316.
Хозяйство хуторян и отрубников находится в совершенно в других условиях.
Прежде всего соха, которой в общине пашут землю почти все домохозяева (в Красноуфимском уезде соху заменяет сабан), постепенно вытесняется плугом.
Обработка пара под посев озимых, которая в общине всеми поздняя (июньская), что часто губит всходы, производится или с осени (черный пар), или ранней весной. Землю под яровые хуторяне всегда пашут осенью.
Правительственные агрономы «громадное внимание» обращают на улучшение семенного материала. При каждом агрономическом старосте функционирует зерноочистительный обоз, который чистит хлеб от сорных трав и сортирует хлеб.
Ежегодно с осени по окончании полевых работ и вплоть до весны сортировочные машины провозятся по всем районам хуторского расселения и очищают хлеб всем желающим. На показательных участках агрономы демонстрируют оптимальные для данной местности сорта хлебов.
Конечно, большое внимание уделяется организации полевого хозяйства на началах правильного плодосмена317.
Для этого в том или ином районе выбираются наиболее энергичные хозяева, которые согласны ввести у себя рекомендуемый агрономами севооборот.
Затем составляется план участка, и земля на плане и в натуре, т. е. на местности, разбивается на нужное число клиньев (полей), которые маркируются столбиками.
На плане же, в виде особой экспликации (легенды), подробно расписывается порядок чередования культур по клиньям и по годам.
Подобное расписание составляется на такой период времени, по истечении которого можно считать, что севооборот вполне установился.
Благодаря тому, что клинья пронумерованы и отмечены особыми столбиками, каждый крестьянин может самостоятельно разобраться, где, в каком году и какое растение нужно сеять.
Эти расписания у каждого хуторянина обычно висят на стене на самом видном месте318.
Юрьевский пишет: «Вообще нужно сказать, что поскольку распространение улучшенных приемов в полеводстве и прочих отраслях сельского хозяйства зависит от умелой пропаганды — деятельность пермской агрономической организации поставлена прямо-таки великолепно.
У правительственных агрономов-пермяков отдельные улучшения можно сказать, не „пропагандируются“ и не „демонстрируются“, а рекламируются среди населения совершенно с тем же подъемом, с каким распространяет свои изделия хорошо организованное частное предприятие.
Вы едете по полю и уже издалека видите, например, где находится какой-нибудь показательный участок, по большому плакату на столбах, на котором кратко и понятно изложено, что именно рекламируется.
Эта чисто американская реклама различного рода сельскохозяйственных улучшений уже принесла громадные результаты. Крестьянские хуторские хозяйства Пермской губернии находятся, несмотря на молодость агрономической организации на сравнительно весьма высоком уровне»319.
Обследование единоличных хозяйств Красноуфимского уезда, житницы Приуралья, «превзошло все ожидания».
«За каких-нибудь 3–4 года» у хуторян и отрубников — в сравнении с тем, что было в общине, — значительно увеличились сельхозтехника, живой инвентарь и постройки, налицо «колоссальные успехи» в полеводстве.
Если стараниями Пермского земства в общине порядка 15 % крестьян сеет клевер на отдельных участках вне севооборота, то на хуторах клеверосеяние охватило уже до 80 % хозяев, а 10 % хуторян ввели правильный многопольный севооборот.
И «немудрено», замечает автор, «если в результате крестьянское население, в противоположность обычному отношению своему ко всяким опросам, которых оно, вообще говоря, опасается, в данном случае встретило обследовательную партию весьма приветливо»320.
Начальник первой партии, тогда студент Петербургского университета Павел Першин (будущий советский историк-аграрник) говорил Юрьевскому, «что он прямо был поражен отношением крестьян к анкете».
В первом же селении был созван сход, на котором он в возможно понятной форме объяснил цель и задачу обследования.
«Можете себе представить — крестьяне настолько прониклись важностью предпринятого дела, что многие из них, прежде чем прийти на опрос, вымеряли шагами свои усадьбы, взвешивали хлеб, припоминали все, что могло нас заинтересовать и при опросе представляли наскоро составленные записочки, в высокой степени облегчившие работу счетчиков. При таком отношении крестьян не было нужды в хождении счетчиков по домам, на что теряется всегда масса времени»321.
Опрос шел в сельском правлении, куда с самого утра сходилась вся деревня. Крестьяне внимательно прислушивались к вопросам, к их разъяснениям и ответам своих соседей.
При этом слушатели зачастую вносили поправки в ответы опрашиваемых. Напоминали, например, о какой-нибудь случайно забытой соседом овце, помогали считать полосы прежнего общинного пользования; дополняли показания излишне скромных хозяев.
