Зачем он это делал? А туристов водить!
Представляете? Единственный в своём роде заповедник холодной войны. С руками билеты оторвут! А за отдельные (и немалые!) деньги и комплект х/б купят, и банку тушёнки, и нафотографируются по самые уши. Рассчитывал наш Роальд иметь стабильный коммерческий приварок и официальный заработок после всех этих приключений с развалом, с более поздним ГКЧП и прочими прелестями переломных эпох. Далеко смотрел наш Роальд Владимирович, далеко! Он думал, как и очень многие тогда, что КГБ сгинет, преобразуется в скучную и невнятную спецслужбу, типа ФБР, где море рутиной работы и почти никакого кайфа. Нет, понимаете ли, ощущения власти. Страха нет. Нет шепотков по углам, легенд и слухов. В том смысле, в каком это принято в России. Помню, майора из хозслужбы на партсобрании разбирали — подвыпил и с племянником куролесил в провинции, в одном тамошнем Доме Мод. Директора в лоб корочками с размаху тюкнул — сразу же девицы дефиле на подиуме, или как там это у них называется, устроили, ресторанчик при Доме дефицитом кормил под оркестр, играющей по требованию гостя «Боже, царя храни!» — в восьмидесятых господа офицеры Советской Армии это за высший шик считали. Ментам местным в лицо плюнул… правда в итоге и получил от них по полной программе, почему история и всплыла. Старая, понимаете ли, вражда между МВД и КГБ…
В общем, ошибся наш Роальд Владимирович — пусть ему пухом будет земля! Но, по-моему, это была единственная в его жизни ошибка. Не усохла, не умерла наша контора, комитет госбезопасности, кормилец и отец родной. Жив был и процветал КГБ, пусть и под другим именем, до самой последней минуты!
Ельцину удалось ничего не говорить. Да его в нашей большой конторе совершенно другие вещи интересовали. Вот уж не любил, так не любил он нашего брата кгб/фсбшника. Но религии он должное отдавал. Идеологическую пустоту надо было срочно прикрыть и кроме православия никому на ум ничего не приходило. На церковность, соборность и духовность выгодно напирать. Тогда носились с царской Россией: погоны, эполеты, гимн, флаг, орлы и аксельбанты. Его Величество христосуется с нижними чинами на Пасху. Малиновый звон плывёт над матушкой Москвой, где двунадесять языков к новой жизни приспосабливаются. Кто с радостью, а кто стеная.
Церкви стали строить, электрические подстанции и телеканалы освящать. Наш брат, кгбшник стал лоб осенять крестным знамением. В общем, говорить Ельцину о нашем НИИ было опасно. Этот медведь сразу бы рявкнул, мол, разогнать к чёртовой бабушке. Кто верит, тот верит, а остальным хоть живого Иисуса приведи — выпучит глаза, поохает-поахает и вновь в свои дела погрузится. Мол, авось у Господа милосердия и для меня, грешного, хватит!
Так что, помалкивали мы и потихоньку радовались тому, что на волне перемен стало возможным намного свободнее за бугор ездить. Да и научная информация попёрла. То, что раньше через особый отдел под грифом приходило, теперь свободно выписывалось на дом, выискивалось в набирающем силу интернете и высказывалось в частных беседах на научных конференциях. Установка вдруг обрисовалась вполне ясно, отчётливо. Финансирование продолжалось, посему я пока не рискнул выводить фирму «Ковчег» в свет и докладывать о ней начальству. Для моих учёных это выглядело, как часть вспомогательных помещений для Установки, а Жорка, несмотря на его болтливость по пустякам, умел о нужном молчать намертво. «Успеем ещё!» — говорили мы, а Жорка посмеивался, что двум стареющим авантюристам надо бы уже подумывать о местах на престижном кладбище, а не о коммерческих мероприятиях. Дети мои разъехались кто куда, жена умерла и в пустой квартире топталась неизменная Лидия Михайловна — наша бессменная старушка-домработница. Жорка и вовсе жил холостяком, сменив одних только официальных жён штук пять. Но к старости ему посчастливилось благополучно вывернуться из объятий Гименея, а единственная дочь давно осела с третьим мужем в Сан Диего, штат Калифорния.
Вздрагивали, когда Путин стал во главе ФСБ и начал командовать. К тому времени я уже за Роальда директором был. Идею о фирме «Ковчег» я притормозил ещё в середине девяностых. Единственное, что я наладил, так это полуофициальный поэтапный процесс замены продуктов в бомбоубежище, провёл небольшую реконструкцию системы водоснабжения и модернизации генераторной. И всё это под шумок работы над Установкой. Наверное, просто в память о своём учителе и друге Роальде Владимировиче Симакове. А может, в этом был великий Божий промысел. Ведь сейчас-то я сижу именно в этом бомбоубежище, где запасено продуктов для 100 человек на два года. Мерно гудит малый генератор. Отключен пока большой газовый генератор фирмы «Ямаха» — до поры до времени. А нам хватает за глаза и малого. И хватит ещё надолго. Спит моя команда… все трое, включая Рикки…
А я сижу и пишу, сам не знаю, зачем.
