачем оно вдруг могло им понадобиться?
– Я дал слово, что верну Кёсин, и нарушить его уже не смогу, – возразил Горо. – В своих обещаниях служителю Дракона следует быть честным и искренним. К тому же этот дух явно опасается своего господина. Должно быть, его накажут, если он вернётся ни с чем.
Уми недовольно поджала губы. Но возражать против решения Горо не стала, и потому больше эту тему они не затрагивали.
Горо предчувствовал, что им не удастся выбраться из особняка градоправителя так же просто, как они попали внутрь. И его опасения подтвердились, когда служанки на условленном месте не оказалось. В коридоре и ближайших комнатах не было слышно ни шороха – словно весь дом окончательно вымер.
Они прождали служанку, сколько смогли. Уми снедало нетерпение: она скрестила руки на груди и постукивала ногой.
– Чем дольше мы тут торчим, тем выше шансы, что на нас кто-нибудь наткнётся, – не выдержала она и сделала Горо знак следовать за ней. – Выйдем отсюда сами, дорогу я знаю.
Вскоре они добрались до большой комнаты с окнами во всю стену, через которую служанка провела их в особняк. Но и здесь ждала неприятная неожиданность: дверь, ведущая в сад, оказалась заперта.
– Проклятье! – в сердцах бросила Уми, стукнув кулаком по стеклу. – Делать нечего, придётся идти через парадный вход.
Уми, похоже, часто доводилось бывать в этом доме – с такой уверенностью она держалась. Горо же нескончаемые коридоры с непривычки казались похожими друг на друга: те же зеркала и картины в вычурных позолоченных рамах, те же витиеватые светильники на стенах, пышные и тяжёлые шторы, обрамлявшие каждое окно, обои с ярким рисунком… Поэтому Горо старался не отставать от Уми ни на шаг. Он боялся, что, стоит ему зазеваться, как она скроется за очередным поворотом.
Прежде Горо не доводилось бывать в таком огромном доме, и от обилия красок и блеска у него окончательно голова пошла кругом. Но, хвала Дракону, мучения продлились недолго – Уми вскоре вывела их в огромную залу с гулким каменным полом. Горо хорошо запомнил это место: здесь была массивная лестница, ведущая наверх, в спальню и кабинет покойного градоправителя. На противоположном конце залы виднелись высокие двустворчатые двери со стеклянными вставками, к которым решительным шагом направилась Уми. Похоже, это и был парадный вход.
Но не успели они преодолеть и половину огромной залы, как откуда-то со стороны донёсся нестройный хор голосов. Низкие и отрывистые, они принадлежали мужчинам и с каждым мгновением раздавались всё ближе.
Горо и Уми не оставалось ничего другого, кроме как ускорить шаг. Но вдобавок к приближавшимся голосам их поджидала новая напасть: по другую сторону входных дверей замаячили чьи-то силуэты.
Времени на раздумья или сомнения больше не осталось. Уми повернулась к нему, порываясь что-то сказать, но Горо уже взывал к силе, только и ждавшей своего часа.
Накладывать чары невидимости за годы обучения в обители Горо так и не научился. Но вот сделать так, чтобы о твоём присутствии тут же забыли, скользнув по тебе безразличным взглядом, – такого рода морок не требовал большой затраты сил и, что немаловажно в их случае, времени.
Зазвенели кольца на посохе. Жилы обожгло колдовством. Изумлённое лицо Уми словно подёрнулось дымкой. Наверняка с Горо происходили похожие перемены, потому как девушка отшатнулась от него.
– Что вы делаете? – чуть слышно прошептала она.
– Молчите, и нас не заметят, – только и успел бросить Горо, как входные двери распахнулись.
Через порог шагнул дородный мужчина в синем глэндрийском костюме, подчёркивавшем его внушительный живот. Следом за ним в залу вошли, судя по виду, его телохранители: трое неброско одетых мужчин средних лет, у каждого из которых к поясу был приторочен меч.
Горо легонько тронул Уми за локоть, и она неуверенно побрела вперёд. Толстяк только раз глянул в их сторону, когда они подошли почти вплотную к нему, а потом тут же отвернулся, приветствуя тех, кто показался из боковой двери.
– Вы как раз вовремя, господин Оха́ра, – голос мужчины показался Горо знакомым, и он чуть помедлил, высматривая говорившего. Каково же было его изумление, когда он увидел Ёсио – того самого якудза со шрамом, который вчера допрашивал его вместе с Итиро Хаяси.
Стоявшая рядом Уми тоже замерла, во все глаза уставившись на Ёсио. Но тот не обратил на неё ни малейшего внимания, и Уми чуть ли не бегом бросилась к дверям. Горо поспешил за ней: они и так задержались в особняке дольше положенного и чуть не попались.
