суть первые орудия всех притеснений и беспорядков».
Общее расстройство казенной деревни усугубляется пьянством, с которым эти крестьянские власти не только не борются, но, наоборот, из корыстолюбия всеми силами помогают его распространению, что подтверждают «многие мирские приговоры». Ситуацию могло бы изменить просвещение деревни, хотя бы минимальное, но духовенство об этом не думает, а школ очень мало.
Опытный человек, Киселев отмечает, что насколько крестьянская беднота доверяет правительству, ожидая от него улучшения своего положения, настолько сельское начальство и «богатейшие поселяне» будут против любых перемен, т. к. «нынешний беспорядок управления доставляет особенные выгоды»121.
Поэтому он считает, что начинать преобразования нужно не с податной системы, а именно с системы управления. И только тогда, когда новые власти завоюют авторитет у крестьян «правильностию и твердостию своих действий», можно будет приступать к переменам в налоговой сфере.
У него есть весомый аргумент — положение дел в удельных имениях осмотренных им губерний. Хотя они также находятся в ведении Министерства финансов, у них осталась собственная администрация, не подчиняющаяся земской полиции, а потому удельная деревня живет «без недоимок и без тех неустройств, которыми обременены казенные крестьяне»122.
Прежде всего Киселев — вопреки предшествующей традиции — решает строить реформу на основе общины, поскольку она поможет избежать пролетаризации деревни и избавит Россию от появления класса неимущих и опасных для ее политического спокойствия людей[36].
За счет чего Киселев рассчитывал изменить жизнь государственной деревни к лучшему?
Он понимал, что можно переложить подати с душ на землю, о чем давно мечтало правительство, что можно вообще создать любую систему сбора налогов, которая будет казаться разумной на бумаге, но не станет работать в жизни и обернется новым бременем для народа, если не уничтожить главный изъян нынешнего управления — обилие безответственных инстанций, каждая из которых норовит поживиться за счет крестьян, не знающих своих законных прав.
Поэтому было необходимо уничтожить реальную неподконтрольность в податном деле как сельской, так и коронной администрации, сделать должностных лиц ответственными за исполнение своих обязанностей и разрушить смычку между ними, минимизировав число людей, кровно заинтересованных в беспорядке.
А сделать это было возможно, только поставив все уровни управления под жесткий контроль и устранив все, что способствует беззаконию в деревне, позволяя общинному начальству манипулировать сельскими сходами и отдельными крестьянами (прежде всего — неорганизованность самих сходов).
Казенной деревне была нужна ответственная и справедливая администрация, которая играла бы, если угодно, роль разумного и в целом справедливого помещика, каким Л. Н. Толстой в эпилоге «Войны и мира» видел Николая Ростова.
Тогда крестьяне поверят в то, что новые власти хотят для них справедливости и умеют ее добиться. Они должны почувствовать себя защищенными. И здесь важнейшую роль играет упорядочение податной системы — крестьяне должны четко знать, за что они платят и сколько. Соответственно, вся налоговая самодеятельность сельского начальства должна быть ликвидирована.
Необходимо было отойти от привычного потребительского отношения казны к крестьянам и дать им возможность более достойной и осмысленной жизни, в которой будут школы, больницы, мелкий кредит, агрономия.
Требовалось упростить и специализировать управление, создав ведомство, чиновники которого будут заниматься только государственными крестьянами и их благополучием.
Поэтому государственные земли и живущее на них население были изъяты из управления Министерства финансов и казенных палат и переданы в ведение учрежденного в 1837 г. Министерство государственных имуществ (далее: МГИ) во главе с Киселевым.
В губерниях были созданы палаты государственных имуществ. Губернии делились на несколько округов во главе с окружными начальниками (офицерами).
Округа распадались на волости, а волости — на сельские общества довольно крупного размера (до 1500 душ), куда могли входить несколько селений. Привычное выборное начало сохранялось, однако с важными изменениями.
Так, сельские сходы теперь были двух видов. На обыкновенный, который собирался трижды в год, приходили выборные от каждых пяти дворов. Расширенный сход, в котором участвовали все домохозяева, созывался лишь в двух случаях — раз в три года для избрания сельского начальства и для переделов земли. Таким образом, сход переставал быть толпой, часто нетрезвой и плохо управляемой.
Соблюдение порядка в деревне регулировалось особым Сельским полицейским уставом.
Вводился суд двух инстанций — сельской и волостной, которые в своей деятельности должны были руководствоваться Сельским судебным уставом.
