Это, понятно, не отменяет тех высоких качеств и свойств русского человека, которые в свое время так поразили Гарина-Михайловского.
Впрочем, в нашем распоряжении есть документы, которые демонстрируют неуместность ироничного подхода к указанной Теореме.
26 июля 1907 г. Л. Н. Толстой, один из главных отечественных «мечтателей», вспоминая Шульгина, написал П. А. Столыпину известное письмо, в котором изложил свое видение начавшейся реформы: «Причины тех революционных ужасов, которые происходят в России, имеют очень глубокие основы, но одна, ближайшая из них, это недовольство народа неправильным распределением земли….
Несправедливость состоит в том, что как не может существовать права одного человека владеть другим (рабство), так не может существовать права одного, какого бы то ни было человека, богатого или бедного, царя или крестьянина, владеть землею как собственностью.
Земля есть достояние всех, и все люди имеют одинаковое право пользоваться ею. Признается это или нет теперь, будет ли, или не будет это установлено в близком будущем, всякий человек знает, чувствует, что земля не должна, не может быть собственностью отдельных людей, точно так же, как когда было рабство, несмотря на всю древность этого установления, на законы, ограждавшие рабство, все знали, что этого не должно быть. То же теперь с земельной собственностью.
Но для того, чтобы это могло быть сделано, необходимо действительно уничтожить ее, а не распространять, перемещать это право с одних лиц на других, не только признавая это право за известным сословием, за крестьянами, но поощряя их в пользовании этим правом, как это делается по отношению крестьян… Вопрос не в том, кто владеет землей и каким количеством, а в том, как уничтожить право собственности на землю и как сделать пользование ею одинаково доступным всем…
Пишу Вам, Петр Аркадьевич, под влиянием самого доброго, любовного чувства к стоящему на ложной дороге сыну моего друга…
Да, любезный Петр Аркадьевич, хотите Вы этого или нет, Вы стоите на страшном распутьи: одна дорога, по которой Вы, к сожалению, идете — дорога злых дел, дурной славы и, главное, греха; другая дорога — дорога благородного усилия, напряженного осмысленного труда, великого доброго дела для всего человечества, доброй славы и любви людей. Неужели возможно колебание? Дай Бог, чтобы Вы выбрали последнее»65.
Ответ Столыпина емко раскрывает его позицию: «Лев Николаевич… Вы считаете злом то, что я считаю для России благом. Мне кажется, что отсутствие „собственности“ на землю у крестьян создает все наше неустройство.
Природа вложила в человека некоторые врожденные инстинкты, как то: чувство голода, половое чувство и т. п. и одно из самых сильных чувств этого порядка — чувство собственности. Нельзя любить чужое наравне со своим и нельзя обхаживать, улучшать землю, находящуюся во временном пользовании, наравне со своею землею.
Искусственное в этом отношении оскопление нашего крестьянина, уничтожение в нем врожденного чувства собственности ведет ко многому дурному и, главное, к бедности.
А бедность, по мне, худшее из рабств. И теперь то же крепостное право, — за деньги Вы можете так же давить людей, как и до освобождения крестьян.
Смешно говорить этим людям о свободе, или о свободах. Сначала доведите уровень их благосостояния до той, по крайней мере, наименьшей грани, где минимальное довольство делает человека свободным.
А это достижимо только при свободном приложении труда к земле, т. е. при наличии права собственности на землю.
.. Я не вижу цели у нас в России сгонять с земли более развитый элемент землевладельцев и, наоборот, вижу несомненную необходимость облегчить крестьянину законную возможность приобрести нужный ему участок земли в полную собственность. Теперь единственная карьера для умного мужика быть мироедом, т. е. паразитом.
Надо дать ему возможность свободно развиваться и не пить чужой крови.
Впрочем, не мне Вас убеждать…
Вы мне всегда казались великим человеком, я про себя скромного мнения. Меня вынесла наверх волна событий — вероятно на один миг! Я хочу все же этот миг использовать по мере моих сил, пониманий и чувств на благо людей и моей родины, которую люблю, как любили ее в старину, как же я буду делать не то, что думаю и сознаю добром? А вы мне пишете, что я иду по дороге злых дел, дурной славы и, главное, греха. Поверьте, что, ощущая часто возможность близкой смерти, нельзя не задумываться над этими вопросами, и путь мой мне кажется прямым путем»66.
Этот воистину потрясающий диалог показывает глубокую правоту мыслей Шульгина о том, как «бессмысленные мечтания» об окружающем мире противопоставлялись у нас реальному Делу, как социальные миражи стремились деморализовать творческую волю.