Вообще, землеустроенное население в громадном большинстве случаев принимало самое деятельное участие в опросе, стараясь дать наиболее точный и правильный материал. У нас в партии все время оставалось такое впечатление, что обследование производится не столько счетчиками, сколько самим населением. Было много случаев, когда крестьяне, забывшие упомянуть при опросе о совершенно незначительных посевах конопли в огороде, или репы, или еще о каких-нибудь мелочах, — приходили на следующий день и прямо настаивали о включении подобного рода мелочей в опросные листки, «чтобы знали о том в Питере все как есть, до последней морковки»322.
А какой-нибудь недовольный землеустройством мужичок, желавший почему-либо скрыть свои хозяйственные успехи, при первых же неправильных ответах встречал целую бурю негодования со стороны своих соседей и, уличенный в неправильном показании, более не пытался уже обманывать счетчика. С другой стороны, отдельные попытки хвастнуть пред приезжими богатством и зажиточностью так же встречали отпор окружающих323.
В результате при обследовании создалась такая обстановка, которая дала возможность собрать материал интересный, подробный и не возбуждающей никаких сомнений в смысле достоверности. И так было решительно везде. Крестьян особенно поражала подробность вопросов, поставленных в обследовательной карточке.
«Вот до чего дожили — В Петербурге хотят о нас знать», — говорили они счетчикам, — и действительно подробно рассказывали о своей прежней и настоящей жизни.
И опрос нередко затягивался далеко за полночь — так незаметно и быстро проходило время и для счетчиков, и для хуторян в этой вечно живой и интересной теме для крестьянина о его хозяйстве, успехах и неудачах последнего. Желание как можно глубже и подробнее ознакомить счетчика-обследователя со своим хозяйством иногда выливалось в прямо-таки наивную форму требования — осмотреть лично все хозяйство, полюбоваться на клади хлеба, на стога клеверного сена, заглянуть в амбар, определить доброкачественность зерна в «сусеках» и т. п.
«Не могу до сих пор забыть случай, — заметил в заключение Першин, — когда, опрашивая одного хуторянина, я усомнился в возможности получения урожая овса сам — 60 с показательного участка по навозному удобрению. Хуторянин сейчас же повел меня в амбар и здесь на моих глазах начал взвешивать крупные зерна овса „Победа“. При таком обороте дела, конечно, нельзя было не убедиться в правдивости показаний опрашиваемого»324.
Должен ответственно заявить, что эта история — чуть ли не единственная в своем роде (не считая эксклюзивных рассказов Кауфмана, Щербины и других статистиков о том, как они добивались откровенности со стороны крестьян).
За 25 лет занятий этой тематикой мне куда чаще встречались истории в другом духе. Тот же Юрьевский передает подробный рассказ правительственного агронома Виленской губернии Рудзита, руководившего обследованием в Трокском уезде, на какие ухищрения ему приходилось идти, чтобы буквально вырывать у хуторян правдивую информацию325.
Есть истории и пострашнее — статистиков и агрономов, пытавшихся провести элементарное обследование подведомственного участка, как минимум, запугивали и, не удивлюсь, если избивали.
Итак, подводя промежуточные итоги, отметим, что благодаря Юрьевскому мы видели и отличный, и качественные, и скверные примеры организации агрономической помощи.
Абсолютизировать позитивную информацию было бы неправильно — вспомним мысль Кауфмана о том, что «мы» пока лишь вошли в преддверье.
Не будем забывать и то, что Россия не была готова к реформе, и тем ценнее та быстрота, мобильность, с которой происходил поворот целой страны на 180 градусов.
И вместе с тем преобладающая часть данных говорит о безусловном успехе преобразований, хотя понятно, что Россия не исчерпывалась этими шестью уездами.
Аграрный сектор России и реформа Столыпина
Как же отразилась реформа на состоянии сельского хозяйства?
Начало XX века дает картину быстрого его подъема, причем успехи были настолько очевидны, что их не оспаривала даже советская историография, правда, с естественными для нее оговорками, что это дело рук кулаков.
При этом, оценивая перемены в аграрном секторе страны, я исхожу из того, что позитивный перелом в развитии сельского хозяйства начался во второй половине 1890-х гг. Он был связан с появлением внутри крестьянства, благодаря начавшейся индустриализации и реформам С. Ю. Витте, расширившими возможности заработков, заметного слоя хозяйств (15–20 %) с повышенными доходами и, соответственно, с повышенными же потребностями.
Это увеличило долю продуктов, покупаемых ими на рынке, а не производимых в своем хозяйстве. Выросли запросы деревни относительно одежды, обуви, «предметов комфорта», относительно качества еды, в результате чего в меню крестьянского стола появились белая мука, рис, сахар, чай, водка, приправы и пряности.
Так экономическая дифференциация деревни, по мнению Л. Н. Литошенко, «удачно» разорвала порочный круг между слабым развитием внутреннего рынка для промышленности и аграрным перенаселением. Потребности крестьянства стали больш