предыдущих судебных решениях, конечно, записанных. У наших крестьян ничего подобного не существовало. Оставить крестьян в отношении их домашнего суда, в особенности по проступкам, без всякого руководства, значило бы узаконить полный произвол, дать неограниченный простор диким, жестоким инстинктам необразованной массы»130.
Почему это правильная точка зрения?
Потому что тот или иной ответ на вопрос — судить ли по уставу (закону) или по обычаю — дает два варианта развития правосознания населения, а значит, и страны вообще.
Если мы хотим в конечном счете сделать из крестьян крепостной эпохи граждан благоустроенного, как говорили в XIX в., государства, то в идеале они, безусловно, должны иметь единое правосознание, как в принципе его должны иметь жители любой страны — тем более такой огромной, как Россия[38].
Если же мы хотим получить историко-этнографический музей-заповедник русского обычного права, то можно и нужно культивировать в десятках тысяч общин на территории 5 млн кв. км обычаи, что и произошло после 1861 г.
Редакционные Комиссии, многое заимствовавшие у Киселева, уберут писаное право из практики волостного суда, который будет принимать решения, руководствуясь обычаем, который, как считали члены Комиссий, существовал в каждой местности.
И во множестве случаев это обернулось вакханалией беспредела, торжеством худшего, что было в людях. К чему привело оставление «без всякого руководства» крестьянского «домашнего суда», действительно узаконившего «полный произвол» можно судить по бесчисленным негативным отзывам о практике этого суда, которые содержатся в источниках[39].
Славянофилы считали, что крестьяне самодостаточны, а Киселев знал, что нет.
Я не буду обсуждать онтологическую проблему регламентации народной жизни. Она бывает очень разной. Замечу, однако, что критики Киселева — это те, кто в 1840–1850-х гг. владеют крестьянами как вещами, как коровами и лошадьми и могут, к примеру, проиграть их в карты.
Многим казалось, что Киселев просто пересаживает в государственную деревню практики и нормы деревни крепостной.
Чем все эти уставы — не улучшенная и дополненная инструкция Текутьева?
А тем, что они основаны на нормах действующего законодательства, а не усмотрении одного отдельно взятого барина.
Тем, что они приучают людей к сознанию своих прав и обязанностей (помимо обязанности платить, сколько велено начальством), и таким образом, вводят их в единообразное правовое поле.
Тем, что они не только имеют в виду рост благосостояния крестьян (помещики тоже бывали хорошими), но и проводятся в условиях стабильного налогообложения — подати в 1836–1856 гг. не растут.
В деревне уменьшается беспорядок, крестьяне перестают быть дойными коровами для грабителей во власти.
А еще тем, что комплекс остальных мероприятий реформы реально меняет жизнь крестьян к лучшему и расширяет их горизонты.
За 19 лет министерства Киселева было подготовлено 483 законопроекта, касавшихся государственной деревни131.
Помимо упорядочения и расширения крестьянского землевладения, он планировал комплекс мер — продовольственных, агрономических, санитарных, просветительных и других, который должен был поднять благосостояние крестьян и повысить их платежеспособность. Предполагалось, что это даст хороший пример помещикам.
Вот некоторые итоги реформы.
Из свободных казенных земель было отведено нуждавшимся крестьянам около 2,6 млн. дес.132
На 500 тыс. дес. было поселено 56 тыс. безземельных крестьян. Сельские общества получили в пользование более чем 2 млн. дес. леса133.
Из малоземельных районов на свободные государственные земли было переселено около 170 тыс. душ крестьян, получивших около 2,5 млн. дес. (от 8 до 15 десятин на душу)134.
Крайне важной мерой стало изменение порядка отбывания рекрутчины. До реформы она была устроена на основе очереди отбывания, где в списках числились крестьяне от 15 до 35 лет. То есть человека в течение 20 лет могли забрить в солдаты в любой набор. Киселев постановил, что призыв происходит только в 20 лет путем жеребьевки, и тот, кто вытащил удачный жребий, больше не беспокоится на этот счет135.
Резко сократилось число кабаков.
В государственной деревне было открыто 1178 вспомогательных касс, где крестьяне могли получать хозяйственные ссуды на весьма льготных условиях. В среднем ежегодно выдавалось ссуд более чем на 1,5 млн. руб. При этих учреждениях мелкого кредита возникли 515 сельских сберегательных касс. Появились первые крестьянские сберкнижки, первые официальные крестьянские сбережения.
МГИ организовало 3262 сельских запасных магазина и 10 больших центральных, из которых крестьяне при необходимости «довольно щедро и без больших формальностей» получали помощь зерном как на питание, так и на семена136.
