Кивану пришлось рискнуть, но риск стоил того. Он взял с собой несколько тысяч королевских ополченцев, соединился с пятитысячным корпусом западников, которым приказал отступить от Штормового Предела, как только услышал о высадке Эйгона. Он смог соединиться с местными феодалами. Просторские лорды приложили все усилия, чтобы собрать как можно больше ополчения и выгнать со своих земель мерзких дорнийцев. Лорд-регент собрал войско равное дорнийскому и подловил их на марше в сторону Летнего Замка.
Они шли слишком медленно, уверенные в своей безнаказанности, грабя каждое поселение, каждую деревню. Киван воспользовался этим. Аддам Марбранд смог безошибочно определить направление и скорость вражеской армии и найти подходящее место для неожиданного удара.
Лорд Кастерли Рока чувствовал усталость. Старческую — от военного похода, когда приходилось спать на жёсткой перине, а не утопать в мягких подушках. Он был стар, а последние события неслабо подкосили его здоровье. Но остаться в Королевской Гавани он не смог. Ему нужно было лично всё проконтролировать.
Смрад от тысяч убитых, когда огромное количество людей после смерти испускает из себя всё то, что было внутри, ударил в нос Кивана. Ланнистер никак не поморщился — за свою долгую жизнь таких запахов он надышался вдоволь.
— Пусть сестры Милосердия позаботятся о раненых, — сказал Киван своим подчинённым, — и начнут закапывать трупы. Закапывайте дорнийцев и западников отдельно друг от друга.
Приказ этот относился в основном к простым латникам, межевым рыцарям и простым лучникам. Трупы лордов и именитых рыцарей будут отправлены в их родные вотчины, где их захоронят честь по чести.
— Милорд, — обратился один из лордов, — разве стоит оказывать дорнийцам такую честь?
— Может и не стоит, — ответил Киван, — но если мы оставим на поле гору трупов, то через несколько лун в этой местности распространятся разнообразные болезни.
Карканье ворон сильно поднадоело слуху Ланнистера. Он уже хотел было развернуть коня и покинуть бывшее поле боя, оставив подчинённых выполнять его приказы, но его остановил вздох удивления одного из рыцарей.
Ещё большее удивление вызвало в лорде-регенте то, что этим рыцарем был Григор Клиган.
А причиной этому была… голова. Голова, насаженная на пику, которую несли несколько солдат, потешаясь перед остальными. Видимо, они сами не осознали, чью голову насадили на копьё.
Синее, с высунувшимся языком, пятнами крови, лицо принца Дорна было трудноразличимо, но всё же Киван разглядёл в нём черты Красной Гадюки. С принцем Оберином он уже встречался — и не раз, поэтому для него это не составило труда.
Лорд-регент скрипнул зубами. Ему доложили, что командующий войском дорнийцев бежал, но оказалось, что сведения оказались ложными. Принца Дорна убили во время схватки и даже не опознали в нём брата Дорана Мартелла.
“Если бы Красная Гадюка оказался у меня в плену… я мог бы вывести Дорн из войны только одним фактом нахождения принца Оберина в моих темницах. Проклятье” — мысленно сокрушался лорд Кастерли Рока.
— Сир Григор, — обратился лорд Киван к удивившему его рыцарю, — думаю, вы уже догадались, чья голова торчит на пике. Прикажите солдатам снять её.
Сир Клиган на своём огромном скакуне медленно побрёл вперёд, в сторону тех солдат, а сам Киван наблюдал, как болтается в ножнах на боку огромный двуручный меч. И как Гора ещё не порезал себя таким образом? Удивительная небрежность, но сир Григор справляется.
Сегодня он нанёс удар, от которого драконы придут в ярость. Их союзники, дорнийцы, полностью разбиты. Остатки наверняка убегут через Красные Горы в Дорн или разбегутся по округе. Но теперь они — проблема местных лордов, а у Кивана хватает других проблем.
“Например, ждать очередного удара Эйгона… или Вариса”
В последнее время у Кивана обострилась паранойя. Он обзавёлся несколькими телохранителями, в число которых входил и сир Клиган. Теперь он понимал Тайвина, державшего на службе этого монстра.
Лорд медленно, но верно заменял Рыцаря в душе Тихого Льва.
“Сам Эйгон находится неизвестно где со своей тёткой и драконами. В последний раз его видели улетающим из Драконьего Камня после принятия присяги от Ширен Баратеон. Только улетал он не обратно на юг, в Штормовые Земли, или на запад, в сторону Королевской Гавани. Улетал он на север…”
Киван боялся, что Таргариены решили уничтожить его подкрепление из Речных Земель, поэтому как только получил известие об Эйгоне, сразу отправил весточку Гарлану Тиреллу и Дикону Тарли, командующими просторской армией.
Ланнистеру оставалось только надеяться, что их не атакуют с неба врасплох.
“Те баллисты, которые предложил соорудить один из мейстеров… стоит ускорить их строительство. Готово только с десяток подобных орудий и те сразу заняли своё место на круглых башнях Красного Замка”
У Таргариенов были драконы. Но Киван не собирался сдаваться. Нет, он будет драться до конца. Ему нужно лишь дождаться подкрепления из Речных Земель.