Сам-то Путин к нам в феврале 1999 года нагрянул. Он тогда во все дела бывшего КГБ нос совал; в том числе и до нас очередь дошла. Мы, конечно, предупреждены были, — спасибо друзьям, — надраили полы, сменили рабочие халаты, перемыли все пробирки и начистили металлические и хромированные детали. Молодцевато отдавали честь, глядели орлами и вообще, тянули носок и ели глазами начальство. Только было во всём этом что-то прощальное, тянущее за душу, едва уловимое. Наверное, во всём коллективе понимали, что в новое время, когда золочёными грибочками вылуплялись по Москве церкви, а новоиспечённый телеканал «Союз» вещал истины «Голосом пастыря», нашей архаической конторе вряд ли дадут и дальше благоденствовать. Как ни вертись, но смутное понимание Главной Задачи… во всяком случае, её наличия… в последние годы так и витало в воздухе. Времена были либеральные, поэтому любые, даже самые строжайшие меры секретности натыкались на мягкое сопротивление. Вроде, как удары в пуховую подушку.
Это совсем не означает, что в моём НИИ все от мала до велика чётко понимали, что к чему. Но неуловимая аура интуитивного прозрения в воздухе ощущалась. Не знаю, поняли ли вы хоть что-нибудь. Я и сам не могу чётко сформулировать это. Впрочем, чёрт с ними, с аурами и витаниями незримого духа. Все просто чувствовали, что нас вот-вот могут прикрыть… а почему и откуда — Бог весть.
Особенно Громов вибрировал, мой заместитель по кадрам, боевому духу и прочей воспитательной и идеологической работе. Так и трясло, родимого. Наверное, подгузник для взрослых надел, чтобы уж совсем не оконфузиться. Ещё бы ему не мандражировать! Такую синекуру терять — всё равно, что мать родную в могилу. Ну, да и чёрт с ним — трясся и трясся, чего уж теперь. Не любил я его, болезного. Уж в нашей-то конторе стукач на стукача стучит, а тот от него стуком отбивается, но и в этой среде Дмитрий Леонидович Громов выделялся, как могучий чертополох среди сорняков.
Итак, Владимир Владимирович к нам прибыли-с утром. Часа полтора я его в белом халате по институтским ходам-переходам водил, руками размахивал, надувал щёки и клялся и божился, что деятельность нашего НИИ приносит умереть-не-встать какой профит нашей любимой Родине. Напирал на прочные связи в научном мире; перекрестил вместе с гостем лоб на икону Николая-чудотворца, что накануне у себя в комнате отдыха повесил; пухлый отчёт в дорогом переплёте референту передал. И чувствовал, что не пронимает нашего главного кгбшника вся эта патетика. Не пронимает — и всё тут. И останется наша Установка недостроенной, и будет потихоньку ржаветь и пылиться, пока когда-нибудь не отправят её на металлолом. И галочку поставят: так, мол, и так — принесли экономический эффект в бюджет страны на вышеуказанную сумму (справка прилагается). Уж не знаю, есть ли сейчас такая практика, когда каждой конторе план по вторсырью спускали, или она вместе с Союзом нерушимым гикнулась, но я себе воочию представил, как режут пыльные провода и развинчивают всё, что на винтах. И сдают в лавку вместе со старыми утюгами и бухтами ворованного кабеля.
— И всё-таки, каковы шансы на то, что вы сможете ответить на Главный Вопрос? Не просто ответить, а наглядно продемонстрировать? — спросил Путин под конец разговора.
И вот здесь-то меня осенило:
— Нам с вами, Владимир Владимирович, ничего доказывать не надо, — спокойно ответил я. — Существование Божие есть основа основ существующей Вселенной. Но есть вероятность влиять на него.
Пауза.
— Влиять? — спросил Путин. Мне показалось, что он потрясён. — Но…
— Никаких «но»! — вдохновенно напирал я. — Да, мы часть вселенной, то есть часть Господа нашего, часть некоего невообразимо сложного организма. Но разве желудок не может влиять на организм, на его поведение? Или рука, нога… да в принципе, любая часть тела! Она может болеть, может требовать к себе внимание или же…
— Я понял, — коротко оборвал меня Путин. Я подумал, что он действительно уловил мысль на лету. Это хорошо.
Пауза.
«Ну, Николай-угодник, давай! — подумал я. — Я зря что ли твою икону вывесил? Выноси, родимый, не дай на старости лет без льгот и денег остаться!» Откровенно говоря, мне было неуютно при мысли о том, что придётся переходить на положение пенсионера. Оно, конечно, и лета мои уже вполне преклонные, и пенсия отставному полковнику тикает вполне приличная… но всё равно — неуютно. Привык. Привык командовать людьми, привык к вечной суете научного мира, привык к его интригам и подводным течениям. Если это не называется «быть в гуще событий», то тогда я уж и не знаю, что это такое! Тем более что мой статус и характер основных направлений в решении Главной Задачи позволял совать свой нос куда угодно. Пользоваться, так сказать, служебным положением. Учёных моего масштаба в мире было не более полусотни, так что обосновать те или иные свои запросы мне было проще простого. Да и запросы-то, прости господи… ерунда, а не запросы. Не яхту же, не дворец в Испании, не роллс-ройсы я запрашивал!
— Что вам необходимо в ближайшие три-четыре года? — спросил Путин… и я понял, что Николай-угодник простёр надо мной свою благодатную длань.
— Ничего, — прямо ответил я. — Финансирование вполне нормальное. Необходимые приборы и оборудование мы заказали. Были задержки с некоторыми позициями, но всё обошлось. Установка, которую я вам показывал, требует огромного количества доводок ввиду своей