– Ой-ей-ей, – жалобно простонал Гаджи.
Не в силах больше бороться с собственным любопытством, стоявшая лицом к стене мама обернулась и тихо взвизгнула.
Исида соскочила на пол, под ее шерстью тугой волной прокатились могучие мышцы. Сейчас она уже была ростом с собаку и все продолжала раздуваться.
– Она не взбесилась? – слабым голосом спросила мама, вжимаясь спиной в стену.
– Нет, она просто защищает нас, – высоким и каким-то бесцветным голосом ответила я. Не знаю, почему он у меня стал таким – то ли я магической энергией надышалась, то ли просто переволновалась.
– Шаги уже в соседней комнате, мисс! – воскликнул Гаджи, а затем отскочил от дверного проема и прижался к стене рядом с моей мамой.
– Фрейлейн? – послышался хриплый, леденящий кровь шепот. – На этот раз вам не удрать от меня, фрейлейн.
Тут ставшая размером с льва Исида грозно зарычала, заставив всех нас сжаться от страха. Я посмотрела на свою кошку и вздрогнула, увидев ее глаза. У Исиды был взгляд беспощадного хладнокровного убийцы.
– Иди, – шепнула я ей. – Спаси нас.
Гигантская Исида снова зарычала и вылетела в дверной проем.
Оттуда, снаружи, донесся панический вопль фон Браггеншнотта, заглушенный шумом возни, затем послышался тупой удар – судя по всему, об одну из колонн сильно ударилось что-то тяжелое.
Хотелось надеяться, что это был фон Браггеншнотт. Исида снова зарычала так, что над нашими головами ходуном заходила крыша, а затем ее мягкие тяжелые шаги стали быстро удаляться и вскоре затихли. Я закрыла глаза и мысленно поблагодарила всех – и богов, и Исиду.
Прошло лишь несколько секунд, и до нас вновь донеслись рычание и крики – теперь уже откуда-то издалека, судя по всему, со двора храма. Я высунула свою голову в дверной проем, осмотрелась и сказала маме и Гаджи:
– Кажется, все чисто. Пойдемте отсюда, пока нас снова не запер кто-нибудь в этой мышеловке.
Я взяла Гаджи за руку, затем протянула свою вторую руку маме. Она ошеломленно посмотрела на нее, и на один ужасный, показавшийся вечностью миг мне подумалось, что она не возьмет ее. Но мама взяла ее, и я почувствовала тепло ее родной руки. Как же это было приятно!
А потом мы побежали.
Мы выскочили из своего маленького святилища в Зал часов и помчались тем же путем, каким пришли сюда. Сквозь толстые стены с улицы – очевидно, с главного двора храма – долетал шум боя, приглушенный, естественно. Наконец мы выскочили в очередной – который уже по счету? – вестибюль, а из него на залитый солнечным светом двор. Оказавшись на свежем воздухе, я остановилась, стараясь отдышаться.
Вновь – теперь уже почему-то из глубины храма – донесся грозный рев, затем крики, вопли и причитания. Я была уверена, что лично меня Исида не тронет ни при каких обстоятельствах, даже став олицетворением жестокой богини Сехмет, но поведет ли она себя так же по отношению к маме и Гаджи?
Я решила не искушать судьбу и сказала им:
– Пойдемте.
– Куда? – спросила мама.
– Туда, – показала я локтем.
– Куда, куда? – слегка дрогнувшим голосом переспросила она.
– Туда, мама, туда. В толпу.
– Тео, не хочешь же ты сказать, что…
– Мама, пожалуйста, поверь мне. Среди этих демонстрантов-египтян мы будем в гораздо большей безопасности, чем среди тех людей в храме.
– Согласна, – кивнула мама и быстро зашагала рядом со мной.
– А уж ты, – сказала я Гаджи, – среди этой толпы вообще будешь чувствовать себя как дома!
Он хитро усмехнулся (ах, как я соскучилась по его усмешкам!) и ответил:
– Все как в старые добрые времена, да, мисс?
Когда мы подошли к краю толпы, я ввинтилась в нее и начала пробираться вглубь, то и дело натыкаясь на кого-то и каждые три секунды повторяя: «Прошу прощения». Поначалу никто вроде бы не обращал на нас особого внимания, но постепенно толпа начала расступаться в стороны, оставляя нас окруженными пустым пространством – демонстранты обнаружили наконец, что в их ряды затесались две англичанки.
Я всматривалась в смуглые сердитые лица и, честно говоря, ни в чем не могла винить этих людей. Ведь мы не только грабим их страну, растаскивая ее сокровища по своим музеям, мы также спешим обвинить именно этих людей, когда случается неприятность с кем-нибудь из наших. Мы причинили много вреда этому народу. Мне остается лишь надеяться, что Гаджи возвратится к уаджетинам, а те смогут в один прекрасный – действительно прекрасный – день посадить его на трон. Право же, Египет заслужил, чтобы им правил египтянин.
Но вот голоса вокруг нас стихли, и мне стало как-то не по себе. Меня окружало море белых и черных одежд, среди которых изредка попадалась черная чадра.
Тут меня осенило. Чадра! Ну конечно, наша экономка должна быть здесь! Разве она могла пропустить такую роскошную демонстрацию?
– Хабиба! – крикнула я, поворачиваясь во все стороны. – Хабиба! Где ты?
Демонстранты принялись удивленно переглядываться, покачивая головами.
