Тип. Ис. Ф. Вайсберга, 1917. С. 558–569.
В таблице 17 приведены данные о росте крестьянских вкладов в сберегательные кассы и вкладов, и займов у частных лиц в кредитных кооперативах. Можно уверенно говорить о том, что крестьянские деньги во вкладах и займах безусловно преобладают, тем более, что из анализа исключены Прибалтика и Польша, где реформа формально не проводилась и где заметную роль играли городские ссудо-сберегательные товарищества.
Особенно заметен перевес доли кооперативов в Нижневолжском районе (72,3 % суммарного прироста вкладов приходится на кредитную кооперацию), в Малороссийском (79,3 %), Юго-Западном (85,5 %), Новороссийском (96,8 %), Предкавказском (91,8 %). Центрально-Черноземный район занимает в этом смысле промежуточное положение (56,7 %)
В совокупности эти факты поворачивают проблему крестьянского благосостояния в совершенно иную плоскость, неизвестную традиционной историографии.
Как можно видеть, выданные ссуды распределялись по стране весьма неравномерно, что отражает различия в степени и характере развития кооперативного движения в отдельных регионах361.
При этом накопления крестьян были еще больше, чем показывает статистика. Не нужно думать, что каждую лишнюю копейку крестьяне немедленно несли в сберегательные кассы или кооператив. Недоверие к открытому размещению сбережений оставалось, судя по источникам, весьма сильным[201].
С. Н. Прокопович отмечает, что «у крестьян, кустарей, ремесленников и мелких торговцев несомненно есть сбережения, но эти сбережения прячутся от нескромного взора, это — „спящие деньги“, хранимые населением в чулках, мотках ниток, печурках, под стрехою и т. д.
Что сбережения эти действительно имеются, показывает хотя бы рост вкладов в государственных сберегательных кассах. Но разбудить эти сбережения не так-то легко. На юге, например, крестьяне закапывают деньги в полотнах в землю. В Туркестане туземное население совершенно не несет вкладов в кооперативные товарищества. Вообще крестьяне стараются скрыть, сколько у них сбережений. Старообрядцы считают за грех получать проценты на свои деньги и потому предпочитают их хранить дома»362.
Вместе с тем о размерах народных доходов можно судить по существенному росту таких интегрированных показателей, как транспортировка грузов, как акцизные доходы, особенно питейный и сахарный.
Так, за годы реформы стоимость вывезенных хлебов составила 4664,7 млн руб., а с добавлением семян и жмыхов, которые, строго говоря, не относятся к хлебам, — 5170,4 млн. руб. Однако за те же 8 лет питейный доход казны составил 6460,5 млн. руб., что на 38,5 % больше первой цифры и на 25,0 % — второй.
В то же время за 1895–1913 гг. душевое потребление сахара в России выросло более чем вдвое, а за 1906–1913 г. — на треть363.
Диаграмма 28. Средние акцизные доходы по пятилетиям за 1894–1913 гг. (млн. руб.)
Итак, мы вправе сделать следующий вывод: поскольку в конечном счете весь смысл преобразований Столыпина сводился к тому, что обретенная свобода позволит поднять благосостояние деревни, увеличить крестьянский достаток, постольку мы можем констатировать бесспорный успех преобразований в деле преодоления аграрного перенаселения.
Вместе с тем безусловный рост жизненного уровня крестьянства — очень важное, но не единственное свидетельство успешного решения этой огромной проблемы. Вторая группа фактов связана с переменами, связанными со структурой занятости и рынком труда. Особое значение для подтверждения успешного развития аграрной реформы имеет бесспорный факт рост зарплаты сельскохозяйственных рабочих-отходников в 1906–1913 гг. Цены на труд всех категорий работников во все периоды сельскохозяйственных работ повсеместно увеличиваются364.
Это однозначно прослеживается и по отдельным губерниям, и по экономическим районам, в том числе и по главному рынку сельскохозяйственных рабочих — Новороссии, куда десятилетиями в первую очередь шел избыток рабочей силы из северно-черноземных губерний, в силу чего именно этот рынок всегда был своего рода камертоном ситуации в районе аграрного кризиса.
Рассмотрим данный сюжет подробнее.
Начало реформы Столыпина разделило историю отхода в степные губернии в конце XIX — начале XX вв. на время «до» и «после».
В 1888–1906 гг. число отходников росло, однако их заработная плата падала. В годы 1907–1912 гг., напротив, пришлых рабочих во всех районах их традиционного притяжения становится намного меньше, а оплата их труда, соответственно, возрастает.
В конце XIX — начале XX вв. действовало два главных фактора увеличения отхода. Это, во-первых, рост числа свободных рабочих рук там, где земли не хватало и где в то же время перманентно сокращалась площадь помещичьих экономий, в которых местное население привыкло зарабатывать. А во-вторых, периодические недороды в местностях, поставлявших наибольшее количество сельхозрабочих.
