— Где она? Где она? Где она? — твердила она, роясь в содержимом чайной коробки. — О, нет, — произнесла она. — Кто-то ее взял.
Но кто?
Это могли быть только Марта или Сэмюэль. Она огляделась вокруг в поисках чего-нибудь еще, что могло бы ей помочь.
Старая одежда. Нет.
Фотографии Хенрика. Нет.
И тут она увидела его, лежащего у стены. Копье. Уже долгие годы она не притрагивалась к нему, а руки ее были уже совсем не те, что прежде. Было так странно смотреть на него. Она словно смотрела на саму себя в молодости.
— Ты отправишься со мной, — проговорила она, поднимая его.
Она спустилась вниз, вышла из дома и, торопясь, полезла вверх по склону. Достигнув сосен, она остановилась и еще раз крикнула в лес:
— Сэмюэль! Марта! Ибсен!
Но ей ответило только эхо.
— Ну, Ида, — сказала она себе. — Да будет так.
Она крепко сжала копье в руке и убедилась, что белый браслет с серебристым диском по-прежнему у нее на запястье. Удостоверившись в том, что все на своих местах, она набрала полные легкие холодного воздуха, словно стараясь вдохнуть побольше мужества, и вступила в тень деревьев.
ТРОЛЛЬ-ЛЕВЫЙ И ТРОЛЛЬ-ПРАВЫЙ
Шло время, а Марта все сидела на твердом полу тюремной камеры.
— Ты не разговариваешь, человеческое дитя, — сказала седоволосая женщина из камеры напротив. — Где твои слова? Где ты их потеряла?
Марта ничего не ответила, но старая женщина кивнула головой, словно ее молчание уже заключало в себе ответ.
— Ты знаешь, почему они тебя заперли?
Марта покачала головой:
— Ты — человек. Людям опасно находиться в лесу. Если тебя поймают, тебя уже никогда не отпустят… Это несправедливо, но в этом лесу больше нет справедливости. Больше нет. С тех самых пор как лес изменился. Никто из сидящих здесь не заслужил своей участи, никто из нас не совершил никакого преступления.
— Никто из нас, кроме томте, — сказала правая голова тролля. — Мастер перемен был прав, когда запретил пение. Особенно пение такого рода.
Тролль взглянул на Марту обеими своими головами, и они обе решили представиться.
— Я — Тролль-левый, — сказала левая голова.
— А я — Тролль-правый, — сказала правая голова.
— Некоторые считают нас одним троллем, потому что у нас всего одно тело, но это не так.
— Завтра у нас не будет ни одного тела, — плаксиво пробурчал Тролль-правый. — Мы станем всего лишь парой камней. И все по твоей вине.
— Ох, прекрати свое нытье, — сказал Тролль-левый.
— Если бы ты прислушался к моему нытью, нас бы сейчас здесь не было, — возразил Тролль-правый.
— Я прислушивался к твоему нытью всю свою соседскую жизнь. Я никогда не мог искупаться в лесном озере, потому что ты говорил, что вода слишком опасна.
— Но вода действительно слишком опасна.
— Неудивительно, что мы теперь так воняем.
— Лучше вонять, чем быть мертвым.
— Ты большой соседский трус, — сказал Тролль-левый.
— А ты соседский маньяк, — парировал Тролль-правый. — Я предупреждал тебя о том, что может случиться, если мы попытаемся сбежать из леса. Я предупреждал тебя, но разве ты меня слушал? Нет.
Внезапно Тролль-левый вспомнил, что они начали представляться Марте.
— Вы должны извинить нас за наши манеры, — сказал он. — Мы всего лишь тролли. Мы не злобные, как считают большинство существ. На самом деле мы хорошие. Но мы не такие чистоплотные и вежливые, как вы, люди. А мы с Троллем-правым не очень-то хорошо ладим, как видите. Жить в одном теле бывает очень тесно. А он соседский трус, простите меня за мой хекрон.
— Я тебе покажу труса, — воскликнул Тролль-правый, и правая рука вцепилась в волосы Тролля-левого.
— Боится купаться! Да на любом языке это называется именно «соседский трус», — сказал Тролль-левый, и левая рука дернула Тролля-правого за бороду.
В драке между двумя половинами тролля ни одна из сторон не имела явного преимущества, потому что обе половины тела обладали совершенно одинаковой силой.
— Получай, — воскликнул Тролль-левый, хватая другую голову за нос.
— Получай, — взвыл Тролль-правый, дергая соседнюю голову за нижнюю губу.
После того как тролли наконец довели себя до изнеможения, женщина с длинными седыми волосами снова заговорила с Мартой. Слова, которые она произносила, казалось, леденили тюрьму, потому что они повествовали о самых глубоких тайнах леса.
ЗОЛОТЫЕ КРУГИ И ТЯЖЕЛЫЕ ТЕНИ
— Я — Снежная ведьма, — сказала старая женщина. — Ты когда-нибудь в жизни встречала ведьму?
Марта отрицательно покачала головой.
— Не бойся, человеческое дитя. Магия не есть зло: злыми могут быть только цели ее применения. — Снежная ведьма печально покачала головой: — Бойся этих целей, дитя. Не бойся магии… А магия, которой обладала я, исчезает. У меня почти не осталось заклинаний. Даже когда я пытаюсь сотворить хоть немного мороза, все мое тело пронзает боль. Это все моя сестра. Ведьма теней. Она украла у меня кое-что. Браслет. Браслет Хек. Он дает защиту от зла в этом лесу. А потом, украв мой браслет, она похитила и мою магию.
— Ты ненавидишь ее? — спросил Тролль-левый, недовольно покосившись на Тролля-правого.
— Нет, я ее не ненавижу, — ответила Снежная ведьма. — Она моя сестра. И, кроме того, это не ее вина…
Тролль-левый нахмурился:
— Она похитила твою магию, и это не ее вина? Это какая-то бессмыслица.
— Ее заставили измениться, — объяснила Снежная ведьма. — Мастер перемен, который властвует над лесом, заставил ее украсть тени у добрых существ и сделать их злыми. Когда-то этот лес был раем, но теперь это жуткое место. А я заперта в тюрьме и чувствую себя такой старой, какой я на самом деле и являюсь.
Марта посмотрела на остальные камеры, на двухголового тролля и на томте и задумалась о том, опасны ли они. Тролль-левый говорил, что тролли безвредны, но, возможно, он врал.
— Я знаю, о чем ты думаешь, человеческое дитя, — сказала Снежная ведьма. И она действительно знала, потому что вслед за этим она проговорила: — Не волнуйся о троллях и томте. Они — Неизменные. Их тени не были украдены. А у томте и вовсе нет тени, которую можно украсть.
Марта взглянула на томте, который улыбался ей, словно лучшему другу, и увидела, что Снежная ведьма права. Вместо тени у его ног лежал круг слабого золотистого света, словно он был какой-то диковинной лампой. Потом она посмотрела на двухголового тролля и увидела, что у него есть тень. Даже в тусклом освещении тюрьмы она была хорошо различима. Это была самая темная из всех теней, что она когда-либо видела.
И снова Снежная ведьма знала, о чем она подумала.
— Да, человеческое дитя, у троллей есть тени, но эти тени нельзя оторвать от земли. Они слишком тяжелые, чтобы их поднять, даже с помощью магии.
Тролль-левый и Тролль-правый удивленно посмотрели друг на друга и затем пожали каждый своим плечом.
— Что ж, — сказал Тролль-левый, — это кое-что объясняет.
Снежная ведьма вздохнула. Этот вздох, казалось, вобрал в себя печаль всего леса.
— Вот зачем построена эта тюрьма. Если Мастер перемен не в силах контролировать тебя, он не может заставить тебя следовать его правилам. И тогда ему приходится применять страх. Если кто-то нарушает его правила, если Неизменные существа бродят вне своих деревень или вне леса, они оказываются здесь.
— И ожидают дня своей смерти, — горестно добавил Тролль-правый.
Снежная ведьма кивнула:
— Да. Я сижу здесь многие годы. Все остальные пленники уже давно отосланы к Мастеру перемен и приговорены к смерти. Его оружие — страх. Тех, кого он не может изменить, он наполняет ужасом. И ужас ныне повсюду. Все остальные существа теперь злы и опасны. И самые злые из них — хюльдры. Это те существа, которые заперли тебя здесь. Но тем не менее, человеческое дитя, ты должна понимать, что если бы ты не упала в ловушку, тебя бы очень скоро поймал кто-то еще. Даже самые искренние и чистые из всех существ — правдивые пикси — превратились в самых жестоких. Да, поистине в самых жестоких. Ах, мое слабое сердце замирает от ужаса при одной мысли об этом. Об этом темном и страшном дне.
ЛЕДЯНЫЕ СЛЕЗЫ
Когда Снежная ведьма закончила свой рассказ, в тюрьме повисло угрюмое молчание. Даже томте прекратил напевать свои песенки и задумался о своих друзьях-томте, которых убил Мастер перемен. И только Марта не почувствовала никакого страха, услышав рассказ Снежной ведьмы.
Она знала, какой беспощадной может быть жизнь, и ничего хорошего она от нее уже не ждала.
Она закрыла глаза и представила, что жизнь — это маленький человечек в ее голове. Нет, не человечек. Жестокий хюльдр, который плюет на нее, лежащую за решеткой.
Но ведь жестокость питается страхом и другими подобными чувствами. Если она не будет ничего чувствовать, жестокость не будет иметь над ней власти.
«Я перестану чувствовать так же, как перестала говорить», — сказала себе Марта. Но перестать чувствовать не так-то просто. И одно из чувств, которое никак не хотело ее покидать, было чувством вины. Она ощущала себя виноватой перед братом за то, что ему пришлось пойти за ней в лес. Она подумала об ужасных существах вроде правдивых пикси. Они были там, снаружи, готовые причинить боль любому человеку, который попадется им на пути. Она закрыла глаза и начала молиться за брата, тихо говоря про себя:
«Сэмюэль».
«Мне так жаль».
«Мне очень, очень жаль».
И в этот момент она начала плакать.
Она не плакала с того самого дня, когда на машину упало бревно. Ее слезы оставались узниками, как и она сейчас, но при мысли о брате, потерянном в этом жутком лесу, печаль, так долго копившаяся в ней, вдруг вырвалась на свободу.
Она плакала не так, как обычно.
Не так, как она плакала, когда Сэмюэль прятал все ее заколки для волос. Или когда мама опаздывала, забирая ее с занятий по верховой езде. Или когда ее родители без остановки кричали друг на друга.