Но перед тем как закрыть за собой дверь, Горо успел услышать обрывок фразы, произнесённой Ёсио:
– …за мной. Собрание руководства Аосаки-кай вот-вот начнётся.
Глава 20. Итиро Хаяси
В особняке Окумуры была обустроена всего одна комната в традиционном тейсэнском стиле. Сам Итиро когда-то настоял на том, чтобы друг оставил в особняке хоть какое-то напоминание о родине.
«Что подумают люди, если ты начнёшь принимать знатных гостей из столицы в глэндрийской гостиной? – наставлял его Итиро. – Они решат, что ты совсем оторвался от своих корней, и перестанут доверять тебе. Мы оба хорошо знаем, как важно держаться семьи – ну или на крайний случай создать видимость такого единения».
Окумура понимал и потому воспользовался дружеским советом. Когда Итиро приезжал к нему, старые товарищи всегда располагались именно здесь, среди расписанных горными пейзажами сёдзи, за низеньким деревянным столиком, при свете напольного светильника. Как хозяин дома, Окумура всегда сидел на почётном месте – за его спиной находилась ниша, где висел свиток со стихами и стояла небольшая курильница. Хорошенькая служанка приносила вино и лёгкие закуски и всякий раз стыдливо прикрывала улыбку рукавом кимоно, когда Итиро подмигивал ей или делал комплименты…
Но этому больше не бывать. Итиро своими глазами видел тело друга, которое вскоре должны были предать огню, и до того самого мига сердце его не могло принять, что и впрямь случилось непоправимое.
Слуги сказали, что нашли Окумуру с мечом в руках. В последние минуты своей жизни он пытался достать снадобье, которое могло бы спасти его – пускай хоть и ненадолго, но отсрочить неизбежное. Окумура сражался до конца, иначе и быть не могло. Итиро невольно испытывал гордость за друга, пускай она и омрачалась горечью потери…
За этими безрадостными размышлениями Итиро не заметил, как в особняк один за другим начали прибывать гости. Они приезжали кто поодиночке, кто в сопровождении охраны, следовавшей за ними, словно тени. Стук раздвижных дверей не смолкал ни на минуту, впуская в комнату новоприбывших. Каждый из них подходил к главе клана засвидетельствовать своё почтение и выразить соболезнования по поводу скоропостижной кончины градоправителя. В Ганрю все знали, что Итиро Хаяси и Ёритомо Окумура были большими друзьями.
Люди Итиро сновали туда-сюда, помогая немногочисленной прислуге особняка накрыть длинный стол с поминальными закусками и прохладительным питьём. Хорошо, что Томоко и Ёсио тоже были сегодня здесь: без их помощи Итиро не удалось бы так споро всё устроить.
Притащился и Безухий Уэда. По правде сказать, данное ему прозвище было не совсем верным: Уэда лишился только одного уха. Ещё во время войны между кланами за раздел власти, когда Итиро только стал новым главой Аосаки-кай, Уэду поймали якудза из враждующего клана и отрезали левое ухо. С тех пор много воды утекло. С врагами Аосаки-кай давно было покончено. Уэду повысили, и сначала он возглавлял банду, державшую под контролем торговый квартал Ганрю, а после стал правой рукой самого Итиро. Но прозвище так и оставалось с ним – собственно, как и дыра на месте отрезанного уха.
Видать, Уэде всё же передали слова Итиро, и он стал всерьёз опасаться за своё положение в клане. От него слегка разило перегаром, но всё же выглядел он опрятнее обычного. Пока Уэда сидел рядом и трещал, словно кузнечик, о том, как он сожалеет о кончине градоправителя и что-де «оябун всегда может на меня рассчитывать», Итиро едва сдерживался, чтобы не поморщиться.
Как же, как же. Кто и впрямь мог рассчитывать на Уэду, так это бутыль с вином в каком-нибудь дрянном кабаке портового квартала. С тех пор, как от Уэды ушла жена, он запил ещё сильнее прежнего и порой пренебрегал своими обязанностями в клане.
Большую часть возложенных на него дел уже давно выполняли другие люди, и вскоре Итиро намеревался отправить Уэду в «отставку». В мире якудза это означало или тихую смерть от руки своих же где-нибудь в малолюдной подворотне, или же длительную отсидку в тюрьме. Полиция всегда шла якудза навстречу и могла подменить одного обвиняемого на другого. Главное – создать видимость того, что виновник найден, а там уж кому какое дело, кто отбывает срок? При таком раскладе и начальство оставалось довольным, и горожане были спокойны. Все оказывались в выигрыше – и в первую очередь, разумеется, клан Аосаки.