Глава 62
— Проклятый шторм! — ругалась его мать. Они жили недалеко от берега, поэтому сильный ветер снёс крышу одного из домов, в котором как раз их небольшая семья держала невольников. Невольниц, если точнее, — матушка никогда не брала рабов из мужчин, предпочитая закупаться у налётчиков женщинами.
“Мужчины становятся слишком непокорны и своевольны, когда видят, что ими командует женщина” — говорила Куору матушка, приглаживая его вихрастые доходящие до самых плеч волосы. "С женщинами легче справляться. Твой папаша выбрал женой свой топор и ладью, а меня предпочитает посещать лишь после очередного похода. Как уж мне, скажи на милость, справляться с мужчинами-рабами, даже если они с зелёных земель?”
Куор лишь согласно кивал, не зная, что ответить.
Матушка была красива, с тёмным волосом, что было характерно для всех жителей острова Пайк и Железных Островов в целом. Статная, с острыми скулами, словно у аристократки, и с тонкими губами.
Сам Куор унаследовал от неё цвет волос и скулы, но остальное взял от знаменитого отца, имя которого матушка старалась не упоминать после известия о его гибели. Весть принес один из друзей отца, как только королевские корабли причалили в Лордпорте.
Жила семья в небольшой деревушке, между огромным замком — оба имели такое же название, как и остров, на котором они находились, — и Лордпортом.
— Кар! Кар! — кричал воронёнок, летая рядом. Куор поднёс руку и, когда птенец вцепился ему в плоть (когти были недостаточно остры, чтобы нанести какой-то серьёзный вред), мальчик ласково его погладил по холке. Птица приняла ласку благосклонно.
Матушка, прекратив ругаться, недовольно посмотрела на птенца. Когда-то первой её мыслью было забить воронёнка или выгнать, когда она впервые увидела играющего с ним сына. Но пришедший тогда вовремя отец уговорил её этого не делать.
— Куор, иди лучше делом займись! — прикрикнула на него мать.
А ещё у его матушки был скверный характер.
Мальчик был отправлен на помощь невольницам, которых мать заставила восстанавливать загоны для скота. Скот их был небольшим: одна коза, несколько кур и большая выкормленная свинья, которую в насмешку назвали Пегги. Куор эту свинью мысленно ненавидел, ибо сбегала она не раз, и приходилось ловить её именно ему.
Впрочем, куплен весь этот скот был в последнее время, когда налётчики вновь начали грабить слабых людей на Зелёном Континенте. В деньгах проблем не было — отец вдоволь привозил их и дарил матери, а матушка пользовалась этими деньгами на благо семьи, кормя себя, сына и нескольких невольниц.
Смотря на уставшие лица нескольких женщин, одна из которых была ещё достаточно молода, маленький Куор мог только покачать головой. Он не испытывал к ним особых чувств, но продрогшие и уставшие от бессонницы женщины, которым половину ночи пришлось терпеть все невзгоды шторма без крыши над головой… На них нельзя было смотреть без жалости. И Куор не мог.
Если суммировать их несчастья, то нужно упомянуть о том, что им же пришлось ловить сбежавшую свинью и снимать залезшую куда не надо козу, то Куор мог лишь сильнее жалеть их. Молча и слегка. Ещё большее сожаление вызывало у него то, что самому приходилось этим заниматься вместе с невольницами.
— Эй, Кюри! — позвал своего питомца, который всегда отзывался на его голос. Воронёнок несмело выглянул из маленькой дырочки на крыше их дома, где уже им было свито гнездо. Не заметив дражайшей матушки мальчика, он вылетел оттуда и подлетел к Куору, вновь вцепившись маленькими коготками в руку.
Кюри был молодым воронёнком, который уже расправил крылья, но не достиг нужного возраста, чтобы считаться взрослой особью.
Мальчик стал играться со своим питомцем. Проходящие мимо невольницы, закончив с загонами и накормив животных, с удивлением смотрели на это представление. Они будто видели некое ужасное зрелище, но Куору было плевать. Был только он и воронёнок.
— Куор! — позвала его мать, — иди обедать!
Названный с грустью отпустил своего воронёнка, зная, что матушка не примет его присутствия за столом. Войдя в дом, мальчик, не снимая обуви (так было не принято), вошёл в зал, где они и обедали всегда, и грелись у горящей печи долгими вечерами.
На обед, как всегда, была рыба. Приготовленная в печи, и даже приправленная какими-то травами, добытыми на Светлом Острове или купленными у редких торговцев-железнорождённых, которых на Железных Островах всегда было мало…
“Когда-нибудь я буду есть свежее мясо, вкушать сладкие вина и запивать его мягким виноградом” — мечтал Куор, давясь мелкими косточками от рыбы и вспоминая рассказы старых пиратов, что уже не могли держать топор и крепко стоять на ладьях, но делились своей мудростью с младшим поколением.
Он