– Хабиба! – вновь закричала я, чувствуя себя смертельно уставшей и страстно мечтая о том, чтобы все это наконец закончилось и мы оказались в прохладном полумраке нашего замечательного загородного домика. – Хабиба!
Затем толпа медленно расступилась, и из нее выступила вперед замотанная с ног до головы в черное фигура. Женщина в недоумении оглядывалась по сторонам, пожимала плечами, но, подойдя ближе, узнала нас и воскликнула, прикрыв от удивления рот ладонью:
– Юная мисс? Мадам?
– О, Хабиба! – Я выдернула свой локоть из крепко вцепившихся в него маминых пальцев, подбежала к ошеломленно стоящей Хабибе и обняла ее руками за шею. – Спасибо, что нашла нас!
Глава тридцать седьмая. Объяснения и прощания
Толпа быстро успокоилась, как только по ней разлетелся слух о том, что одна из демонстранток нашла пропавших английских леди. Люди расступались, пропуская Хабибу, которая вела нас к ближайшему полицейскому участку, где нам предстояло объяснить, что произошло, – если не полностью, то хотя бы частично.
Поначалу полицейские скептически отнеслись к нашей слегка водевильной истории о немце, выдававшем себя за работника Службы древностей по фамилии Боршт. Их отношение к нам изменилось лишь после того, как было упомянуто имя майора Гриндла, – с этого момента полицейские начали воспринимать нас всерьез.
О том, что мы нашлись, сообщили в гостиницу, папе, но майор Гриндл появился даже раньше, чем папа, и не один, а в компании Ядвиги и Румпфа (оба они выглядели довольно сильно помятыми). Когда Ядвига увидел меня, по его лицу медленно расплылась улыбка – первая настоящая улыбка за все время нашего с ним знакомства.
Прежде чем мы смогли порадоваться встрече, в дело вмешались полицейские – они схватили Румпфа. Услышав его акцент, они решили, что Румпф и есть тот немец, который похитил нас. Неужели они всерьез могли поверить, что совершивший это преступление немец сам решил явиться в полицейский участок? Нет, джентльмены, Хаос таких ляпов не допускает никогда.
Но был в суете вокруг Румпфа и один положительный момент – пока все были заняты улаживанием этого дела, я получила возможность переговорить с Гаджи и спросила, присев на скамью рядом с ним:
– Теперь веришь, что ты действительно последний фараон?
– А я всегда верил в это, мисс, – пожал он плечами. – Просто не придавал этому слишком большого значения.
– У меня есть для тебя хорошая новость, – сказала я, и маленькое личико Гаджи оживилось. – Тебя ждут Сефу и твоя сестра.
Гаджи ахнул от радости, но тут же взял себя в руки и требовательно спросил.
– Откуда вам это стало известно, мисс?
«А он будет хорошим правителем, – подумала я. – И в первую очередь станет заботиться не о самом себе, а о своем народе».
– Я видела их собственными глазами, – ответила я. – У тебя очень славная сестра, сейчас они вместе с Сефу ждут твоего возвращения.
Гаджи немного помолчал, переваривая услышанную новость и покачивая ногой от волнения и радости.
– После того, как с плохими людьми покончено, я больше не нужен мисс-эфенди? – спросил он, наконец.
– Нет. А если даже мне понадобится помощь, у меня есть теперь к кому обратиться, – я указала взглядом на майора Гриндла, яростно защищавшего сейчас Румпфа от нападок полицейских. Майор непременно одержит верх в этом споре, в этом я не сомневалась ни на секунду.
За дверью комнаты, в которой мы сидели, послышалось движение, и, шелестя по воздуху знакомым черным плащом, к нам вошел Хальфани.
– Вы сделали это, – тихо сказала я.
– И вы тоже, – кивнул он в ответ, а затем перевел взгляд на Гаджи и облегченно вздохнул. – Мы очень обязаны вам, Рехет, – и добавил, взглянув на продолжающих спорить полицейских. – Я думаю, нам с мальчиком самое время потихоньку скрыться.
– Согласна, – ответила я, и, не давая Гаджи времени заколебаться, быстро обняла его. – Будь здоров, береги себя.
– Постараюсь, мисс-эфенди. И вы тоже.
Я моргнула, прогоняя выступившие на глазах слезы, а Хальфани с поклоном сказал мне:
– Не волнуйтесь, Рехет. Вы с ним еще увидитесь, когда он приведет нашу страну к независимости!
Он улыбнулся (что тоже было редкостью для него, как и для Ядвиги), взмахнул своим черным плащом и вместе с Гаджи исчез через заднюю дверь – как раз в тот момент, когда через переднюю дверь в участок вошел мой папа.
Начались шумные приветствия, обнимания и целования. Затем папа стал громко настаивать на том, чтобы Хабибе немедленно выплатили вознаграждение, которое он обещал через газету тому, кто сумеет найти нас, а один из полицейских принялся доказывать, что она могла сама нас похитить для того, чтобы получить эти деньги.
Интересно, этот полицейский часом не родственник мистеру Бингу? Папа только досадливо махнул на полицейского рукой.
Ну, что, на этом все? Нет, не совсем.
Мне необходимо было еще найти возможность переговорить с майором Гриндлом, узнать у него, почему наша операция пошла вкривь и вкось и чем она в конечном итоге завершилась. Судя по взглядам, которые время от времени бросал на меня майор, ему тоже было о чем расспросить меня.