А кроме того, мы можем судить о глубине пропасти, отделявшей реформаторов от их оппонентов, а этих последних, включая самого настоящего властителя дум огромной страны, — от реальной жизни.
Так что Теорема Столыпина — это очень серьезно.
Это доказательство возможности для жителей России быть свободными людьми.
Новая программа правительства и начало аграрной реформы Столыпина
Равенство населения перед законом является показателем всего последующего пути нашей государственной и общественной жизни.
Революция и погромы 1905–1906 гг. вынудили власть отбросить — хотя и не без проблем — старый подход, основанный на идее уникальности русских крестьян, который с одной стороны, подразумевал «народолюбие» и неумеренные славословия в их адрес, а с другой, прикрывал самые что ни на есть крепостнические идеи, что у левых, что у правых народников.
Власть покончила с «проповедью самобытности», отказалась от утопии — по крайней мере в отношении 80 % населения, т. е. крестьянства.
Был взят курс на уравнение крестьян в правах, на введение крестьян в общее правовое поле, а шире — на агротехнологическую революцию.
Победил общемировой подход,
Правительство, наконец, решило считать крестьян нормальными людьми.
Глубоко символично прозвучали слова Гурко: «С этого дня (17 октября 1905 г. — М. Д.) мы стали на тот путь, по которому шли все государства Западной Европы. Тот государственный социализм, которым в течение долгого периода проникнуты были многие начинания нашей законодательной власти, а в еще большей степени многие из принимаемых правительством мер в порядке управления, должен уступить место предоставлению широкого простора самодеятельности и предприимчивости отдельных лиц.
Мы должны отказаться ныне от мысли равномерно поднять благосостояние всей массы населения, но зато обязаны облегчить отдельным лицам возможность развить все свои природные способности и тем увеличить свои материальные достатки… Тот государственный социализм, который мы преследовали, та опека, которую мы установили над массою населения целях поддержания ее хозяйственного быта и оберегания ее отдельных членов от перехода в разряд пролетарных рабочих, на деле превратились отчасти в административный произвол, а в еще более значительной степени в препону для повышения благосостояния наиболее предприимчивой части населения.
В надежде обеспечить каждого хотя бы малой долей земельного имущества, мы обрекли всех на нищету и недоедание, причем не достигли и первой цели, так как число безземельных с каждым годом все возрастало»67.
Масштабы кризиса 1905–1906 гг. требовали адекватного ответа, которым могла быть только программа комплексных системных реформ, предполагавшая значительное, иногда радикальное изменение вектора развития страны. Она была изложена П. А. Столыпиным в его знаменитой речи при открытии II Государственной Думы 6 марта 1907 г.
Это была широчайшая программа системных либеральных реформ, которые касались практически всех сторон жизни страны. По объему и значимости они превосходили Великие реформы, будучи их логическим и историческим завершением. Они должны были в конечном счете разорвать вековую патерналистскую традицию российской истории и российской жизни.
Программа включала законопроекты, обеспечивающие терпимость и свободу совести, в то же время постепенно устраняющие все правоограниче-ния, связанные с вероисповеданием (в том числе и для евреев).
Ряд законопроектов был связан с неприкосновенностью личности, с новой судебной реформой, с реформой в области самоуправления (в числе прочего, и с созданием волостного бессословного земства), с соответствующим расширением компетенции земств вообще, с сокращением сферы административного надзора и т. д. В Польше и Финляндии предполагалось введение самоуправления. Административная реформа предусматривала объединение всей гражданской администрации и, прежде всего, создание административных судов, которое считались одним из наиболее важных предстоящих мероприятий.
В сфере трудового законодательства планировалось введение различных видов страхования рабочих и узаконивание экономических забастовок. Наконец, Столыпин предлагал целый ряд мероприятий для развития народного просвещения. Планировались меры по дальнейшему подъему экономики, большую часть которых мы бы назвали приватизацией, и др. Здесь же он говорил о программе аграрных преобразований, уже начавшихся к тому времени.
Даже столь беглое перечисление показывает, что эти меры составляют едва ли не самую четкую и эффективную программу системных реформ за века русской истории, реформ продуманных, реформ реальных, т. е. тех, которые могли бы быть начаты, а частью и реализованы, при жизни одного поколения. Пресловутые «20 лет покоя» из интервью газете «Волга» — фигура речи, превращенная в символ, но этот срок представляется вполне реальным.
Столыпин так определял связь между всеми этими законопроектами: «В основу их положена одна общая руководящая мысль, которую правительство будет проводить во всей последующей деятельности. Мысль эта — создать те материальные нормы, в которых должны воплотиться новые правоотношения, вытекающие из всех реформ последнего времени.