Я оглядываю вновь Ганса с ног до головы. Он выглядит обеспокоенным. На нем кожаная куртка, узкие джинсы. И окровавленная футболка.
– Что произошло? – подхожу к нему, сложив руки на груди.
Ганс нервно сглатывает.
– Для начала – привет.
– Привет, – на автомате говорю я.
– Я не знаю, что произошло с Теодором. Я нашел его на шоссе. Без сознания, лежащим на мокром асфальте.
Позади слышатся голоса. Мария-Луиза, мама и Вольфганг подбегают ко мне, и отец Тео делает два шага вперед. Хочет пожать руку Гансу, но видит его окровавленные руки. Мария-Луиза вздрагивает.
– Расскажи все, что ты знаешь, – требует Вольфганг. – Пожалуйста…
Ганс переминается с ноги на ногу. Опускает глаза в пол, тяжело выдыхает и, подняв глаза вновь, произносит:
– Я тут ни при чем!
– Мы тебе верим, – по-доброму говорит Вольфганг. – Мы верим. Просто расскажи, что произошло.
– Я ехал домой из пригорода. Ехал, слушая музыку, по шоссе мимо городского кладбища.
Мое сердце в который раз пропускает удар. Чем дольше Ганс говорит, тем сильнее ощущаю дрожь в коленях от страха, который заполняет меня всю.
– Машин совершенно не было, и вдруг слева пролетела какая-то тачка. Белая такая, на полной скорости. Она летела так, будто бы от кого-то удирает.
Ганс вновь тяжело вздыхает.
– Когда подъезжал к съезду на главную дорогу, ведущую в город, я увидел сбитого мотоциклиста. Естественно, я остановил машину и вышел посмотреть.
– То есть Теодора кто-то сбил? – холодно спрашивает Вольфганг.
Мама закрывает рот руками, чтобы, по всей видимости, не издать никакого звука. Мария-Луиза тихо охает, а я уже не вижу Ганса из-за переполняющих глаза слез.
– Да. Я думаю, что это так. Я подошел к нему, проверил пульс. Он прощупывался…
Ганс говорит все это с тяжестью на сердце. Это чувствуется по его интонации.
– Я попытался привести его в чувство, но не получилось. Кровь, которая струилась из-под расстегнутой куртки, насторожила меня, и… я отвез его в больницу. Она была недалеко.
– Почему ты не вызвал скорую? – интересуется Мария-Луиза, сложив руки на груди.
Ганс впервые в жизни смотрит на свою сводную сестру грустными глазами. Я всегда думала, что он – отбросок жизни. Хамоватый бритоголовый пацан, который не видит границы между добром и злом… Но что-то мне теперь подсказывает, что он совершенно другой.
– Потому что я побоялся – вдруг подумают, что это я его сбил…
Раскаяние звучит настолько искренне, что я не могу сдержать слез. Мария-Луиза подходит ко мне и крепко обнимает за плечи.
– Я закинул его в машину на заднее сиденье и повез на полной скорости в больницу…
– Ладно, спасибо, Ганс. Ты большой молодец, что не оставил Теодора в беде.
Подойдя к парню, Вольфганг крепко пожимает его окровавленную руку.
– Вот его вещи, – указывает Ганс на темную сумку, стоящую в дальнем углу.
– Девочки, я пойду поговорю с врачом, если мне удастся его найти, а вы никуда не уходите.
– Хорошо, Вольф, – отзывается Анна и, обхватив себя руками, провожает жениха взглядом.
Истерика накатывает волнами. Я не могу больше сдерживать боль, которая рвется наружу. Я падаю на пол. Мария-Луиза, перепугавшись, успевает меня подхватить.
– Давай сядем, – предлагает она, ведя меня к дивану.
Я закрываю глаза руками. Просто машинально закрываю глаза. Как в детстве – закрыла глаза, и меня никто не видит. И я не вижу этот жестокий мир. Если бы было бы все так просто, то и жизнь была бы легче.
Ганс что-то еще говорит, но я не слышу, что именно. Я думаю только о Тео. Только о его благополучии. Только о том, чтобы с ним все было хорошо…
Вольфганг возвращается спустя несколько минут. Мы все с замиранием сердца смотрим на него.
– Теодора прооперировали, – сообщает он.
– Как?! – восклицает мама. – Внизу же нам сказали…
– Сейчас врач придет и все сам объяснит.
Буквально через пару минут появляется врач. Он здоровается с нами и засовывает руки в карманы.
– Теодор сейчас в тяжелом, но стабильном состоянии, – твердо заверяет он, а я чувствую, как колет под ребрами иголками. – С ним все будет хорошо. У него молодой организм, он выберется.
– Зачем ему понадобилась операция? – спрашиваю я заплаканным голосом. – Что с ним на самом деле?
– Ну, не считая того, что у него сильное сотрясение мозга, которое могло бы стать летальным, не будь на нем защитного шлема… При осмотре мы нашли колотую рану, достаточно глубокую. Скорее всего Теодор в момент падения уперся обо что-то на разбитом мотоцикле, и его откинуло назад. Собственно, так и появилась глубокая и очень опасная рана, которую пришлось промывать и зашивать.
Я начинаю тихонько хныкать. Наверняка врачам каждый день приходится видеть такое. Я даже не представляю, насколько они хладнокровны в такие моменты. Насколько умело приглушают человеческие чувства, чтобы профессионально донести информацию до родственников. Насколько искусные они все психологи…
– После того как подпишете документы, вы можете все ехать домой. К Теодору можно будет попасть завтра, если его состояние стабилизируется.