Кроме того, в пакет «Сборника постановлений по управлению государственных имуществ», входили Устав о сельском хозяйстве, постановления о благоустройстве в селениях, об обеспечении продовольствия и об общественном призрении, Устав врачебный, путей сообщения, пожарный, о паспортах. Это были тематически сгруппированные извлечения из Свода законов123.
Закон скрупулезно расписал важнейшие для жизни крестьян вещи, в частности, детально регламентировал порядок сбора податей, выполнения повинностей и многое другое.
В совокупности это должно было серьезно упорядочить жизнь деревни.
Хозяйственно-податные аспекты крестьянской жизни контролировали окружные начальники. Они далеко не всегда были рыцарями добра и справедливости, и нареканий на них со стороны современников было немало. Нередко это были наглые взяточники, и их, говорят, не принимали в порядочном обществе.
Однако при всем том они были ответственными чиновниками, имели должностные обязанности, и их деятельность в свою очередь, тоже контролировалась. И это не могло не отразиться на положении дел.
Киселевская система управления зиждилась на существующем законодательстве. Права и обязанности всех инстанций и всех должностных лиц — от министра до сельского писаря — были четко и весьма подробно расписаны. Это Киселеву постоянно ставили в вину недоброжелатели, недовольные якобы излишней регламентацией[37].
За недостатком места я хочу сейчас акцентировать то, что особенно важно для изложения.
Киселев с самого начала заявил, что его приоритет — не интересы казны, а повышение благосостояния деревни. Достичь этого он намеревался «попечением» (читай: патернализмом), заботой о «нравственном образовании крестьян» и охраной тех прав, которые они имели, согласно Своду законов.
Необычен был и взгляд нового министра на податной вопрос в целом: «В России нельзя и скажу более, не должно в настоящем ребяческом ее положении стремиться к возвышению до последней возможности государственных доходов»124.
Киселев был уверен в том, что «каждый сверх меры исторгнутый от плательщиков рубль удаляет на год развитие экономических сил государства». Рост доходов казны должен зависеть не от внезапного и произвольного повышения налогов, а от тех средств, которые есть у населения. Пока его быт не улучшится, любое новое требование увеличенных платежей приведет к росту недоимок и уничтожит в зародыше развитие самостоятельности плательщиков. А отбирать последнее у бедняка — значит выносить «приговор всякому будущему преуспеянию»125.
Апеллируя к «Жалованной грамоте городам» Екатерины II (1785) и другим законам, он трактовал цель своей реформы как переход «сельского состояния от неустройства к законному порядку, подобно тому, как Городовое положение дало устройство городскому состоянию»126. В случае успеха треть жителей страны, получат «новое направление к нравственному и хозяйственному устройству»127.
Киселев был убежден, что проводя столь масштабную перемену в жизни миллионов людей, «необходимо означить положительно пределы дарованных» им личных и имущественных прав, «указать ясно обязанности поселян и определить меру их ответственности, так как полная известность этих условий более или менее обеспечивает самую неприкосновенность прав, предупреждает нарушение обязанностей, устраняет произвол и служит залогом нравственного улучшения». Важную роль в этом сыграют также школа и «благонадежные священники»128.
Жизнь деревни регулировалась Сельскими полицейским и судебным уставами. Так, в первом из них было 7 глав: 1) об обязанностях в отношении веры, 2) о соблюдении общественного порядка и Высочайших учреждений, 3) о сохранении правил нравственности, 4) об охранении личной безопасности, 5) о безопасности во владении имуществом, 6) о врачебном благоустройстве, 7) об охранении от пожаров. Все 112 статей Устава были основаны на действующих законах.
Биограф Киселева отмечает, что его герой, «зная младенческое состояние народа, желал облегчить ему способ понять свои гражданские обязанности». Он считал эту задачу настолько важной, что распорядился о чтении Сельского полицейского устава в крестьянских училищах, а многие статьи Устава были введены в тексты прописей129.
В основе этих действий Киселева лежало убеждение в том, что «из полного рабства нельзя и не должно переводить людей полуобразованных вдруг к полной свободе».
Критики славянофильского толка отвергали необходимость Сельского судебного устава, считая, что крестьянам нужно было дать возможность судиться в своих делах на основании существующих у них обычаев.
Это замечание чрезвычайно важно не только само по себе, но и в контексте этой книги, поскольку за ним, как мы увидим, стоят два принципиально разных подхода к жизни крестьянства.
Заблоцкий-Десятовский, считавший издание судебного устава «одним из лучших памятников законодательной деятельности графа П. Д. Киселева», заметил по этому поводу, что в странах, где судьи руководствуются обычным правом, как, например, в Англии, оно основано на прецедентах, «т. е. на