Однако «в данном случае агрономическая помощь, так сказать, только указала правильные пути полеводства, имея в лице Курдина готовую почву для всякого рода начинаний агрономического характера.
Не агрономическая организация искала подходящего хозяина для показательных полей, а, наоборот, Курдин ждал лишь советов агронома, понимая всю необходимость хозяйничанья по-новому»149.
Одновременно Курдин закладывает плодовый сад, купив за свой счет посадочный материал в питомнике, устраивает парник для ранних овощей и заводит огород. «Заброшенное, засоренное усадебное место начинает принимать культурный вид»150.
Полученный в 1912 г. урожай хлеба и трав позволил Курдину «стать уже совсем твердо на ноги и расширить свое хозяйство». С весны 1913 г. площадь под садом увеличивается (яблони, груши, сливы, вишня, малина, смородина), появляются 4 колоды пчел, разводится птица (34 курицы вместо 5 — плюс 50 уток), проданные овощи дали 80 руб., из жеребят выросли хорошие рабочие лошади, есть две дойных коровы и телка.
А на столе — «белый хлеб из своей муки, молочные продукты, малина из своего сада, мед от своих пчел».
В год Курдин платит 152 руб. (Банку, казне и земству) без недоимок. И все это благополучие — результат упорного, настойчивого труда хозяина.
Вот какую характеристику ему дает составитель описания: «Семен Курдин — грамотный 30 лет. Человек он в высшей степени бережливый. Работает с раннего утра и до поздней ночи на хуторе, в саду, в огороде, в поле. Все делает собственными средствами до парников включительно.
Любит свое хозяйство, свой хутор, свой скот, и ухаживает за ним с исключительной заботливостью и нежностью. Небольшой живой инвентарь его выглядит здоровым, сытым, бодрым. Интерес Курдина ко всякого рода новшествам в хозяйстве исключительный — никакая упорная, продолжительная и трудная работа не остановит его на пути к раз намеченной цели.
Организационный план полевого хозяйства, выработанный агрономами Землеустроительной комиссии, выполняется им безукоризненно и точно.
Никаких понуканий, ни одного напоминания о той или иной работе на паровом ли поле, в пропашном ли клину.
Состояние его полей в 1913 г. образцовое: все на своем месте, везде чувствуется уход и забота хозяина; несмотря на дождливое время сорных трав в хлебах не видно; пропашные посевы промотыжены… пар представляет наилучшую обработку… даже по сравнению с показательными полями других хозяев…
И все это благодаря неустанному, упорному труду, недюжинному характеру, силе воли и настойчивости, интересу к каждой мелочи в хозяйстве, любви к земле и к работе на ней»151.
Отмечается, что «значение введенных улучшений Курдина огромно. Оно прежде всего разрешает важный кормовой вопрос, позволяя не уменьшать живой инвентарь, а, наоборот, увеличивать его.
Влияние хозяйства Курдина на соседей несомненно, и, несмотря на свою недолгую историю, у него уже есть подражатели. Ближайшие хуторяне уже переняли кое-что из новшеств в хозяйстве Курдина. Хорошие укосы кормовых трав убедительно показали крестьянам всю пользу травосеяния и возможность обойтись без старинных выгонов и пастьбы по парам до Иванова дня».
Пока мы говорили о земле, проданной Банком из своего фонда.
Однако не менее важную роль в увеличении крестьянского землевладения сыграли и посреднической операции Банка, благодаря которым в руки крестьян перешло свыше 5 млн. дес. земли.
У нас есть крайне интересный пример одной из таких операций.
С весны 1909 г. крестьяне ряда южных и западных губерний начали покупать в единоличное владение землю у помещиков Калужской и смежных губерний, а в августе начали на нее переселяться.
Журналист Н. Карабанов осенью 1911 г. произвел подворное обследование 912 переселенческих семей с 5655 душами обоего пола и изложил его результаты в работе «Переселение и расселение крестьян».
Из 912 хуторов 765 располагались в Калужской губернии, 107 — в Московской и 40 — в Смоленской. (83,8 % — 11,7 %, 4,4 %). (56)
Киевская губерния дала 86 % переселенцев, Волынская — 4,6 %, Херсонская — 3,5 %, а Витебская, Люблинская, Петроковская, Подольская, Келецкая, Курляндская в сумме 6 %.
Национальный состав крестьян был неоднородным. Так, впечатляющая «смесь племени и наречий» оказалась в бывшем имении Козлова в Калужском уезде, где на площади в 1400 дес. поселились представители шести (!) национальностей — украинцы, немцы, чехи, поляки, эстонцы, латыши.152
Карабанова особенно поразил уровень грамотности переселенцев — 87,8 % общего числа!
Я не до конца понимаю методику подсчета, однако его комментарий данного факта приведу полностью: «Процент американский! В Северо-Американских Соединенных штатах неграмотных 11,7 %, грамотных — 89,3 %. Откуда же это у нас при нашей общей некультурности, при среднем по России проценте — 27,7 % грамотных?
