уже были достигнуты немалые успехи. Если в целом с точки зрения прогресса агрономической помощи страна и не пошла пока «дальше преддверья», то, продолжая аналогию Кауфмана, в некоторых губерниях уже началось знакомство с планировкой здания.
Я не обольщаюсь приведенными выше данными о поступательном развитии агрономической помощи в разных губерниях страны — в тысячах деревень все оставалось по-прежнему. Отчеты многих земств говорят лишь о самых первых шагах. Однако перемены начались — и это были перемены к лучшему.
Так что у реформаторов были безусловные основания для оптимизма. Ведь короткая история агрономической помощи — это еще и история начавшейся победы здравого смысла над косностью и предубеждениями как самих крестьян, так и образованного класса страны. Российские крестьяне оказались не менее восприимчивы к сельскохозяйственным знаниям, чем земледельцы других стран.
Агроном Ананьевского уезда Херсонской губернии в 1908 г. пишет, что в этом уезде, распаханном «до последних пределов… характер полеводства на надельных землях находится в самом неудовлетворительном состоянии, и причины хронических недородов надо искать не в почвенных и климатических условиях, а исключительно в приемах обработки земли». Ведь не случайно помещики по соседству собирают урожаи в 3–4 раза большие, чем крестьяне.
Даже земские показательные поля, на которых работает такой же «малосильный крестьянин с самым доступным инвентарем», дают двойные урожаи в сравнении с соседними крестьянскими полями. «Бесспорно, все бедствие неурожая истекшего, как и других прошлых лет, лежит в некультурной обработке земли, хаотическом пользовании землей, в чересполосице, не дающей возможности разбить степь на клинья, в отсутствии признаков какого-либо правильного плодосмена»135.
Столыпинская аграрная реформа начиналась там в таких условиях. Однако буквально за несколько лет многое изменилось.
В нашем распоряжении есть два мнения, которые для нашей темы имеют без преувеличения фундаментальное значение. Они показывают, насколько плодотворным было сельскохозяйственное просвещение деревни, если оно начиналось «не вдруг», если у агрономической организации, как в Херсонской губернии, был определенный опыт, а у крестьян — доверие к ней.
1. «Время делает свое. Казавшееся несбыточной мечтой становится с течением времени осуществимым. Весь материал, брошенный в деревню в виде различного рода агрономических мероприятий (показательные поля, беседы, прокатные пункты и проч.), дает солидную работу мысли сельскому обывателю, и эта мысль, по-видимому выбивается постепенно на правильную дорогу; дорога эта — маленькие, но постепенные, упорно проводимые хозяйственные улучшения»136.
2. «Успехи агрикультуры колоссальны. В течение 4–5 лет произошла какая-то магическая метаморфоза»137.
Эти слова в известном смысле вознаграждают многих и многих людей, чьими стараниями всего за несколько лет изменилось то, что не менялось столетиями. Речь идет не только о том, что вместо сохи появился железный плуг, вместо дедовской шапки — сеялки, а вместо кос и серпов — жатки и т. д. Куда важнее, что иным стало или начало становиться отношение крестьян к основе своего существования — к сельскому хозяйству. А отсюда неизбежно должны были последовать и более важные перемены во взглядах на окружающий мир вообще.
Принципиально важно для характеристики поля воздействия реформы, что агрономическое просвещение и помощь деревне отнюдь не ограничивались только хуторянами и отрубниками. Увидев, поняв и поверив в то, что агрономы не «антихристы» и что их советы полезны, к ним стали прислушиваться и многие общинники. Так — благодаря близким и живым примерам — естественный консерватизм крестьянства стал постепенно отступать.
Потребление минеральных удобрений и усовершенствованных сельхозмашин и орудий
Внешним выражением этого стал, в частности, рост потребления минеральных удобрений и усовершенствованной сельхозтехники. Только железнодорожные перевозки первых увеличились с 14,7 млн. пуд. в 1905 г. до 37,2 млн пуд. в 1913 г., т. е. в 2,5 раза, а вторых — с 12,8 млн. пуд. до 34,5 млн. пуд., т. е. в 2,7 раза[172].
Эта тематика довольно подробно рассмотрена в моей монографии о всероссийском рынке[173], и я постараюсь быть кратким.
Громадный рост потребления усовершенствованной сельхозтехники в годы реформы был связан прежде всего с переходом к новым формам хозяйствования и радикальным усилением агрономической помощи.
Путем сравнения Переписи сельскохозяйственных машин и орудий 1910 г. и данных об их железнодорожной транспортировке мне удалось доказать, что информация о перевозках является надежным критерием оценки потребления сельхозтехники.
Количественный (кластерный) анализ погубернского прибытия сельхозтехники в 1900–1913 гг. позволил выделить три устойчивые группы губерний со схожим типом динамики потребления сельхозмашин.
В первую группу вошли Екатеринославская, Херсонская, Самарская и Томская губернии, Донская, Кубанская и Акмолинская области.