Важное место в деятельности МГИ заняла борьба с пожарами. За 1842–1856 гг. ежегодное число сгоревших домов колебалось в пределах 10,2–23,1 тыс., а в 1848 г. — 32,5 тыс.137 С 1853 г. начало планомерно вводиться добровольное страхование от огня — в среднем в год выдавалось около 600 тыс. руб.
Разработаны правила застройки селений, на основании которых были перестроены после пожаров 13,4 тыс. селений. Было построено 600 казенных кирпичных заводов, рассеянных по всей России, доставляли на льготных условиях дешевый кирпич, и в деревне начали появляться чуть ли не первые каменные дома138.
В 1853 г. МГИ организовало взаимное страхование с крупным оборотом в 600 тыс. руб.
История медицины в России только начиналась. Киселев сразу обратил внимание на эту сферу. Министерство имело увеличивающийся штат врачей, фельдшеров, повивальных бабок, оспопрививателей, в губерниях были созданы постоянные больницы. Скот лечили ветеринары и коновалы.
В Москве была открыта фельдшерская школа на 150 человек, кроме того, их готовили при клиниках139. Было устроено обучение крестьянок акушерскому искусству.
Во время эпидемий устраивались временные больницы, появились сельские аптечки.
И 27 лечебниц, более 150 врачей на жалованье и свыше 100 без жалованья, но с правами на чин и выслугу пенсии, и 420 фельдшеров140, были, конечно, каплей в море. Но ведь раньше море обходилось без этой капли.
Оспа была кошмаром тогдашней деревни. Киселев развернул борьбу с ней. В 1845 в МГИ было почти 7 тыс. оспопрививателей, а к 1855 г. 90 % рождаемых младенцев получали прививку оспы141.
За время министерства Киселева школьная сеть выросла с 60 училищ до 2536, а число учащихся — с 1,8 до 112,5 тыс., среди которых было почти 20 тыс. девочек142.
Было открыто 425 богаделен с 3,2 тыс. призреваемых143. Строились церкви, причем причту вменялось в обязанность преподавание грамоты крестьянам и руководство первой медицинской помощью в несчастных случаях. Причту давали деньги на заведение опытных полей, образцовых ульев, плодовых садов и т. п.
Как ни судить о реформе Киселева, эти результаты следует признать значительными.
С. А. Князьков, резюмируя итоги реформы, отметил «значительный и очень заметный» подъем благосостояния государственной деревни: «Это очень почтенный результат для 18 лет деятельности… Эта загнанная, забитая и засеченная, по выражению современника, часть земледельцев России, над которой до П. Д. Киселева был господином и барином всякий человек в мундире и с кокардой на головном уборе, заметно оправилась и поправилась.
Это и выразилось очень отчетливо в возрастании цифры поступавших с государственных крестьян налогов и уменьшении их недоимок, причем самое количество сборов за все это время повышено не было»144.
Новая постановка податного дела МГИ, переложение оброчной подати с душ на землю, проведенное в 18 губерниях привели к впечатляющим результатам. Вместо заоблачных недоимок 1820–1830-х гг. мы видим, что средний недобор податей за 1848–1858 гг. составил всего 2,08 %, а если исключить неурожайный 1848 г. и военный 1855 г.[40], то это показатель будет равен 0,06 %. У помещичьих крестьян за те же годы недобор составлял 3,79 %145.
Киселев перевел на положение государственных крестьян крепостных черносошных и однодворцев, купил в казну 178 имений, продававшихся за долги владельцев — только этим он в сумме изменил к лучшему судьбу более, чем ста тысяч человек.
Он настоял перед императором на прекращении часто практиковавшегося обмена казенных имений на удельные.
Всеми этими мерами он хотел провести и укрепить в практике государственной жизни взгляд на государственных крестьян как на свободных сельских обывателей, живущих на казенной земле, а не крепостных казны.
Киселев думал о подобии издания для государственной деревни варианта Жалованной грамоты 1785 г. и даже подготовил ее, однако при Николае I это было нереально. Обсуждался даже вопрос об организации выкупа государственными крестьянами занятых ими казенных земель.
Вместе с тем реформа имеет все признаки места и времени. Безусловно, темным пятном на ней является продолжение крепостнического «раскулачивания», о котором упоминалось выше.
Резюмируем вышесказанное.
Реформа Киселева дает нам весомый повод оценить политику государства в отношении крестьянства за полтора века от начала реформ Петра I.
Закрепощение 1649 г. не сразу полностью обезличило крестьянство — это произошло с введением подушной подати, в основе которой лежал ревизский счет душ. По точной мысли Н. К. Бржеского, «все крестьянство таким образом было приведено к одному знаменателю: правительство не знало плательщиков, ни их платежных средств; были только „души“, — те несчастные души, о которых даже в исходе XVIII столетия, поднявшего на Западе знамя гуманизма и прав человека, у нас заботились отнюдь не более, чем о домашнем скоте»