Дурнота накатила с новой силой, и Уми тяжело опустилась на футон.
– Сколько я спала?
– Хм. – Дух задумался, подсчитывая время. – Тебя принесли вчера вечером. Получается, прошли уже сутки.
Уми не хватило сил даже на то, чтобы удивиться. Никогда прежде она не спала так долго. Теперь ясно, почему у неё такой упадок сил: она голодна и вдобавок истощена колдовством госпожи Тё. Благо что подвижность и способность говорить снова к ней вернулись – вчера Уми уже начинала опасаться худшего.
– Что со мной было? – Уми устало потёрла глаза. – Такое чувство, будто по мне повозка проехалась.
– Это отголоски ведьминой магии, – хмыкнул Бура. – А ведь я предлагал тебе раскрыть свою силу, но ты меня не послушала…
– Кто-то запечатал мою магию, так что у нас всё равно бы ничего не вышло.
Уми вдруг припомнила слова колдуньи: «Готова ли ты разделить бремя той силы, которая совсем скоро окажется в моих руках?»
Каннуси Дзиэн до сих пор не знал, кто на самом деле стоял за поисками Глаза Дракона, и потому следовало предупредить его как можно скорее. Колдунья в любой момент могла вернуться, чтобы поквитаться со всеми, кто встал у неё на пути…
Опуская некоторые незначительные детали, Уми пересказала духу разговор с госпожой Тё. Чем дольше слушал Бура, тем тусклее мерцал огонёк за полупрозрачной рисовой бумагой – будто вот-вот погаснет.
– Скверно, – хмыкнул ёкай, когда Уми закончила свой рассказ. – Но, по крайней мере, теперь мы знаем, чего ожидать и откуда.
Уми выдохнула. Когда она хоть с кем-то поделилась своими неутешительными открытиями, ей стало чуть легче.
– Никуда не уходи. – Бура поскакал к двери. – Я пойду найду О-Кин. Пускай сменит меня на посту, а я пока отправлюсь к каннуси и передам ему твои слова.
Уми и сама была бы не прочь повидаться со старым священником, чтобы тот сказал наверняка, что колдовство госпожи Тё окончательно рассеялось и её жизни ничего не угрожает. Но в нынешнем своём состоянии она вряд ли смогла бы уйти далеко. К тому же время было позднее, и вряд ли Уми отпустили бы за пределы усадьбы.
Она хотела было задержать духа, чтобы расспросить, что случилось в балагане, но Бура уже исчез. Что ж, может, от О-Кин ей удастся узнать побольше.
В комнате было душно, и Уми с трудом заставила себя встать и добраться до окна. С уходом духа-фонарика вокруг стало совсем темно, но Уми всего-то и нужно было, что обогнуть низенький столик – для этого хватало и слабого света луны, пробивавшегося сквозь окно.
Раздвинув ставни, Уми полной грудью вдохнула напоённый прохладой ночной воздух. Бледный лунный лик висел над горной грядой. Откуда-то тянуло дымом: похоже, неподалёку жгли костёр. На ветру тихо поскрипывали сосны. Скрытая в бархатном сумраке, шумела река. Где-то в отдалении трещали сверчки, и хор таких привычных слуху звуков успокаивал. Обещал, что вот теперь-то всё и правда будет хорошо.
От вчерашней грозы, которая разразилась над балаганом, уже давно не осталось и следа. Будто бы с исчезновением госпожи Тё развеялась и буря, поглотившая Ганрю. Но Уми всё никак не могла позабыть слова Бура: «Ведьму ещё не поймали». А поймают ли? Удастся ли вообще кому-то совладать с её дикой и страшной магией?..
Вдруг безмятежную тишину ночи прорезал тревожный звон храмового колокола. От неожиданности Уми вздрогнула. Теперь понятно, откуда тянуло дымом, – похоже, в святилище проводили похоронную церемонию. Но почему так поздно? Они же всю округу перебудят своим звоном!
Чтобы избавиться от запаха дыма, который теперь навевал тревогу, Уми задвинула ставни и опустилась на футон. Перед внутренним взором то и дело мелькали сцены пережитого в балагане: ярко-алые ногти ведьмы, словно напитавшиеся кровью, трёхглавая вершина Санхо, покрытая вечными безмолвными снегами, шёпот ветра, который помог Уми побороть колдовство, а затем тьма и крики, поглотившие балаган, и Рюити Араки с цепью наперевес, набросившийся на госпожу Тё…
Одолеваемая дремотой, Уми заметила, как вдоль стены скользнул ёкай с длинным хоботком и горбатой, покрытой шерстью спиной. Ба́ку, пожиравший кошмары дух, редко показывался людям, и за всю жизнь Уми видела его от силы пару раз – и так же мельком. Баку сторонился даже других ёкаев. О-Кин как-то призналась Уми, что ни разу не разговаривала с ним.
– Спи-и, – тихо прошелестел баку, устраиваясь в изголовье Уми.
Он легонько подул ей на лоб, и она тут же погрузилась в глубокий сон. До самого утра ей так ничего и не приснилось – или же все её сны забрал себе баку. Что, несомненно, было к лучшему…
Разбудил её шум, доносившийся из коридора. Несколько пар ног громко протопали по лестнице, но направились они не к ней в комнату, а в противоположную сторону, к Томоко. Уми села и потёрла глаза, чтобы согнать остатки сонливости. Чувствовала она себя гораздо лучше, чем вчера, после первого пробуждения. Но теперь о себе дал знать и голод.
