— Погибшего?
— Да. Водитель «аннушки», — имелся в виду трамвай, делавший круг недалеко от вокзала, — подобрал, сдал на склад. Кто-то забыл или бросил.
— На кругу?
— У забора, рядом со стройкой.
— В ту же ночь?
— Подобрал? Да. Но значительно позже. Отвез в трамвайное депо, оставил. А сегодня пришел с выходного, сдал. Нам позвонили.
— «Все востает на круги своя…» — Королевский привел цитату не точно, но многовековая мудрость от этого не пострадала. — Вот и пистолет возвратился.
Следователь что-то писал в кабинете Бахметьева, начальника отдела не было.
Портфель лежал тут же, на приставном столике, изношенный и старый, каким Денисов себе его и представлял, однако ветхость и обветшалость имеют тысячи лиц, и портфель был иным, чем ему рисовался. Ручка — никто из свидетелей об этом не говорил — была обернута изоляционной лентой, латунные замки выглядели бурыми от времени и осадков. Рядом, на газете, лежала неновая в крупную клетку сорочка, несколько шариковых ручек, два соединенных на брелоке ключа.
Денисов потрогал сорочку — она была влажной.
— Обнаружена не в портфеле?
— Рядом. Портфель, похоже, перевернули и вытряхнули содержимое. Всей душой надеюсь, что это сделали там же, у забора.
— Наши пошли туда?
— Кравцов, Ниязов. Человек пять. Скоро должны вернуться.
— Можно? — Денисов открыл портфель.
Внутренняя подкладка была чистой, хотя и изрядно подпорченной. Денисов попытался определить этимологию пятен, почти все были явно чернильного происхождения.
— Стерженьки с пастой нам вряд ли поведают о многом. — Следователь снял колпачок с одной из ручек, провел шариком по газете. Шарик оказался зеленым. — Такие продаются везде, в том числе и у нас на вокзале.
— Зеленый. — Денисов кивнул на стержень. — Возможно, этим он написал для Захаровой телефон Сазоновых…
— И в самом деле.
Денисов подумал о погибшем:
«Много писал, а что сделал с написанным? Отослал? Выкинул? Может, тоже находилось в портфеле?»
Королевский отодвинул протокол, поднялся, сделал несколько шагов вокруг стола:
— Когда подбросили пистолет, Сальков находился у нас. У него алиби. Мне бы очень не хотелось, чтобы он снова, как в истории с почтовиками-грабителями, вышел сухим из воды…
— Это бригадир. Роман… — Денисов тоже поднялся.
— Скорее всего оружие было уже продано, и Роман дал задний ход… — Следователь осторожно прикоснулся к пистолету. — И все равно: если бы на рукоятке остались следы пальцев Салькова, носильщик мог сказать, что они от того времени, когда он бросил оружие в мусоросборник. Ничего не докажем. А коль скоро они удалены, он опять ни при чем: это мог сделать тот, кто подбросил «пуму»…
«Следы на газетах, — подумал Денисов, — они-то обязательно принадлежат тому, у кого находился пистолет».
Все три газеты — «Вечерняя Москва», «Гудок» и «Водный транспорт» — лежали теперь упакованные отдельно: ими надлежало заняться эксперту.
«Кто покупает одновременно и «Водный транспорт», и «Гудок»?… — подумал Денисов. — С одной стороны, моряк, с другой — железнодорожник. Чаще не моряк и не транспортник, а тот, кому долго ехать в электричке, кто проходит мимо киоска «Союзпечати»… — Денисов часто видел их на платформе в Видном, набирающих с десяток газет. — Возможно, Роман. Он как раз ездит на работу из Подольска…»
— Сначала пистолет возвратился, — подытожил Королевский, садясь, — потом и портфель.
Денисов взглянул на часы:
— Пока их нет, спущусь в дежурку. Взгляну на ориентировки.
Сводки по городу редко содержали ответы на то, что тебя интересовало в данную минуту. Но, как все оперативники, Денисов допускал такую возможность, при каждом удобном случае просматривал свежие ориентировки управления МУРа.
Бумаги, прибывшие за день, не составляли исключения — все в них адресовалось другим. Пользуясь затишьем, райуправления дублировали ориентировки о нераскрытых тяжких прошлых лет:
«Убийство пожилых супругов в Чертанове…»
«Наезд…»
«…на месте возгорания снова «залипшая» кнопка звонка Арзамасского завода, изготовленная с нарушением ГОСТа…»
Денисов просматривал телексы, когда в коридоре раздались голоса. Кравцов и Ниязов еще с двумя оперативными уполномоченными прошли наверх. Под мышкой у Кравцова виднелся завернутый в газету сверток.
Денисов догнал их у кабинета Бахметьева, они вошли все вместе. Начальник был у себя.
— Подожди, — сказал он Кравцову, намеревавшемуся развязать сверток. Нажал на тумблер прямой связи с дежурным. — Эксперта ко мне. На вокзале? Объяви по радио. Мы подождем.
Свертков было два. В первом оказались предметы различного происхождения и ценности: обложка от записной книжки «Спутник москвича», шнур электробритвы, с полдюжины окурков, стерженьки шариковых ручек, зубная щетка с длинной зеленой ручкой, совсем новая.