Пятилетие 1893–1897 гг. — время после голода 1891–1892 гг., включившее также неурожай 1897 г., — дало максимальный прирост пришлых рабочих. Впоследствии число отходников увеличивалось не столь интенсивно. Источники связывают это отчасти со строительством Транссиба и началом организованного переселения, захватившего, прежде всего, безземельных и малоземельных крестьян, т. е. как раз ту часть населения, которая давала максимальный процент отходников.
Совершенно иной характер имеет период 1907–1912 гг., в течение которого число рабочих неуклонно падало, что начало вызывать серьезную тревогу у помещиков. В осмыслении этого феномена главные источники — земские материалы и анкетное обследование «Торгово-промышленной газеты», проведенное в 1912–1913 гг. — полностью совпадают365.
Они выделяют три основных причины падения количества приходящих рабочих:
1) подъем переселенческого движения;
2) действие законов 9 ноября 1906 г. и 14 июня 1910 г. и
3) рост заграничного отхода.
Два первых фактора в корне изменили сам характер отходничества, как и всей аграрной сферы народного хозяйства Империи.
Мобилизация надельных земель, уменьшение плотности населения, благодаря переселению в Сибирь, уходу в города и в промышленность, покупка земли у Крестьянского банка, «массовый переход на хутора и отруба», сопровождавшийся внедрением трудоемких интенсивных культур, взрывное развитие кооперации позволили крестьянам занять значительную часть «недогруженных» рабочих рук в собственном хозяйстве.
У людей появились серьезные стимулы к удержанию свободной рабочей силы на местах.
Так, например, в Новгородской губернии, дающей более или менее типичную для большинства регионов Европейской России общую картину мобилизации наделов, покупателями наделов стали дворы, у которых не хватало своей земли, однако был избыток рабочей силы и инвентаря. До реформы этот избыток тратился на обработку помещичьих полей, а после 9 ноября «массовое предложение надельной земли по крайне дешевой цене дало им возможность расширить собственное землевладение, которое теперь и поглощает их рабочую силу, что является уже чистой потерей для землевладельцев. Кроме того, среди покупателей довольно много безземельных (11,5 %), часть которых также работала в экономиях»366.
Отход из губерний Северо-Запада, возраставший в первые годы XX в. по мере убыли лесных заработков, после 9 ноября 1906 г. стал сокращаться, поскольку ГУЗиЗ развернул в этом регионе, прежде всего в Полесье, гидротехнические работы.
Уменьшился отход из Юго-Западных губерний, благодаря «травосеянию с целью получения семян, винокурению, вызывающему усиленные посевы картофеля, расширяющимся посевам свекловицы»367.
Из Рязанской, например, губернии сообщали, что «отход на заработки уменьшается с каждым годом из-за развития в нашей местности „сенного дела“ — стали улучшать луга, прессовать сено», «переходят на отруба, заводят разное хозяйство, например, молочное, и целый год заняты». В то же время в Курской и Воронежской отмечают влияние «яичного дела» и «свекловицы», которую начали сеять местные помещики и которая требует многих рабочих368.
В Орловской, Саратовской и Черниговской губерниях фиксируется падение отхода «за счет безземельных и малоземельных крестьян», а также и «многосемейных дворов». Следовательно, покупателями надельной земли, хуторянами и отрубниками стали, в числе прочих, и те дворы, которые раньше вынуждены были искать заработка на стороне.
«Многосемейные дворы, имеющие 2–3 полных рабочих, да 1–2 полурабочих, из года в год посылали в Новороссию 1–2 полных рабочих и 1 полурабочего (бабу или подростка-парня), а теперь, смотришь, уходит 1 полный рабочий, а есть, и немало, которые совсем прекратили посылать работников на сторону, потому своей работы хватает» (Черниговская губерния); «С переходом на хутора и на отрубное хозяйство меньше стало отходить на заработки за Волгу, потому что там, где раньше одному работнику в семье работы на своем поле хватало, теперь вся семья занята…» (Саратовская губерния); «Раньше, бывало, откроется весна, отбоя не было от рабочих, а нынче с отрубами, да хуторами, сам ищешь, не наищешься…» (Орловская)369.
Многосемейные дворы, в процентном отношении давшие наибольшее падение числа отходников, благодаря реформе получили возможность оптимального использования своей рабочей силы у себя дома.
Характерно, что изменился и состав сельскохозяйственных рабочих в том смысле, что значительно сократилось число полурабочих, несущих всю тяжесть уборки сена и жатвы.
Не могло не повлиять на величину отхода и переселенческое движение, захватившее в массе самые работоспособные небогатые семьи, не утратившие интереса к сельскому хозяйству. Влияние это выразилось, с одной стороны, в прямом отливе рабочих рук из районов выхода переселенцев, а с другой, в соответственном увеличении там же емкости рабочего рынка. Статистика позволяет говорить о том, что после 1906 г. рост числа переселенцев из определенных губерний сопровождается более или менее соответствующим падением количества отходников. Ответы анкеты отмечают, что «переселение не только сократило количество отхожих сельскохозяйственных рабочих, но и на местах стал ощущаться из-за переселения недостаток в рабочих руках», притом, что выделенные из состава общины крестьянские земли также потребовали дополнительных трудовых усилий и инвентаря