– Так я тебе и сказала, маленькая бестия. Ведь ты тут же побежишь к папе, насплетничаешь и постараешься сделать все, чтобы меня отправили в заточение в ужасную, скучную до смерти школу.
– Не такие они и ужасные, эти школы. Там можно заниматься спортом. И, кроме того, я не собираюсь сплетничать – если ты будешь по-хорошему относиться ко мне, – произнес он.
– А с какой стати я должна к тебе хорошо относиться? – спросила я, поворачиваясь лицом к брату.
– Если ты объяснишь мне, что не так, я даже согласен помочь тебе во всем разобраться.
– Я не нуждаюсь ни в чьей помощи.
Генри поник, и мне сразу стало не по себе.
И тут же мне в голову пришла блестящая мысль. Что, если Генри так ненавидит музей потому, что тоже, как и я, чувствует присутствие черной магии? Ведь он, в конце концов, мой брат. Могут же у нас с ним быть одинаковые способности? Это было бы естественно, как и то, что у нас одинакового цвета глаза (карие, если это кому-то интересно).
– Вообще-то, ты действительно мог бы мне кое в чем помочь, – сказала я ему. – Но только говори тише и держи руки в карманах.
Он что-то пробормотал о девчонках, которые лезут командовать, но зашаркал вслед за мной.
Когда мы по пути в выставочный зал проходили мимо египетской статуи, я не почувствовала ничего необычного. В дверях зала я остановилась, прикрыла глаза, прислушалась к себе, но снова ничего не ощутила.
– Что ты ищешь? – спросил Генри. – И почему ты это ищешь с закрытыми глазами?
– Генри, – спросила я, открывая глаза и пристально глядя ему в лицо. – Тебя на этой выставке ничто не пугает? Ты не чувствуешь какого-то беспокойства, тревоги?
– Это как?
– Ну, как будто у тебя кто-то ползет по коже…
– Нет. Ничего такого я никогда не чувствовал. А ты?
– Тоже никогда.
– Тогда почему спрашиваешь? – Он на секунду задумался и добавил: – Так, значит, что-то не в порядке с тобой самой? Ты боишься этих скучных древних штуковин?
– Нет! Но ты ненавидишь музей, поэтому я и подумала, что, может быть, это оттого, что тебе здесь не по себе.
– Я не трус.
Да пропади все пропадом! Я-то все надеялась на то, что у нас с Генри одинаковые ощущения, но он просто не знает, как рассказать о них.
– Понимаешь, я просто хочу выяснить, что с музеем стало не так. А что-то точно стало не так, я это чувствую. Будто кто-то побывал здесь без нас, или один из экспонатов как-то странно изменил свои свойства.
– У тебя крыша съехала, – сказал Генри. – Забудь о школе. Папе нужно отправить тебя прямиком в сумасшедший дом.
Я вспыхнула и закричала на него:
– Немедленно возьми свои слова обратно! Немедленно! Возьми обратно, я сказала!
Генри пораженно уставился на меня.
Я сжала кулаки и сделала шаг навстречу ему.
– Предупреждаю тебя, Генри. Серьезно тебе говорю, очень серьезно. Или ты возьмешь свои слова обратно, или я…
– Хорошо, хорошо! Беру их обратно, успокойся.
– Пользы от тебя никакой, – произнесла я, повернулась и вошла в Зал египетской погребальной магии. Было утро, поэтому присутствие давным-давно умерших душ ощущалось довольно слабо. А не слишком ли слабо?
Я еще раз оглядела зал.
Все выглядело нормально. Можно сказать, идеально для египетской выставки.
Мы с Генри вышли из зала и направились на выставку оружия. Иногда в музей попадает какой-нибудь заколдованный меч. Может быть, я проморгала его появление, и от этого все мои тревоги.
Мы с Генри шли мимо высоких застекленных витрин, в которых были выставлены копья, мечи, боевые топоры, которыми бились древние воины в самых разных сражениях. Вскоре Генри увлекся оружием и прилип к стендам, и я получила возможность без помех продолжить свое обследование. Но проходя мимо всех этих гор оружия, я не чувствовала ровным счетом ничего. Ничего странного или необычного. Исиды, кстати, тоже нигде не было видно.
Чувствуя себя обескураженной, я прикусила нижнюю губу и стала думать над тем, что делать дальше.
Ну, разумеется! Следующим пунктом назначения для нас должен стать кабинет Эдгара Стилтона, как же я сразу не сообразила! Если в музее действительно что-то не так, Эдгар непременно это почувствовал. Было еще довольно рано, так что Стилтон наверняка должен быть первым и пока что единственным появившимся в музее помощником хранителя.
Я постучала в дверь его кабинета.
– Войди… – откликнулся Эдгар, но не договорил, потому что раскашлялся.
– Доброе утро, Стилтон. – Сказала я, входя и глядя на покрасневшее от кашля лицо Эдгара.
– Привет, Тео. О, Генри! Добро пожаловать на каникулы.
Тут Стилтон чихнул, неуклюже прикрываясь носовым платком.
– Спасибо, – сказал Генри и на всякий случай отошел на пару шагов назад.
– Вы простудились, Стилтон? – спросила я.
– Нет, – ответил он, вытирая нос платком. – Это началось только сейчас, утром, как только я пришел в музей. Может, это от пыли или еще чего-нибудь.