— Улов богатый, — прокомментировал эксперт, краснощекий, басистый, с резиновыми перчатками в руках. В отличие от коллег, он был в белом халате поверх формы, «технарь». -Все? — Даже когда он старался говорить тихо, голос его наполнял помещение. — Я чувствую, Кравцов, ты все кусты обшарил. А заодно и стройку.
— Здесь еще есть. — Кравцов показал второй сверток.
Под газетой оказался небольшой, чуть выше футляра электробритвы, покрытый когда-то краской, а теперь облезлый металлический станок. Денисов узнал портативную пишущую машинку.
— Допотопный экземпляр, — комментировал Ниязов.
— Похоже на «Корону», я как-то видел в справочнике… Разрешите? — Гонор его слегка поутих. Эксперт поискал глазами бумагу, Королевский достал из папки. — Благодарю.
Он надел перчатки, вставил страницу, сильно, одним пальцем, начал стучать:
«Старший эксперт-криминалист ЭКО Московского управления внутренних дел на железнодорожном транспорте…»
Буквы жирно ложились на бумагу, шрифт был четкий, крупнее обычного, его недавно сменили. Лента тоже была новой.
— Любопытно. Может, пальчики сохранились… — Эксперт осторожно поместил ее в целлофановый пакет.
— В портфель войдет? — спросил Бахметьев.
Эксперт положил пакет с машинкой в портфель, щелкнул замками.
— Снаружи и не догадаешься.
— Где она была? — спросил Бахметьев у Кравцова. — Там же, у забора?
— По другую сторону.
— На стройке? Далеко от места, где стоял портфель?
— По прямой метров пятнадцать. При желании могли вытащить из портфеля и забросить.
— Есть смысл сравнить состав пятен внутри портфеля с окрашивающим составом ленты пишущей машинки… — сказал эксперт.
Следователь согласился:
— Дело!..
«У Сазоновых он писал на стопке бумаги. Даже не на листе! — подумал Денисов. — А у женщины, приезжавшей в прокуратуру, поинтересовался, что она пишет, ««Не стихи?»»
Он снова представил себе погибшего:
«Угловатый, скованный, в новом, с «нераспечатанными» карманами костюме. А сам-то он что писал? Не стихи?»
Денисов подсел к столу, показал на телефон:
— Могу?
Бахметьев кивнул головой.
— А если сам погибший? — Эксперт воспользовался паузой, глаза его блестели. — Может, так и расстаются с жизнью, когда все прахом! Помните, у Киплинга: «Смотри, как уходим мы!» Все, что больше ни к чему, не греет — вон! Рубашку, электробритву. Машинку! Бог знает какие надежды он связывал с ней. Размахнулся и за забор… — Дока в своей области, он был удивительно несведущ в остальном, что касалось раскрытия преступлений. Однако в одном мысли его и Денисова оказались близки. — Может, какой-нибудь рифмоплет? Или, как говорят, графоман?!
Денисов набрал номер.
— Алле! — Трубку сняла Елена Дмитриевна Сазонова. — Здравствуйте. Кто это говорит?
Денисов назвал себя.
— Как хорошо! Я ведь, знаете, вам звонила. Зоя Федоровна, моя домработница, такая гулена оказалась! Решила сегодня не возвращаться. Только завтра. К вечеру… Красиво жить не запретишь! Я как-то иду мимо школы… — В кабинете молчали, голос Сазоновой был хорошо слышен. — Вижу: двое парней-девятиклассников дерутся в песочнице для малышей. Другого места не нашлось… Позвала их классную руководительницу: «Скажите вашим идиотам, пусть посмотрят, во что превратились их брюки…» Дома рассказала, так внук и говорит: «Напрасно, бабуля! Красиво жить не запретишь!»
— Хочу вас спросить, — Денисов воспользовался паузой. — Макулатура, которую я видел у вас в передней… Вы еще не сдали ее?
— Вас тоже интересует макулатура?
— Но только ваша. Там на одной из пачек сверху страница с машинописным текстом…
— Сейчас посмотрю.
Пока Денисов говорил, никто в кабинете не проронил ни слова. Денисов не отрывал взгляд от телефона.
— Есть. — Голос в трубке раздался снова. — Я думала, она снова вытащила работы Николая Алексеевича. Но тут другое. Какой-то роман! Не знаю, где она выцарапала, когда убирала квартиру.
— Я мог бы сейчас заехать к вам? Вместе с моим товарищем?
— Милости прошу! Николай Алексеевич на консультации. Терпеть не могу одиночества!
Страниц с машинописным текстом было около двадцати. Ненумерованные, они лежали поверх старых газет, папок, картона. Сазонова молча наблюдала за тем, как приехавший с Денисовым эксперт — в белом халате, в хирургических перчатках — извлек их из пачки.
— Вы медик? — поинтересовалась она. — У нас друг — очень милый молодой человек, зубной техник. Вы оч-чень с ним похожи. И говорит он так же громко.
Денисов припомнил словцо, каким она характеризовала себя при первом знакомстве — «языкатая». Ее выработанная с годами манера общения свидетельствовала о своеобразном чувстве юмора.
— Я криминалист. — Эксперт не обратил внимания на реплику. — Мне понадобится кусочек стола.
— Пройдете в комнаты?
— Лучше на кухне.
Он достал обнаруженную за забором, на стройке, пишущую машинку, вставил в каретку чистый лист, Денисов положил перед ним изъятую страницу с машинописным текстом. На нем был напечатан эпиграф, эксперт скопировал его: