х нормах (пример: признание икономии, т. е. учета обстоятельств, в трактовке необходимости для епископов каждой области собираться на соборы два раза в год). Буквальное значение канонов и аналогические способы их интерпретации (примеры: возможность применения канона об исчезнувшем институте диаконисс к другим видам женского церковного служения; возможность применения прецедента с одним из епископов к общему запрету поставления епископов на занятые уже кафедры[166]).
Некоторые дискуссионные проблемы литургического богословия как теологической науки. Как распределяются сферы догматики и литургики в «евхаристическом богословии» (о сакраментологии см. [Лекция 6.2])? Правомерно ли считать, что только историческая литургика может иметь статус богословской дисциплины, в то время как дескриптивная систематизация составляющих богослужения относится лишь к уставу?[167] Является ли изобразительно-символическое восприятие Евхаристии ее безальтернативной рецепцией, и если является, то что означает ее оценка как «мистериального перерождения литургического благочестия»?[168] Можно ли считать, с точки зрения веры в Боговоплощение, оправданным противопоставление сакрального и профанного языков богослужения или это противопоставление было бы более органично для нехристианских религий?[169] Допустимо ли в экклезиологической перспективе реформирование сложившегося богослужебного устава?
Некоторые дискуссионные проблемы канонического права. Оправданно ли представление о том, что церковные каноны имеют статус «святых догматов веры, применяемых в деятельной жизни христианина»?[170] Могут ли быть выдвинуты серьезные богословские возражения против идеи о том, что каноны могут меняться или отменяться (вопрос, поставленный перед созывом Поместного собора Русской Православной Церкви 1917–1918 гг.) и является ли решающим здесь свидетельство самих канонов о себе (2-е правило VI Вселенского Собора)? Существуют ли экклезиологические критерии различения среди канонов безусловных и временных?[171] Возможно и оправданно ли появление новых канонов в связи с расхождениями канонического и светского законодательства? Предмет специального осмысления: соотношение церковного и светского «юридизма» (ср. догматика и философия в целом, теэтетика и этика — [см. Лекции 7.3, 8.3]). Позиции крайние (некоторые протестанстские богословы, славянофилы и другие) и позиция «сбалансированная».
Общий вектор богословской рефлексии в рамках обеих исторически ориентированных богословских дисциплин: необходимость дифференциации вечного и временного, непреходящего и исторического, божественных истин и культурных форм их воплощения.
Лекция 10Герменевтика и экзегеза Св. Писания и предания
Обоснованность разграничения источниковедческих и истолковательных исследований в традиционных рамках библиологии и патрологии, намеченного частично уже в раннехристианской традиции (ср. текстологические и истолковательные изыскания у Оригена — см. [Лекция 4.1]). Критерий «теологичности» истолковательной библиологии — связь с догматической рефлексией (прежде всего с догматом о двуединстве природы Воплотившегося Слова — см. [Лекция 6.2]). Многовековая разработанность библиологической герменевтики и новаторский характер отдельных «герменевтических прозрений» в осмыслении наследия Отцов Церкви в православном богословии XX в. Уточнение исходных понятий. Митр. Макарий (Булгаков): герменевтика — общие принципы истолкования текстов Св. Писания, экзегеза — применение их к истолкованию конкретных текстов и контекстов[172]. Применимость этого разграничения и к патрологии.
Истолковательная рефлексия в библиологии. «Предпосылочные» и формационные стадии.
Исторический опыт экзегезы в дохристианской культуре. Работы с древнегреческими текстами у логографов и стоиков. «Естественная теология» стоиков [см. Лекция 2.1] как попытка апологии традиционного политеизма через аллегорическое истолкование. «Вчитывание» стоиками и пифагорейцами в поэтическую мифологию Гомера и сюжеты его поэм (описания сражений, кораблекрушений и т. п.) философских и моралистических понятий. Заимствование этих методов экзегезы в эллинистической библеистике начиная с Аристобула (II в. до н. э.) и завершая Филоном Александрийским (конец I в. до н. э. — начало I в. н. э.).
Герменевтический принцип Филона: каждый библейский нарратив имеет два смысла — буквальный и аллегорический. Сплошной комментарий на Пятикнижие (41 сочинений), начинающийся с трех книг «Аллегорий Законов» и другие сочинения. Примеры экзегезы Филона: истолкования жизнеописаний патриархов как «живых законов» (ср. легендарные биографии Пифагора), жены Авраама Агарь и Сарра как олицетворения «свободных искусств» и Философии (трактат «О совокупности вопрошаний»). Дохристианские иудейские истолкования Библии в ключе «вчитывания» в ней указаний на Мессию (так называемые Testimonia).
Общий принцип новозаветной герменевтики: выявление прообразовательного значения библейских текстов, раскрываемого только в свете евангельского благовестия. Илия как «прообразователь» Иоанна Крестителя (Матфей 11:12–14), воздвижение Моисеем медного змея — прообразование крестной смерти Иисуса Христа (Иоанн 3:14–15), трехдневное пребывание Иона во чреве китовом — прообразование смерти и трехдневного Воскресения Иисуса Христа (Матфей 12:29–34). Агарь и Сарра как иносказания о Ветхом и Новом Завете (Гал 4:22–26), «безродный» и «безлетный священник» Мелхиседек как прообраз Иисуса Христа (Евр 7:3)[173].
Александрийская школа. Экзегетические методы Климента. Модификация стоическо-филоновских аллегорез (Строматы I.5 и т. д.): Авраам — христианин, Агарь — мирская мудрость и философия, Сарра — Божественная мудрость, брак с последней остается бесплодным до изучения первых (модель «философия — служанка богословия», см. [Лекции 2.2, 7.3]). Герменевтические принципы, восходящие к Клименту и принятые всей последующей христианской традицией: 1) в Св. Писании многое сказано «символически» или «приточно» (Педагог III.12) и эта таинственность подлежит раскрытию; 2) истинное уразумение сокрытого смысла является результатом наставления от Логоса при возможности использования и интеллектуальных навыков толкователя (τάς τέχνας — «ремесло»), в которые входит и философская диалектика; 3) «Бог обоих Заветов один и тот же», и потому «вера во Христа и ведение Евангелия есть истолкование (ξήγησις) и исполнение (πλήρωσις) закона» (Строматы II.6; VI.21): Ветхий Завет может быть понят только в свете Нового Завета; 4) основной метод истолкования Св. Писания — типология, исходящая из идеи «преемства» двух Заветов (Строматы VII.16), конкретные библейские персонажи — «прообразы» Иисуса Христа (τύπος τού Κυρίου), аспекты «прообразности» которых и раскрываются в экзегезе (например, библейское повествование об Аврааме и Исааке — Быт 22:1-18)[174]; 5) только церковное предание — «канон веры», «канон истины», «церковный канон» — дает истинный ключ к уразумению писаний («псевдогностики», не имеющие его, пытаются, взламывая «заднюю дверь», «похитить» истину)[175].
Новые герменевтические формулировки Оригена, принятые всей последующей христианской традицией: 1) соотношение буквального и духовного смыслов в Св. Писании подобно соотношению человеческой и божественной природ Иисуса Христа (Гомилия на книгу Левит 1,1); 2) необходимость восхождения от буквального смысла к духовному (не в обратном порядке)[176]. Герменевтический принцип Оригена, отвергнутый последовавшей традицией: гностическая доктрина о предназначенности текста Св. Писания для людей «телесных», «душевных» и «духовных» (отсюда и три уровня смыслов)[177]. Совмещение у Оригена «типологизма» (Гомилия на книгу Бытия 10,5) с безграничным «аллегоризмом» и фактическая деградация экзегезы до самозабвенной эйсегезы[178]. Критика Оригеновых экзегетических фантазий в Антиохийской школе.
Герменевтические установки Антиохийской школы (св. Лукиан, св. Мефодий Олимпийский, Евсевий Эмесский), принятые последовавшей традицией: 1) в Писании следует выявлять тот смысл, который соединяли со своими словами боговдохновенные авторы, и потому надо исследовать контекст их речений; 2) историко-грамматический метод истолкования исходя из дидактических, грамматических, лексических, риторических и логических составляющих библейских текстов; 3) помимо буквального значения их в них содержатся еще и «созерцаемые» (от θεωρία, букв. «ви́дение» как «исследование») — требующие раскрытия «намерения» библейских авторов, а также аллегорические, типологические, «многосмысловые», которые следует выявлять не произвольно, но через тщательное исследование текста, логической связи и параллельных мест[179].
Экзегеза свт. Иоанна Златоуста (ок. 345–407) — вершина истолковательной деятельности Антиохийской школы. θεωρία как выявление глубинных смысловых измерений при внимательнейшем исследовании буквального смысла библейских текстов. Необязательность выхода в каждом случае за границы буквального смысла[180]. Уточнение типологического метода как установление соотношения между ветхозаветными и новозаветными нарративами и керигмами, как «предсказанным» (τύποσ) и «исполнившимся» (άντίτυποσ). Выявление не столько аллегорического, сколько сотериологического, духовно-практического смысла текста. Установка на гомилетические, проповеднические задачи истолкования Св. Писания (в противоположность самоцельности экзегезы оригенистов).