Ага! Я не ошиблась! В музее действительно было что-то не так.
Мы попрощались со Стилтоном, и я неохотно отправилась вниз, во временное хранилище, куда на прошлой неделе отнесли привезенные мамой находки. Я, как могла, оттягивала неминуемую встречу с горами лежащих там про́клятых артефактов, но откладывать этот визит до бесконечности было невозможно.
– А что здесь? – спросил Генри, едва не наступая мне на пятки.
– Последние мамины находки. Они тебе понравятся, Генри, здесь масса оружия.
Лицо брата посветлело, он даже перестал волочить ноги.
Когда мы пришли во временное хранилище, там не было никого, поэтому я усадила Генри возле ящика со зловещими на вид шабти, а сама принялась за работу.
Ощущение зла, исходящего от про́клятых фигурок, было точно таким же, как и до Рождества, поэтому я не стала задерживаться на них и перешла к другим ящикам, чтобы посмотреть, что находится в них.
В первом оказались каменные плиты и мерзкий ритуальный кинжал. Я открыла следующий ящик и нашла в нем груду скарабеев – от них явно струилась темная злая энергия, но недостаточно сильная, чтобы повлиять на атмосферу во всем музее.
Рядом стояли еще четыре ящика, но они еще не были распакованы. Я оглянулась, и увидела, что Генри уже вытащил десятка полтора шабти и расставил их на полу, словно они были оловянными солдатиками.
– Генри, – прошипела я. – Это не игрушки! Это артефакты, которым четыре тысячи лет! Положи их назад.
Я присмотрелась к глиняным фигуркам, и мое сердце тревожно забилось. Я медленно подняла с пола одну из фигурок.
– Эй, ты разрушила строй моих солдат! – запротестовал Генри.
Не обращая на него внимания, я принялась рассматривать фигурку, которую держала в руке. Она изменилась. Черты лица шабти стали более четкими, а выражение самого лица более суровым.
Но нет. Это было просто невозможно. Я закрыла глаза и постаралась сосредоточиться. Неужели ощущение тревоги возникло у меня из-за этих шабти?
Я подождала секунду, другую… ничего. Нет. Какие бы странные изменения ни происходили с этими глиняными солдатиками, не они были причиной моего беспокойства этим утром. Впрочем, изменения, произошедшие с шабти, означали, что теперь мне предстояло распутывать две загадки.
– Хорошо, Генри, – сказала я, возвращая фигурку шабти в ящик. – Сложи их на место. Теперь мы пойдем в катакомбы.
– Перестань, – обеспокоенно ответил Генри. – Это вовсе не катакомбы.
– Как знаешь, – произнесла я, направляясь к двери.
– Не катакомбы, – упрямо повторил брат. – Просто старое барахло, которое отнесли в подвал. Барахло, которое никому не нужно.
Генри был прав. Это были не катакомбы, а просто подвал, в который складывали всякие ненужные экспонаты. Правда, очень мерзкие экспонаты, если честно – там, на глубине четырех метров под землей, хранились мумии, гробы, неизвестно кому принадлежавшие скелеты. По мне, так самые настоящие катакомбы.
Я открыла дверь и поежилась, когда из-под земли меня обдало струей затхлого ледяного воздуха. Запахло сырым погребом, плесенью и…
– Хорошо. Здесь все на месте, – сказала я, повернулась и наткнулась на Генри, который осторожно заглядывал в темный подвал через мое плечо.
– Откуда ты знаешь? – поинтересовался он.
– Просто знаю, и все, – ответила я. Не стану же я ему объяснять, что не ощутила в тяжелом воздухе никакого движения энергии, никаких перемен. Подвал напоминал злого, но глубоко спящего зверя, которого уже сто лет никто не тревожил.
Стать первой, кто его разбудит, мне совсем не хотелось, тем более без дополнительной защиты, которой у меня в данный момент не было.
– Чай, – объявила я, стараясь произнести это слово как можно веселее.
– Нет здесь внизу никакого чая, – недоуменно произнес Генри, продолжая всматриваться в темноту подвала.
– Разумеется, нет. – Я захлопнула дверь, едва не прищемив при этом Генри нос. – Но в это время мама и папа всегда пьют чай.
Генри пожал плечами и поплелся следом за мной, говоря на ходу, что тоже хотел бы получить от меня чашечку чая.
А еще говорят, что у него нет воображения. Размечтался!
Заваривая дневной чай, я размышляла над тем, не могла ли стать причиной возникшего в музее непорядка моя Исида. Нет, не похоже. Здесь чувствуется влияние чего-то более зловещего и мрачного. Хотя, если хорошенько вдуматься, зла сейчас в Исиде тоже хватает.
Напоив родителей чаем, я подошла к маме и стала упрашивать ее сделать опись всех вещей, которые она привезла из экспедиции. Может быть, причина всех моих беспокойств находится в одном из нераспакованных ящиков? Наконец, после долгих уговоров мама сдалась и сказала:
– Хорошо, сделаем опись, но только потому, что ее все равно нужно сделать. А не из-за той мелодрамы, которую ты здесь разыгрываешь.
Неужели она не замечает, как много я здесь делаю, причем без всяких выдумок и мелодрам?
Мы с мамой провели во временном хранилище почти час, когда к нам с грохотом скатился по ступенькам Генри.