Ездить на работу теперь было просто — вышел из двери, сел на попу и съехал по коротким перилам к подвалу. Прошёл через тир и ты на работе. Всем остальным сотрудникам, занятым на Установке, приходилось довольствоваться подъездом номер пять — вахта, проходная, спуск к лаборатории. Главное здание НИИ неподалёку — всего-то три квартала, если напрямик и пешком.
Так и жили. Охрана, конечно, довольна была — возни с поездками меньше. За два года до этого пошёл наш старый дурень Жорка вечерком прогуляться, а охрану-то и не предупредил. Он тогда ещё у себя дома жил, недалеко от метро «Баррикадная». Ну и схлопотал на старую голову. Хорошо, хоть, не убили дурака. Спину только покалечили, да башку разбили. До сих пор я на него злюсь. На его и моё счастье, успел он нажать на своём казенном мобильнике тревожную кнопку. Прилетели наши орлы, а старика давно ногами пинают, ажно вспотели… сучьи сволочи…
Ох, я тогда и взъярился…
Добился того, чтобы всем пятерым по максимуму отвесили, да и на зоне не давали скучать. И плевать, кто там у кого папа, и на каком посту этот папа сидит. Лично президенту звонил. Так оно и вышло, как я требовал.
Теперь раскатывает наш Жорка на коляске. Лихо раскатывает, хотя ходит еле-еле. В коляске ему удобнее и быстрее. Пока вся эта свистопляска не началась — был приставлен к Жорке отдельный медицинский пост в виде персональной медсестры. Та в медицинском блоке сидела и с нашей фельдшерицей весь день лясы точила, а на ночь приходила другая. Там же и пребывала. Чуть что — Жорка кнопку нажимает, медсестра галопом бежит, охранника обгоняя. Тот ругается, мол, не по инструкции, а сестричка на него — старику плохо, а ты спросонок еле ползёшь! Да какому старику! Умному, сильному и красивому!! Хе-хе-хе… любят моего старого приятеля бабы. Всю жизнь любят. В любом возрасте. Байкерскую косынку Жорка повадился носить; руки на этих колёсах накачал; бороду сбрил. Ну, мачо, да и всё тут. И каждой юной деве о своих шрамах отдельную историю рассказывает, не повторяется. Деваха, конечно, прекрасно понимает, в какой конторе работает, и доверчиво слушает, развесив свои красивые ушки. А старый сатир в эти ушки разные байки многозначительно шепчет («…но об этом, красавица, никому говорить нельзя… я знаю, ты же понимаешь…»). И добивается успеха, засранец!
Я им горжусь. Таких друзей на свете — биш грамм.
«Биш грамм» — это один грамм. Выражение пародирует надписи на советском рубле — все эти «бир сум, бир сом, бир манат, адзин рубель» и так далее. Застряло в памяти со студенческих времён. Шутка юмора.
Ловлю себя на том, что хожу вокруг да около самого главного… видимо, не хочется о нём рассказывать…
Набрёл я лет десять назад на одну штуку. Описать её не математическим языком для меня крайне трудно. Всё равно, что пытаться первокласснику детально описать свой научный восторг от поимки не виданного ранее вида глубоководного краба. При условии, что он понятия не имеет, что такое краб, а рисовать вы не умеете или не можете. И кончились для меня спокойные дни. Выходило, что МОЖНО влиять на сами понимаете Кого. Не в том смысле, что командовать, но пытаться чуточку подправить Божий замысел. План Его скорректировать. Локально, в пределах «пузыря», радиусом около 1,7*10(9) метров. То есть, немногим больше семнадцати тысяч километров. Но — не из каждой точки поверхности или объема земного шара.
Вообще, математическое моделирование матрицы пространства и времени нашей планеты вывело на свет огромное количество любопытнейших парадоксов. С потрясающими математическими дебрями и тропинками в них, уводящими в самые неожиданные места. Выяснилось, например, что квантовая механика даёт нам возможность…
Ох, разогнался я что-то…
В отчёте есть намёки на некоторые практические выводы. Написал я его сугубо научным языком, так что опытный учёный может что-то для себя открыть. Боюсь только, что их на Земле остались крохи. Слишком уж неожиданно всё вышло.
Словом, если для первокурсников — есть точки, где микро-воздействие приводит к макро-эффектам. Ну, типа, вы в Москве чиркнули спичкой, а на Камчатке вулкан взорвался. В электронике на этом всё построено — малые управляющие токи, нажатие на кнопочки размером с бусинку, а повинуются гигантские турбины. Как-то так, в общем. Для понимания смысла этого вполне достаточно. А остальным и знать не положено.
И начали меня грызть сомнения.
Сомнения! Наверное, по-настоящему — в первый раз в жизни. Своим я уже с полгода ничего не говорил, даже Жорке.
Я знал, что по этой теме в мире более или менее активно работают полтора десятка человек, причём они, как и я, начинали не с нуля. И давало это знание, в перспективе, неслыханную силу. Вот тут-то я и задумался. Собственно говоря, дело приобретало гораздо больший размах, чем в своё время открытие технологии изготовления атомной бомбы. И желания того, что я, как когда-то Альберт Эйнштейн, сяду писать письмо сильным мира сего, у меня не было. Уж чего-чего, а такие вещи ни одному правительству лучше не знать. Видали мы их… всяких видали. Кто лучше, кто хуже, но в целом все одним мирром мазаны. Это, господа, закон. И такой же непреложный, как и законы Ньютона. Нет, никак нельзя такое «наверх» запускать.
Но и любопытство берёт. Просто разъедает всего насквозь! И потом… можно же и исхитриться… думал я. Быть владычицей морскою мне совсем не хотелось… но… хм… некоторые перспективы, понимаете ли, очень и очень впечатляли.
И стал я потихоньку вынюхивать, как там оно… и кто докуда добрёл в своих научных блужданиях. В мировом масштабе, разумеется. И привели меня эти поиски в Рим. И встретилась там нечестивая шестёрка тех, кто был в двух шагах от.
А после римской командировки я позвонил в приёмную президента и сказал, что мне необходима аудиенция, строго тет-а-тет. По важному вопросу. Долго колебался, между прочим.
«Ну, ладно, старый пень, получишь ты призрачное всемогущество.
И что? Мало ли в истории — ох, спасибо отцу за разговоры о ней! — разговоров о „счастье всем, каждому!“ Вся-то беда в том, что лично тебе-то не достанется в земной юдоли ни дополнительного здоровья, ни юности благой. Я к тому клоню, что нет и не будет возможности частичке общей системы изменить её — системы — основополагающие принципы. Константа гласит, к примеру, что отношение длины любой окружности к её диаметру, хоть тресни, но равна 3,1415926536… и так далее.
Вот и тебе суждено продолжать стареть, усыхать и когда-нибудь помереть — это закон.
Dixi.
А что, давайте спасём профессора Солодова? Давайте изменим естественный ход этих сложных часиков, тикающих почти четырнадцать миллиардов лет! Тем более что сделаем это локально, в одной жалкой точке Вселенной! Допустим, что это возможно, что теоретические выкладки лет через десять приведут к практическому механизму ordinationem — воспользуемся латынью, ведь мы в Ватикане. Притормозим или ускорим вращение крохотной шестерёнки в окружающем нас мире Большой Квантовой Физики… вторгнемся в святая святых мастерской Господа нашего и дерзкой рукой восстановим справедливость.
Увы, это будет уже другая Земля и другой Солодов».
Солодов поймал себя на мысли о том, что думает чересчур красивыми фразами. Как будто репетирует некую речь перед лекцией. К примеру, перед первокурсниками, среди которых даже в самые трудные годы всегда была пара-тройка симпатичных юных девиц. А хорошо бы встать на кафедре, выпятить грудь, распушить павлиньи перья и произнести эти «бла-а-род-ные» фразы правильно поставленным голосом опытного преподавателя. «И с чего бы это меня растащило на поучения?» — с неудовольствием подумал он. Уж чего-чего, а поучающих и праздно витийствующих он терпеть не мог всю свою жизнь. А тут — сам себя ловит на том, что начинает надувать щёки. Ведь если уж говорить откровенно, всё устраивает господина Солодова в его жизни, а коль скоро он сейчас и шагает по старому тоннелю, стараясь не спотыкаться на неровной поверхности, так это только потому, что сюда его привело давнее детское любопытство. Наверное, именно оно.
«Эти ребята уже сами на тысячу раз передумали то, о чём я тут мысленно распинаюсь», — сказал себе Солодов, чихнул и всё-таки споткнулся. Беспомощно взмахнув руками, он стал падать. Спасибо Векслеру — поддержал, не дал разбить колени.
— Почти пришли, Сергей, — сказал он. — В прошлый раз здесь Ашкенази чуть нос не расквасил, а когда вставал, наступил на собственные очки.
— С тех пор он носит оправу с цепочкой, — добавил кто-то сзади.
Сергей Иосифович представил себе взволнованного потного Ашкенази, с кривой ухмылкой поднимающегося с пыльного камня и старательно не замечающего скептических взглядов. Да… до такого Солодов даже в детстве не додумался — властелин мира, член могущественного Ордена подслеповато разглядывает собственную раздавленную оправу. Какой удар по пафосу, не говоря уж о самолюбии. Внезапно он понял, что тоже гордится собой и готов распушить перья, как индюк.
Ему сразу стало легче. Да, не спорим, есть чем гордиться — сам знаю. Но и посмотрите вокруг, дамы и господа! Нешто это то, о чём мечтали тираны и тиранчики, короли и королевы, президенты и премьер-министры? В носу от пыли чешется, стеарин от свечи обжёг правую руку и заляпал рукав пиджака, над ухом сопит старина Векслер, — астматик, со свистом вдыхающий из баллончика пахучий аэрозоль пятый раз за вечер. У Белуччо наверняка уже разболелась его спина, которую он повредил в позапрошлом году где-то в Альпах.
М-да… скинуть хотя бы годков двадцать! Шестьдесят с хвостиком — это уже не тот возраст, когда тянет на авантюры. Кроме научных, конечно. Ибо то, над чем сейчас в одиночку бился Солодов — это и есть научный авантюризм, лихая кавалерийская атака на тяжёлые танки. Весь фокус в том, что эта атака закончилась разгромом железных машин… неожиданно для атакующего. Впрочем, теперь-то Солодов твёрдо знает, что всадник был в этой атаке не один.