– Интересно, кто это? – произношу я вслух.
Лия уходит в ванную, и мне ничего не остается, как спуститься на первый этаж. Спускаюсь по лестнице вприпрыжку, подхожу к двери и открываю ее.
На пороге доставщик.
– Доброго денечка! Документы на имя Вольфганга Гюнтера.
Что-то привезли отцу.
– Добрый, – отвечаю я и принимаю документы.
Доставщик дает мне бланк, в котором я расписываюсь, и, попрощавшись, уходит к своей старенькой машине.
Закрываю дверь и полагаю, что нужно отнести документы отцу. Медленно иду в его кабинет, толкаю дверь и захожу. Дойдя до стола, кладу документы и… замираю.
На столе лежит бланк. На бланке – имя моей покойной матери. Я беру его и быстро читаю заключение.
«Роза Гюнтер скончалась от сердечного приступа. В момент смерти в палате находились ее муж и подруга Анна. Муж и сообщил о ее смерти. Насильственных действий не обнаружено».
Далее идет перечень заболеваний.
Мое сердце бешено стучит в груди. Анна не должна была там находиться. Мать умерла шесть лет назад. Неужели отец уже тогда был знаком с Анной?
Любопытство – очень сильная вещь, в особенности когда оно приправлено щепоткой гнева. Я сажусь за стол и перебираю бумаги. Все они касаются матери. Отчеты, анализы, документы на имущество…
Под всей этой горой макулатуры лежит дневник. Почерк матери. Я не спутаю его ни с чем. Сердце пропускает удар. Я беру его в руки и читаю.
Май, 27, 2018
Мне становится хуже. Врачи отшучиваются, что мне еще предстоит увидеть внуков и правнуков, но… они лукавят. Им важно, чтобы я ушла в мир иной со спокойным сердцем, но это вряд ли получится.
Сегодня приходил Вольф. Он всегда поддерживает меня, несмотря на то, сколько капризов я приношу в его жизнь. Плечо Вольфа – самая сильная опора, которая у меня была в жизни когда-либо. А Теодор… мой мальчик. Даже после смерти я буду любить его сильнее, чем жизнь. И ради него я должна бороться со своей болезнью. Он не заслуживает такого исхода. Нет. Только не он…
Переворачиваю страницу. Сердце обливается кровью. Читаю следующую запись.
Май, 28, 2018
Сегодня был новый приступ. Я не знаю, насколько хватит моего сердца. Я не доживу до выпускного Тео, это уже всем ясно. Ах!.. Как бы мне хотелось посмотреть на Тео в костюме! На такого взрослого и сильного! Наверняка он уже думает, как познакомить меня со своей девушкой. Я же знаю, что он по-прежнему ворует тюльпаны с заднего двора, которые я высадила весной. Он совершенно не похож на Вольфа…
Июнь, 2, 2018
Сердце стало совсем слабым. Вчера Вольф заходил после работы и сказал мне, что ему нужно будет жить дальше, когда я умру. Вольф всегда был реалистом, совершенно лишенным романтики. По правде говоря, иногда у него проявляются какие-то моменты нежности, но чаще всего Вольф не витает в облаках. Наверное, поэтому я и влюбилась в него тогда. Но факт того, что Вольф хоронит меня раньше моей смерти, очень сильно ранил меня. Нам не удалось долго поговорить – у меня начался приступ. Потом второй. Через пару часов – третий.
Наутро Вольф не пришел. Не знаю, как Тео может жить с мыслью, что меня не станет. Я каждый день перебираю его рисунки, которые он мне приносит каждую неделю. На прошлой он нарисовал мне большого робота из рекламы хлопьев и написал рядом о мечте. Жду завтрашнего дня, надеюсь, Тео нарисовал мне новый рисунок.
Июнь, 3, 2018
Сегодня заходили Тео и Вольф. Тео принес полевые цветы. Говорит, заработал на них, покосив траву соседям. Вольф подмигнул мне, но я уже плохо соображала.
Мое сердце болит за будущее Тео. Даже несмотря на то что рядом Вольф, ему нужна материнская любовь. У него мои глаза… такие же безбашенные и глубокие. Надеюсь, он не будет творить глупости. Надеюсь, Теодор будет мудрым.
Июнь, 7, 2018
Не писала так долго в дневник, потому что было плохо. Но мне нужно куда-то выливать болезненные слова, чтобы иметь чистый разум. Это некая бесплатная терапия. Не знаю, смогу ли я дожить до дня рождения Тео.
Вольф приходил сегодня, и у нас был серьезный разговор. Он признался, что у него есть женщина. И давно. С момента, как я заболела. Это Анна, его коллега по работе. Надежный партнер. Вольф не каялся, нет… Он просто говорил про нее в самом лучшем ключе и просил прощения за то, что так вышло. Я не виню его. Но расстроена тем, что он решил обо всем рассказать.
Мои мысли теперь заняты тем, что Вольф может так же оставить Тео, если с ним что-то случится. Я не смогла бы этого пережить. Тео не заслуживает такого! Но… я ничего не могу поделать. Сегодня весь день плакала, когда Вольф ушел. Горько. Больно.
Дальше текст становится едва разборчивым. На моих глазах появляются слезы.
Июнь, 8, 2018
Я пишу, скорее всего, последнюю запись. Не знаю, сумею ли дожить даже до прихода Вольфа. Мое сердце умирает. Мне сложно писать.
