10 июня 1853 г. в Лондоне Вольная русская типография выпустила первую прокламацию («Юрьев день! Юрьев день!»), а через 4 дня Николай I повелел занять Дунайские княжества — началась Крымская (Восточная) война.
В течение двух лет Герцен, наряду со своей беллетристикой и воспоминаниями, печатал социалистическую публицистику, в которой без устали и весьма изобретательно охаивал «гнилой Запад», на контрасте непременно превознося социалистические перспективы России и уравнительно-передельной общины, спасшей «русский народ от монгольского варварства и от императорской цивилизации, от выкрашенных по-европейски помещиков и от немецкой бюрократии»267.
Не могу не заметить, что его блестящий стиль странным образом сообщает этим текстам не вполне обычный привкус какого-то элитарно изощренного занудства, которого, к примеру, в силу примитивности были лишены аналогичные и также успешно наводящие тоску поношения «мирового империализма» в советской печати сто лет спустя.
Характерно, что уже в первой брошюре «Юрьев день! Юрьев день!» он объявляет читателям, что ради эмансипации готов на все: «Страшна и пугачевщина, но, скажем откровенно, если освобождение крестьян не может быть куплено иначе, то и тогда оно не дорого куплено. Страшные преступления влекут за собой страшные последствия… Наше сердце обливается кровью при мысли о невинных жертвах, мы вперед их оплакиваем, но, склоняя голову, скажем: пусть совершается страшная судьба, которую предупредить не умели или не хотели»268.
Кроме того, он аккуратно печатал адресованные ему письма видных европейских революционеров (из разряда «привет-привет»), а также информировал читателей о таком, например, актуальном для России сюжете (да еще и в разгар Крымской войны!), как празднование в Лондоне годовщины революции 1848 г. и т. д.
После смерти Николая I Герцен решил издавать «Полярную звезду», которую претенциозно квалифицировал как «обозрение освобождающейся Руси».
Надо сказать, что дебют его как издателя не вызвал восторгов его старых друзей. За исключением его воспоминаний («Былого и дум»), публикуемые тексты никак не устраивали русских читателей, поскольку тематически они были совершенно чужды большинству из них.
T. Н. Грановскому давно не нравилось то, что он писал в эмиграции. В октябре 1855 г., накануне своей внезапной смерти, Грановский сообщил К. Д. Кавелину, что доктор П. Л. Пикулин, две недели гостивший у Герцена, привез много рассказов о нем и первую книгу нового альманаха: «Утешительного и хорошего мало. Личность осталась та же, не стареющая, горячая, благородная, остроумная, но деятельность ничтожная и понимание вещей самое детское. Для издания таких мелочей не стоило заводить типографию…
И что за охота пришла человеку разыгрывать перед Европой московского славянофила, клеветать на Петра Великого и уверять французских réfugiés (здесь — политических эмигрантов) в существовании сильной либеральной партии в России? У меня чешутся руки отвечать ему печатно в его же издании (которое называется „Полярною звездою“). Не знаю, сделается ли это»269.
В конце 1855 года Кавелин и Чичерин отправили Герцену совместное письмо за подписью «Русский либерал».
В литературе это письмо, как правило, упоминается лишь в качестве своего рода первотолчка к изданию Герценом «Голосов из России», а между тем оно заслуживает более пристального внимания, ибо в некотором смысле это первая печатная декларация отечественного либерализма.
Первую часть письма написал Кавелин, вторую — Чичерин. Содержательно и стилистически текст действительно распадается надвое. В первой части дается общая характеристика положения страны в контексте 40-летней репрессивной (запретительной) политики правительства. Вторая содержит анализ герценовской пропаганды в свете реальных проблем страны.
Герцен не привык получать подобных корреспонденций, что видно из его слегка растерянного по тону предисловия к публикации.
Письмо, пишет он, «умное и дельное (хотя я и не согласен с ним) и которое решительно ничего бы не потеряло — если б вежливость выражений была наравне с их откровенностью. Я оставил неблагородное слово „фарса“, унизительные обвинения, что „я разыгрываю комедию“; я оставил также страшное недоверие ко мне, выразившееся в просьбе не искажать рукописи.
Не думаю, чтоб неизвестный мне автор хотел меня оскорбить — и отношу эти „крепкие слова“ и выражения к нашей непривычке говорить без ценсорского надзора. Да если б — и тогда истинное удовольствие, которое мне доставляет печатание первых рукописей, присланных из России, совершенно искупает несколько гневный тон выговора, сделанного мне строгим петербургским начальством»270. Ирония тут, конечно, герценовская, но некоторая как бы ошарашенность, не слишком обычная для его текстов, также присутствует.