Вывод может быть только один: на переселение вообще решаются в большинстве случаев только смелые люди. Для того же, чтобы решиться ехать в такое место, где еще никто из соотечественников не был, быть застрельщиком, передовым, — нужно быть из смелых смелым.
Особенно при нашей русской неподвижности и стадности. У нас и на заработок идут вместе, целой деревней или волостью. Если же приходится приглашать человека в новое для него место, где никто из родных или знакомых еще не работал, то он долго будет думать, сомневаться, отнекиваться.
А здесь переселение со всей семьей, со всем скарбом. На родине все уже продано, вернуться обратно нельзя. Да, нужно быть смелым, а смелые, решительные люди давно уже сознали пользу грамоты и научились находить ее даже помимо всякой школы»153.
На родине четверть переселенцев (25,3 %), «не имели никакой стройки и жили, очевидно, на заводах, в экономиях и т. п.».
Из числа остальных безземельных было 8 %, менее 1 дес. имело почти 19 %, 1–3 дес. — 34 %, 3–7 дес. — 25,8 %, и более 8 дес. — 13,5 % переселенцев.
Что изменилось?
В Нечерноземье переселенцы приобрели участки земли размером от 10 до 98 дес. на домохозяина и расселились хуторами.
Две пятых семей купили 10–19 дес., более трети (34 %) — 20–29 дес., свыше пятой (21,6 %) 30–40 дес. и у 4,4 % во владении оказалось от 50 до 98 дес.[175]
Средний размер нарезанных участков — 18 дес.
Это волшебные перемены были заслугой Крестьянского банка.
Интрига сюжета состоит в том, что десятина земли в Киевской губернии стоила 300 руб., а в Калужской — от 76 до 125 руб., причем Крестьянский банк выдал покупателям необходимую сумму почти полностью, так что им пришлось доплатить 8–10 руб. за десятину земли помещику.154
Возьмем 365 хуторян, которые на родине или не имели ничего или имели 0,5–1 дес. Они купили себе от 10 до 19 дес., дав в среднем помещику 100–150 руб., притом в два срока: при подписании запродажной бумаги за землю и при получении купчей, т. е. почти через год.
Дорога стоила от 40 до 70 руб., значит, со 150–200 руб. в кармане вчерашний батрак сегодня стал хозяином с 10–19 дес. земли.
В итоге многие переселенцы смогли и купить землю, и завести хозяйство на новом месте, а на родине остались еще непроданными и земля, и усадьба с постройками.
Карабанов приводит один из своих расчетов (№ 27).
Человек продал перед отъездом:
Земли 1,5 дес. за 525 руб.
Постройки за 315 руб.
Лишней скотины — на 60 р.
Итого он привез с собой 900 руб. денег, кроме скота и инвентаря.
Здесь купил участок в 34 дес., уплатил помещику 272 руб. остальные заплатил Крестьянский банк. Имеет 3 головы рогатого скота и пару свиней, необходимый инвентарь. Летом, помимо полеводства, откармливал 12 голов скота, продав который осенью, получил 150 руб. чистого барыша.
А те, у кого дома было по нескольку десятин собственной земли, и вовсе приехали богатеями с основным капиталом в несколько сот и даже тысяч рублей.155
Карабанов расспрашивал переселенцев о мотивах изменения сценария жизни.
Очевидно, что у тех, кто был оторван от земли, было стремление опять к ней вернуться — и по соображениям духовного (психологического) порядка, а не хозяйственного. — «Надоело служить — захотелось вольной жизни», говорят они о мотивах переселения.
Автор замечает: «Для малограмотного крестьянина, душевному складу которого не соответствует это подчиненное положение, человеку с инициативой[176] один выход — приобретение земли».
Вторая группа, хорошо обеспеченная землей, «тоже ищет не столько земли, которой в большом количестве она владели и на родине, а скорее широты размаха для своей промышленной деятельности.
Когда я спрашивал их:
— Вот у вас и земли много было и скота достаточно. Почему же вы бросили насиженное место?
— Хотелось больше земли — отвечали мне.
— Хотелось еще больше земли иметь, большую усадьбу, пруд, больше скотины.
Ясно, что им не для удовлетворения насущных потребностей нужна новая земля. Занимаясь промышленным земледелием на родине, они тоже чувствуют тесноту, невозможность развернуть свои силы во всю ширину.
А с деньгами везде простор, капиталу везде почет. Торговец среди переселенцев опять откроет лавку. Промышленник найдет много способов увеличить свой капитал, улучшит благосостояние, а там глядишь, и в купцы выйдет.
Наконец, третья группа — среднего крестьянства. На родине они имели небольшие наделы и не могли пополнить их ни покупкой, ни арендой до необходимого по их понятиям размера.
— Тесно — коротко отвечали мне переселенцы. Не на чем работать.
Не с чего жить — земли мало, народу много.
— „Чересполосное хозяйство“ — „Не было выпасу“ — „Толоки нет“. — „Лошади подохли“.
Немногие пытались насмехаться над своим положением:
— Жить хорошо было — курку за ногу на дворе привязывали.