В коридоре снова послышались чьи-то шаги, уже более лёгкие и аккуратные. Двери чуть раздвинулись, и в комнату заглянула Томоко с подносом. За ней следовала Нон с водой для умывания.
Завидев Уми, домоправительница охнула, поставила поднос на низенький столик и бросилась к ней, стиснув в объятьях.
– О, моя девочка! Наконец-то ты очнулась!
Уми тоже была рада видеть Томоко целой и невредимой, но домоправительница уж слишком переусердствовала с выражением своей радости.
– Пусти, Томоко, мне совсем нечем дышать, – просипела Уми.
– Если бы и вправду было нечем, ты бы столько не болтала, – беззлобно проворчала Томоко, но всё же отстранилась, держа Уми за плечи. Глаза её повлажнели, и домоправительница, не стыдясь слёз, утёрла их рукавом кимоно.
– Рада видеть вас в добром здоровье, госпожа, – улыбнулась Нон, внося воду в комнату. Уми кивнула ей: приятно было увидеть вокруг добрые и знакомые лица.
– Ты так долго не приходила в себя, что мы уже начали опасаться худшего, – запричитала Томоко. – Хорошо, что господин Ямада был рядом. Он сразу сказал, что ты сильно истощена и что длительный отдых поможет восстановиться. Хвала Дракону, он оказался прав!
Никогда прежде Уми не вслушивалась в болтовню Томоко с таким жадным вниманием. Ей хотелось знать, что со всеми всё в порядке и что никто из близких не пострадал от колдовства госпожи Тё.
– Как Ямада? А что с отцом и Ёсио? Что…
– Кажется, я только что лишилась звания главной болтушки усадьбы Хаяси, – мягко улыбнулась Томоко и сняла с подноса две глубокие миски. В одной исходил паром какой-то травяной отвар, а во второй была рисовая каша. – Вот что, я не скажу тебе ни слова, пока ты не поешь и не выпьешь лечебный отвар до последней капли. Пусть Нон станет свидетельницей моих слов!
Как Уми ни билась, но Томоко была неумолима. Она напустила на себя самое строгое выражение, на какое только была способна, и не проронила ни звука в ответ на все расспросы и мольбы Уми. Пока Нон помогала ей умыться, переодеться и причесаться, Томоко, казалось, даже не шелохнулась, словно превратилась в статую.
Смирившись с упрямством домоправительницы, Уми села за столик, покорно взяла ложку и зачерпнула кашу. Она была так голодна, что и не заметила, как миска опустела. Теперь настал черёд травяного отвара. Он оказался гораздо приятней на вкус, чем тот, что делал Сан. От отвара по всему телу растеклось приятное тепло, но, вопреки ожиданиям Уми, её не разморило. В голове прояснилось, а тело наполнилось силой, которой ещё совсем недавно так не хватало.
После того как Нон унесла поднос с опустевшими мисками, Томоко снова заговорила:
– Вот теперь я отвечу на твои вопросы. Начну с первого. С Ямадой всё в порядке, он вернулся почти следом за вами. Немного потрёпанный, как и все, кто прибыл после, но живой. Принёс с собой ручную обезьянку – милейшее создание! Сказал, что нашёл её в балагане. Похоже, бедняжку там мучили и морили голодом: у неё была застарелая рана на лапе, и она сметала всё, что служанки приносили с кухни. Она уже облазила весь дом, и я опасаюсь, как бы не попортила новые сёдзи…
Значит, тот говорящий обезьян умудрился подружиться с Ямадой. Уми всё ещё было не по себе, стоило только вспомнить слишком умные для зверя глаза обезьяна, но Ямада не стал бы приводить с собой того, кто представлял бы опасность для обитателей усадьбы. И когда Уми услышала, что с монахом всё в порядке, тяжесть на сердце стала чуть легче.
– Господин Хаяси получил ранение в ногу, но лекарь, которого мы всё-таки дождались, сказал, что рана не такая серьёзная, как нам казалось поначалу, и всё с ним будет в порядке, – продолжала рассказывать Томоко. Стоило ей произнести имя отца, как Уми тут же вся обратилась в слух. – Ох и натерпелись же мы! После бойни в балагане все лекари и даже их подмастерья просто нарасхват!
– Погоди-ка, что ты только что сказала? – Волосы на голове невольно встали дыбом. – После чего? Бойни?!
Томоко тяжело вздохнула. Похоже, сейчас настал тот редкий случай, когда говорить ей совершенно не хотелось. Но она всё же пересилила себя и произнесла:
– Пока ты была без сознания, у нас много чего произошло. Тогда, в балагане… Сама я не видела, что там случилось: меня загодя отослали прочь, хвала Дракону! Но после… Когда я и горстка тех, кому удалось унести ноги, уже отъезжали от балагана, оттуда начали доноситься крики и выстрелы. Уже после я узнала, что ведьма наслала на горожан, которые не успели сбежать, какое-то заклятие, и они словно взбесились! Говорят, одержимые напали первыми, убив кого-то из людей господина Ооно. А потом ещё и артисты балагана полезли на них с оружием… У господина Хаяси просто не осталось выбора и пришлось перебить всех!
Томоко всхлипнула и снова утёрла глаза рукавом. Уми вся похолодела. Перебить? Безоружных горожан?..
Как ни горько было признавать, но догадка, озарившая Уми уже на подмостках, когда она шла прямо в расставленную ведьмой ловушку, и впрямь оказалась верной. Похоже, с помощью проклятых меток госпожа Тё могла каким-то образом обретать над людьми власть.