Повисает тяжелая тишина. Вольфганг тяжело вздыхает, Ганс садится рядом с нами, а мама, продолжая стоять чуть поодаль, прижимает ладонь ко рту.
– Я пойду подпишу документы как его отец.
– Хорошо, – соглашается врач и, попрощавшись с нами, ведет Вольфганга куда-то по коридору.
В этот момент я замечаю, что мама падает в обморок. Но Ганс, быстро спохватившись, успевает поддержать ее. Мария-Луиза сразу же вскакивает с дивана и помогает Гансу уложить маму на второй двухместный диван. Шмыгнув носом, я кидаюсь на поиски медсестры. Выбежав в коридор, я оглядываюсь по сторонам и вижу ее.
– Сестра! – кричу я, и девушка обращает на меня внимание. – Тут женщине плохо!
Девушка бежит трусцой к нашей компании и видит мою маму без сознания.
– Она упала в обморок, – сообщаю я сквозь слезы.
Девушка велит нам обмахивать ее и говорит, что сейчас вернется. Я не знаю, сколько секунд не было медсестры, но мне кажется, что прошли века.
Мне чудится, что мир вокруг меня рушится. Рушится все, что мне так дорого. Все видится как в замедленной съемке. Действия. Возгласы. Крики… Все это кажется каким-то нереальным… Ненастоящим…
Медсестра быстро прибегает, неся ватку с нашатырем. Мама быстро приходит в себя. Ганс и Мария-Луиза отходят ближе ко мне, а я обхватываю себя руками. Голова сильно болит, сердце разрывается на куски.
– Вам лучше?
– Да, – отвечает мама, садясь на диване. – Лучше. Спасибо.
– У вас, по всей видимости, упало давление, – предполагет медсестра, – нужно его проверить.
Медсестра быстро меряет маме давление.
– В норме… – протягивает медсестра.
– Просто сложный день… И тут так душно…
Мама берется кончиками пальцев за кофту и начинает обмахиваться отрывистыми движениями.
– Давайте выйдем на свежий воздух? – предлагает Мария-Луиза, и мама соглашается.
Мы с Гансом стоим неподвижно и смотрим, как мама, опираясь на Марию-Луизу, медленно идет ко мне.
– Я останусь здесь, – твердо говорю, пытаясь остановить льющиеся слезы.
– Хорошо, – мягко отвечает она.
И они с моей подругой удаляются прочь. Медсестра идет дальше по своим делам, а мы с Гансом остаемся вдвоем.
Я усаживаюсь на диван, парень начинает расхаживать из стороны в сторону. Складывается впечатление, что нам обоим неуютно оставаться наедине. У меня в голове возникает столько вопросов без ответов, что молчание кажется совершенно невыносимым.
– Почему ты спас Тео? – спрашиваю я, зная, насколько они друг друга ненавидят.
– Странный вопрос, – говорит Ганс, кидая на меня грустный взгляд.
– Ты же ему всегда желал смерти, – тихо произношу я, шмыгая носом.
– Это я не со зла.
Ганс медленно подходит ко мне и садится рядом. Он опирается локтями о колени, сложив руки в замок.
– Я не мог оставить его умирать там, посреди шоссе. Я не такая скотина, как ты думаешь.
– Почему вы с Тео перестали дружить?
Ганс нервно сглатывает. По всей видимости, эта тема для него – очень больная.
– Мы все вместе дружили. Моя сестра, он, я и все остальные ребята. И я всегда был полным идиотом, над которым можно издеваться вечно.
Ганс тихо выдыхает. Видно, что ворошить прошлое ему совершенно несладко.
– В последнем классе старшей школы меня перевели в другую школу из-за неуспеваемости. Мы часто виделись, но Теодор начал дружить с Финном. Они жили ближе друг к другу, чем мы с Теодором, да и увлечения у них более схожи. Тогда я принял для себя решение стать лучше, чтобы меня не считали полным дебилом.
Ганс делает паузу, словно размышляет, как продолжить.
– За тот год я сильно изменился, старался как можно меньше тусить с компанией. Но была одна девушка, к которой меня влекло. И она положила глаз на Теодора. Тео всегда был лучшим во всем – в одежде, в воспитании, в шутках и даже в учебе. У него было все, чего не было у меня, – последнюю фразу Ганс прошептал. – Звучит сентиментально, не так ли?
– Вовсе нет, – отвечаю ему как можно тверже. – И что случилось дальше?
– Я захотел заполучить эту девушку. Гормоны играли, я плохо соображал, что делаю, ставя отношения выше, чем наша дружба. Я поплатился. Конечно, девочка в конечном итоге обратила на меня внимание, но Теодор решил отомстить. Ему удалось увести у меня ту, которую я любил всем сердцем. А потом…
Ганс поворачивается ко мне и заглядывает в мои заплаканные глаза.
– А потом ты, наверное, знаешь. Мы перестали общаться. Я выпросил у родителей квартиру, зарекшись, что буду работать. Ну, так и есть, я работаю по вечерам, чтобы оплачивать ее. Но также я влился в дурную компанию, от которой едва ли смогу отделаться.
– Почему тебя считают задирой района? – спрашиваю у него, хотя мой голос дрожит.
– Из-за той компании… Я не хочу о ней говорить, но скажу лишь одно – она слишком плохая, чтобы гордиться членством в ней.