Во вторую — Московская, Варшавская, Бессарабская, Подольская, Киевская, Полтавская, Харьковская, Воронежская, Тамбовская, Таврическая, Саратовская, Оренбургская, Ставропольская и Тобольская губернии, а также Терская область.
В третью группу — все остальные губернии России138.
Эта группировка вполне адекватна всей сумме наших знаний о сельском хозяйстве страны в конце XIX — начале XX вв.
Россия была очень разной и с точки зрения обеспеченности сельхозтехникой.
Разрыв в уровне потребления сельхозтехники между губерниями разных групп был огромным. Если в степных губерниях применение уборочных и других машин было необходимостью, то в Нечерноземье агрономам еще приходилось доказывать преимущества плуга перед сохой.
Поэтому факты, не без гордости упоминаемые в отчетах по, скажем, Нижегородской губернии как иллюстрация достижений агрономической помощи («плуги стали ходовым товаром»), вызвали бы улыбку специалистов Екатеринославской и соседних с ней губерний, где на повестке дня стояли проблемы другого качества. Хотя Нечерноземье априори не нуждалось в таком количестве сельхозтехники, которое было в южных губерниях, где зерновое хозяйство доминировало, тем не менее все примеры так или иначе важны как маркеры начавшегося движения вперед.
Диаграмма 18. Железнодорожные перевозки усовершенствованных сельхозмашин и орудий и минеральных удобрений в 1894–1905 и 1906–1913 гг. (тыс. пуд.)
Огромный рост транспортировки сельхозтехники в начале XX в. — это прежде всего рост получения их в семи губерниях первой группы, на долю которых падает от 40 до 50 % всей суммы перевозок. Рост особенно заметен с началом реформы, и прежде всего — для Сибири и Дальнего Востока. Сибирь с 1906 г. превращается в рынок сельхозмашин мирового значения. Если до реформы она поглощала максимум 6 % имперских перевозок, то в 1906–1913 гг. до 15 % и более.
Пять из семи губерний первой группы — признанные лидеры в зерновом производстве, а в Томскую губернию и Акмолинскую область шел основной поток переселенцев.
Во вторую группу вошли губернии с разным начальным уровнем потребления, которые объединяет тип динамики потребления и средневысокие итоги получения, значительно возрастающие в 1910–1913 гг.
То же фиксируется и применительно к целому ряду губерний третьей группы, однако там речь идет, как правило, о «росте с нуля», который, однако, все равно остается ростом.
Сказанное характеризует один факт из разряда sapienti sat:
В 1906 г. Северные, Приозерные, Приуральские, Прибалтийские, Литовские, Белорусские, Центрально-Промышленные, Центрально-Черноземные и Средневолжские губернии вместе взятые получили столько же сельхозтехники (на 3,7 тыс. пуд. больше), сколько Херсонская и Екатеринославская -1929,0 тыс. пуд. против 1925,3.
В 1913 г. ситуация, хотя и остается как бы не вполне нормальной, но уже начала меняться — теперь 34 (!) губернии, входящие в состав этих районов получили в сумме 7095,7 тыс. пуд. сельхозмашин и орудий, а две Новороссийские — 2976,9 тыс. пуд. соответственно.
То есть продолжался рост потребления в губерниях-лидерах, но одновременно шло его увеличение в нечерноземных и северно-черноземных губерниях. Разумеется, не случайно в 68 из 86 губерний и областей России, т. е. в каждых четырех из пяти, в 1910–1913 гг. было получено сельхозтехники больше, чем в 1900–1909 гг. (без 1903–1904 гг.).139
И это очень важный итог реформы.
Крестьянский поземельный банк
Деятельность Крестьянского банка была одним из главных направлений реформы.
Ее целью, как мы помним, было увеличение крестьянского землевладения. Поэтому он решал две задачи: продать крестьянам свои земли и играть роль посредника-кредитора в тех случаях, когда крестьяне самостоятельно находили варианты покупки земли[174].
После 1906 г. Банк, условно говоря, слегка мистическим образом материализовал заветное желание поколений российских социальных «мечтателей» о «золотой рыбке», правда, в сфере, которую те игнорировали.
Как бы то ни было, но фактически Банк стал как бы «волшебником», позволявшим бедняку за вполне доступные деньги купить землю и стать самостоятельным хозяином.
Требований было два — желание трудиться и чувство ответственности.
С началом реформы условия продажи и погашения кредита стали намного выгоднее для крестьян. Платежи заемщиков (проценты по ссуде) понизились — с 5,25–5,75 руб. до 4,50 руб. в год с каждых 100 руб. ссуды при сроке 55,5 года, (на 14–21 %)
Если землю приобретало товарищество или община, то ссуда Банка составляла 80 % цены земли, а если крестьянин-единоличник — то 90 % (т. е. он вносил лишь 10 % стоимости).