Часть общества, несомненно, дозрела до многих идей, лежащих в основе агротехнологической революции, в том числе и до идеи частной крестьянской собственности на землю. Но и защитники общины не сдавались. Множество людей либеральных взглядов ратовали за общегражданские права крестьян — однако не за предоставление им права собственности на землю. Такие вот парадоксы общественного сознания.
Особое внимание местные комитеты уделяли давно назревшей потребности в землеустройстве. На этом я хочу остановиться подробнее, поскольку именно землеустройство стало, по словам Столыпина, «осью экономической политики».
Гурко в своем проекте, как мы знаем, также акцентирует необходимость землеустройства, т. е. ликвидации внутренней и внешней чересполосицы, длинноземелья и дальноземелья.
Труды Совещания изобилуют конкретными примерами фактической невозможности вести сколько-нибудь нормальное хозяйство в конкретных условиях той или иной местности. С некоторыми из этих фактов полезно ознакомиться здесь, чтобы представлять, в каких направлениях шла реформа Столыпина[144].
Так, Совещание утверждает, что «чересполосность и длинноземелье, эти две главнейшие язвы крестьянского землевладения, нередко вызывают те же последствия, как и малоземелье, заставляя крестьян, вполне, казалось бы, обеспеченных землею, прибегать к усиленной аренде и покупке земли, переселению, забрасыванию наделов, сдаче их внаем. Заявления о распространении и вредных последствиях чересполосицы встречаются в трудах почти всех Комитетов»28.
При этом повсеместно — и в нечерноземных, и в черноземных уездах, и в общинных, и в подворных обществах — полосы очень часто бывали так узки, что на них с трудом можно было использовать борону, нередко их ширина измерялась аршинами, лаптями, ступнями; например, в Саратовской губернии были наделы, состоящие из 100 и более узких аршинных полос.29
Под межами, которые разделяли полосы нередко пропадали десятки, а то и сотни десятин — в зависимости от величины надельной земли. Подсчеты, сделанные для Ярославской губернии, показали, что здесь межи в крестьянских полях занимали до 7 тыс. дес., которые могли бы давать около 250 тыс. пуд. хлеба ежегодно.30
Из-за дальноземелья крестьяне непроизводительно теряли бездну времени на переезды, а, кроме того, это не позволяло удобрять отдаленные, так называемые запольные, пашни (навоз вывозился обычно не далее как за 3–3,5 версты).
Особенно страдали от дальноземелья крупные общества, причем тем сильнее, чем были больше. Размеры сельских поселений нарастали с севера на юг, где не редкостью были селения с сотнями и даже тысячами дворов.
В Центрально-Черноземном районе считалось, что, если земля расположена далее, чем на 5 верст от усадьбы, то крестьянин работает себе в убыток, но именно в таком положении находилось, например, 40 % крестьян Новоскольского уезда Курской губернии[145].
Одним из следствий длинноземелья было образование так называемого заполья.
Запольные земли совсем не удобрялись и давали урожай, пониженный в сравнении с другими землями почти на 30 %. Заполье играло заметную роль в хозяйстве крупных общин, а также получивших в надел землю с вытянутой конфигурацией. Как правило, оно росло по мере увеличения площади надела. Например, в Епифанском уезде Тульской губернии в общинах, имеющих до 100 дес. пашни, заполье составляло 10,5 % общей площади, а в общинах с наделом свыше 500 дес. доля заполья равнялась 38,6 %31.
Специалисты считали, что общий уровень благосостояния общины в большой мере зависел от величины заполья, и чем она была выше, тем ниже был средний достаток.
В годы Столыпинской реформы выделяющимся из общины крестьянам наделы очень часто будут отводиться именно на запольных землях.
Другим тяжелым пережитком крепостничества в аграрном секторе было наличие сложных, т. е. состоящих из нескольких селений, земельных обществ, которые часто назывались однопланными, поскольку землю в 1861 г. они получили по одному акту. (Их ликвидация станет одним из важнейших направлений землеустройства)
Это бывало и у бывших помещичьих крестьян, если два и более соседних селения принадлежали одному помещику, и у бывших государственных крестьян, если деревни находились в одной местности. В итоге сложные общества, состоявшие иногда более, чем из десяти селений, имелись в 37 губерниях Европейской России.32
В таких селениях пашня у каждого отдельного селения была своя, обособленная, а остальные угодья (луга, пастбища, леса, выгоны и пр.) полностью или частично были в общем пользовании всех или части селений. Эти общие угодья нередко ежегодно переделялись между селениями заново, что неизбежно порождало массу раздоров и неудовольствий, а вражда доходила до прямых притеснений крупными селениями более мелких, включая захваты земли. Как это влияло на ведение хозяйства, объяснять не надо.
Площадь однопланных дач в отдельных губерниях составляла миллионы десятин[146]. Законы практически не позволяли бороться с этим злом33.
Помимо внутринадельной чересполосицы, очень серьезным недостатком надельного землевладения во многих случаях была чересполосность вненадельная, т. е. чересполосность крестьянских земель с прилегающими землями частных владельцев, казны, церкви и т. п. Например, в Богородском уезде Московской губернии 59 селений имели общее владение площадью свыше 25 000 дес. более чем на 700 участках «с вкрапленными чересполосно землями, принадлежащими Уделам и Павловскому Посаду»34.
Однако самой распространенной формой была чересполосность с помещичьими землями, которая появилась еще до 1861 г., когда крестьянские наделы были нераздельной частью имений и с точки зрения политэкономии крепостничества это чередование с барской землей было нормальным.
В 1861 г. такая чересполосица в основном была сохранена, т. к. для ускорения процесса освобождения крестьянские угодья к одним местам обычно не сводились. Если же в данном поместье имели место отрезки земель в пользу помещика, то и они, как правило, не только не сокращали чересполосность, а нередко и увеличивали ее.
Закон дал на 6 лет помещикам право требовать от крестьян обязательного разверстания чересполосных и общих угодий, однако этим правом воспользовались немногие. А затем для этой операции требовалось полюбовное соглашение обеих сторон, что бывало редко, потому что одной из сторон чересполосность угодий почти всегда была выгодна.
Факты наглядно демонстрируют, насколько это было неудобно. Так, в Центрально-Черноземном районе и, в частности, в Курской губернии, было немало земель в неразмежеванных дачах, т. е. в общем и чересполосном владении между частными владельцами и общинами бывших государственных крестьян.
Помещик в подобной даче, окруженной со всех сторон крестьянской землей, должен был, естественно, держаться той же принудительной системы полеводства, что и его соседи-крестьяне. Если бы он решил перейти, например, к травосеянию или посевам корнеплодов, то его чересполосные участки с улучшенным севооборотом были бы обречены на гибель.
При этом соседи-крестьяне ежегодно производили «потравы, побои хлебов и покосов, и припахивали землю»: «Возникающее из-за этого судебное разбирательство портит взаимные отношения; охрана имений обходится дорого, хозяйство делается малодоходным. Размежевание чересполосных участков необходимо, между тем судебно-межевое производство так сложно и длинно, что у редкого владельца хватает мужества предъявить иски о размежевании.
Для крестьян размежевание в большинстве случаев нежелательно. Они под предлогом прогона скота пользуются пастьбой на помещичьей земле и, кроме того, у них часто, благодаря захватам, больше земли, чем следует по документам»35.
Бывало, что вненадельная чересполосица, напротив, вредила крестьянам. Нередко они должны были делать длинные объезды чужих полей, чтобы попасть на свою сравнительно близкую пашню. За право проезда и прогона скота по чужой земле они вынуждены были отрабатывать — и не только помещикам, но и соседним общинам. Из-за чересполосицы росло число потрав и повреждений полей, она препятствовала минимальной интенсификации сельского хозяйства.
Безусловно, хуже всего было то, что она портила отношения между крестьянами и помещиками, «порождая одинаково невыгодную и неприятную для обеих сторон рознь и даже вражду… Русская деревенская жизнь многими своими дурными сторонами в значительной степени обязана чересполосности земель, их крайней разбросанности и отдаленности от мест населения. Чересполосность понижает уровень сельского хозяйства, вызывает множество судебных дел, споров и пререканий и приучает население к неуважению чужой собственности»36.
До начала аграрной реформы Столыпина размежевать чересполосные дачи не удавалось.
Схожая ситуация была и у бывших государственных крестьян, которые были в чересполосице с собственно казенными землями.
Вообще в нечерноземных губерниях чересполосица между наделами крестьян и землями церквей, удела, казны и частных лиц достигала громадных размеров. Запутанность землевладения при крайнем дальноземелье лишала людей возможности вести нормальное хозяйство даже на архаичном уровне. Сплошь и рядом крестьяне запускали истощенные земли, которые обрабатывали раньше, потому что удобрять их из-за отдаленности было невозможно.37
За сорок с лишним лет после 1861 г. стало ясно, что бороться с перечисленными недостатками крестьянского надельного землевладения в конкретных условиях России начала XX в. можно было только при активном содействии государства, путем принятия им целого ряда соответственных мер землеустроительного характера.
Финал Особого совещания
Вернемся, однако к Особому совещанию.