Вольф должен сегодня привести Анну. Зачем? Не знаю. Но у меня нет выбора. Я слишком слаба…
И я хочу, чтобы Тео знал правду. Ребенок не должен нести ответственность за отношения родителей. Ребенок должен быть любим.
Я люблю тебя, Теодор. Любила всегда… И буду любить.
Смотрю на последнюю строчку невидящим взглядом, а внутри разгорается злость. Ненависть. Неприятие.
Вспышка гнева подобна огненной лаве, пожирающей все на своем пути, и я со всей силы швыряю потрепанную тетрадку в стену. Она тихо падает на пол, шелестя страницами. Подступивший гнев застревает комом в горле, и я сметаю все со стола отца на пол. Бумаги. Ручки. Ноутбук с проводами. Фотографию его и Анны… Звон стекла и грохот металла немного утешают.
– Ich hasse dich! Ich hasse dich! Ich hasse dich! (Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!) – кричу я в полный голос.
Легкие надрываются от силы гнева, голосовые связки норовят порваться. Я всегда догадывался, что мой отец – подлый предатель и лицемер, а теперь получил доказательства этих догадок. Никогда не прощу ему то, как он поступил с моей мамой!
– Теодор?
Дверь в кабинет распахивается, и на пороге появляется он. Отец смотрит на меня так, словно я бешеный пес. Шумно дышу через ноздри.
– Was für eine heuchlerin du bist! (Какой же ты лицемер!) – шиплю отцу, смотря в его наглые невинные глаза.
– Theodore, was ist passiert? (Теодор, что произошло?)
Поднимаю указательный палец и тычу им в отца.
– Это. Все. Ты!
Отец изображает хладнокровие. Словно не понимает, в чем дело.
– Тео, я не понимаю, о чем ты говоришь! – восклицает отец, выставляя ладони вперед, словно пытается успокоить меня.
– Ты все прекрасно понимаешь.
Злость колет под сердцем, я не могу держать ее в себе. Продолжаю тыкать указательным пальцем в отца.
– Это ты убил маму тогда!
Отец на мгновение замирает. В его пустых глазах я не вижу того, чего хотел бы. Правды. Раскаяния. Сожаления. Горя.
– Я не убивал твою маму, – ровным тоном произносит отец.
Я встаю и делаю пару шагов вперед, сокращая дистанцию между нами.
– Я нашел ее дневник, – выстреливаю я словами, – где черным по белому есть записи, написанные почерком мамы.
Отец молча опускает руки по швам и тихо вздыхает.
– Тео, все не так, как ты подумал…
– Да? – кричу я в ответ. – А как же? Как я должен был подумать, прочитав записи матери?
Позади отца вырисовывается Анна.
– Твоя мама была больна… – продолжает успокаивать меня отец.
– Вот именно! – надрываюсь я от злости. – МОЯ МАМА БЫЛА БОЛЬНА!
Отец нервно сглатывает. Что сейчас творится в его мыслях? Стыдно ли ему за содеянное?
– Ты всегда говоришь «твоя мама», будто бы это горе касается только меня! Но она также была твоей женой!
От злости меня потряхивает.
– Теодор… – вмешивается Анна жалостливым голосом.
– А ты вообще помалкивай, schlampe (потаскуха)!
– Теодор! Я не позволю тебе оскорблять свою невесту!..
– Она разбила нашу семью! – перебиваю его, продолжая кричать на отца. – И ты еще смеешь защищать ее в нашем доме?!
Отец молчит. По всей видимости, подбирает правильные слова, чтобы угодить и Анне, и мне. Вот только за двумя зайцами не угонишься.
– Сердце матери не выдержало! – ору я во все горло. – Благодаря ей!
Анна начинает тихо хныкать. Отец пытается разорваться между нами, но я вижу, что он с легкостью отдаст предпочтение Анне, а не мне.
– Теодор, ты не прав! – наконец заявляет отец.
Я не могу больше удерживать злость внутри себя. Сжав руку в кулак, наношу удар прямо в скулу отцу. Очки слетают с него. Отец отшатывается назад, Анна начинает неистово кричать. Понимаю, что одного удара мне мало. Наношу второй, пока отец пытается прийти в себя, прямо в нос. Анна пытается нас разнять, но отец отбрасывает ее назад.
Мы с отцом сцепляемся в самом узком месте. Небольшой столик падает на пол, роняя вазу и горшок с цветком. Мы топчем стекло и землю. Со всей силы прижимаю отца к стене. От удара трескается моя висящая здесь же детская фотография.
– Ты во всем виноват! – ору я на отца и наношу еще один удар.
Он не выдерживает и отшвыривает меня к противоположной стене. Из его носа льется кровь. Я сильно ударяюсь спиной, но уровень адреналина в моей крови высок, поэтому я быстро прихожу в себя. На заднем фоне Анна орет что-то неразборчивое, плачет и хнычет.
– Я не убивал твою мать! – продолжает стоять на своем отец и наносит мне ответный удар. Прямо в нос.
От силы удара кружится голова, но я бью снова. Мы хватаем друг друга за шкирку, каждый пытается уронить противника. Сцепившись в боевом танце, продолжаем разносить кабинет в пух и прах. Я отталкиваю от себя отца прямым ударом в скулу. Тот, споткнувшись об опрокинутый журнальный стол, падает сверху. Звон стекла разносится по всему кабинету.