Явление Чичерина
Нам нужно независимое общественное мнение — это едва ли не первая наша потребность, но общественное мнение, умудренное, стойкое, с серьезным взглядом на вещи, с крепким закалом политической мысли, общественное мнение, которое могло бы служить правительству и опорою в благих начинаниях, и благоразумною задержкою при ложном направлении.
И здесь самое время несколько ближе познакомиться с неоднократно упоминавшимся на страницах этой книги Б. Н. Чичериным (1828–1903), на мой взгляд, одним из самых удивительных умов, которых родила Россия за последние лет триста (XIX в.). Разумеется, я лишь вкратце коснусь тех аспектов жизни этой эпической личности, которые важны для нашего изложения.
Чичерин был ярким представителем той части русского общества, которую не устраивала узость и догматизм славянофилов и Герцена, отторжение культурного значения Запада, а также общегражданских прав и ценностей. Чичерин и его единомышленники видели, что самобытность в трактовке славянофилов и Герцена — это банальная отсталость, и верили в то, что будущее Империи состоит в развитии европейских начал, культуры и науки, в образовании, просвещении народа, и в постепенной трансформации страны в правовое государство.
Сын богатого тамбовского помещика, он в 1849 г. закончил юридический факультет Московского университета.
При этом в конце 1853 г. факультет отверг его выпускную работу «Областные учреждения России в XVII веке». Декан Баршев сказал ему, что он представил администрацию «в слишком непривлекательном виде», а профессор Орнатский назвал диссертацию «пасквилем и ругательством на Древнюю Русь»[68]. Защита состоялась только в 1857 г., когда ослабели цензурные строгости.
Годом раньше в «Русском вестнике» появилась его ставшая знаменитой статья «Обзор истории развития сельской общины в России» (см. ниже).
С 1861 г. занимал должность профессора государственного права в родном университете.
В конце 1862 г. Александр II пригласил его преподавать эту дисциплину наследнику Николаю Александровичу[69], к великой беде России умершему в 1865 г. Цесаревич, по словам Чичерина, обещал быть самым образованным и либеральным монархом не только в русской истории, но и в мире.
В 1866 г. Чичерин опубликовал докторскую диссертацию «О народном представительстве».
В 1868 г. вместе с рядом профессоров вышел в отставку в знак протеста против курса, проводившегося новым министром народного просвещения Д. А. Толстым.
После этого он стал активным земским деятелем, работал в так называемой «Барановской» комиссии по изучению железнодорожного дела в России и писал непревзойденные научные труды, до сих пор сохраняющие свое значение.
В 1882 г. Москва избрала его своим городским головой, но уже в 1883 г. Александр III приказал ему подать в отставку из-за речи, произнесенной во время коронационных торжеств, в которой Чичерин выразил надежду на сотрудничество власти с земским движением. Царь расценил это как призыв к конституции. Московская городская дума сделала Чичерина почетным гражданином столицы.
По возвращении в свое имение Караул он продолжил научные занятия, выйдя за привычные рамки философии, юриспруденции и истории.
Его гениальность вполне проявилась в том, что, начав в конце шестого десятка жизни изучать физику, химию и высшую математику, он открыл планетарную модель атома271. За четверть века, замечу, до опытов Эрнеста Резерфорда и теории Нильса Бора!
Опираясь на таблицу Д. И. Менделеева и анализируя изменения плотности химических элементов, Чичерин пришел к выводу, что «…все различие атомов зависит от количества и распределения содержания в них материи…», в атоме «…центральные элементы электроположительны, а периферические электроотрицательны…», то есть «… атом, с своим центральным ядром и вращающимися около него телами, представляет аналогию с солнечною системою. Атом есть микрокосм, вселенная в малом виде».
Работы Чичерина были опубликованы в 1888–1889 гг. в «Журнале Русского физико-химического общества», почетным членом которого он был избран по рекомендации Менделеева. Впрочем, реальной поддержки в широком продвижении своей теории Б. Н. от него не получил.
В 1889 г. увидела свет его двухтомная монография «Система химических элементов».
Он писал вплоть до конца своей жизни. На рубеже веков вышел его знаменитый «Курс государственной науки», а в 1901 г. — во многом пророческий текст «Россия накануне XX столетия». Вышел, естественно, в Берлине.
Вернемся, однако, в середину XIX в.
Чичерин считал себя учеником T. Н. Грановского и К. Д. Кавелина, был убежденным западником и участвовал в их дискуссиях со славянофилами.
Кстати, любопытна первая реакция на их идеи его, 16-летнего провинциального юноши, приехавшего в Москву готовиться к поступлению в университет: «Разумеется, я не мог еще тогда понять сущности философских вопросов, о которых шла речь. Но вся проповедь славянофилов представлялась мне чем-то странным и несообразным; она шла наперекор всем понятиям, которые могли развиться в моей юношеской душе.