сно?
Короче, я принял себя-писателя – ну, дал этому больному ублюдку внутри себя существовать – в момент, когда допер наконец до пары простых, но нужных вещей.
Первое: абсолютной уникальности, блин, нет. Нигде. Детские травмы, волшебные школы, зомби-апокалипсисы, Большие Братья, любовные треугольники, эльфы… их уже больше, чем китайцев. Даже если ваш Большой Брат будет травмированным эльфом, отучившимся в волшебной школе, а потом станет зомби, вы вряд ли кого-то удивите – миром, литературным в том числе, правит эклектика. Все где-нибудь было, все смешалось, и годами высиживать Нечто Уникальное – дохлый номер. Упадите уже в историю лицом, замарав первый чистый лист; соберите килотонну голубей на Pinterest; составьте план и поглавник, запишитесь на курсы, где вас встряхнут, – сделайте хоть что-нибудь, только не бойтесь.
Второе: не высиживать Нечто – не значит плодить Ничто. У уникальности есть лайт-альтернатива – оригинальность. Любое клише можно подать так, чтоб все охуели. Жила-была принцесса, которую унес дракон… а потом он оказался разумным звездолетом цивилизации прогрессоров. Жил-был священник, который вожделел прихожанку… а потом завел удава и вообще забыл об этой любви. Жил-был ребенок, который, когда колдун позвал его спасать мир меча и магии, ответил: «Окей, но давай-ка для начала похитим вон того полицейского, того врача, а еще грабанем оружейный склад». Unexpected is the new sexy – главное, во всем найти внутреннюю логику. А про логику эту еще Борхес рассказал. По его мнению, есть вообще всего четыре вечных сюжета-конструктора: Осажденный город (в роли которого можете быть и вы, борющийся с монстром), Возвращение домой (но дом не обязательно из кирпичей, домом тоже можете быть вы, потерявший себя), Поиск (принцесс, стульев или чего угодно полезного вам в хозяйстве) и Самоубийство Бога (которое я бы переименовал в Гибель Богов, но так или иначе оно – про ваш слом или жертву) [20]. Может, он и прав: жизнь такая и есть. Раз за разом мы идем что-то искать, мучительно и непросто возвращаемся, приводим в свой город монстров, а потом жертвуем чем-то, обороняя его. В том числе поэтому я и не понимаю дрочки на жесткие сюжетные каркасы: зачатки гибкого плана уже у вас в голове. Дайте и голове этой, и книге хоть немного свободы. Дайте дороге вывести вас. Просто дайте.
К слову, о моих инсайтах. Они тоже где-то раньше были. С другими примерами и, наверно, красивее. Пардон муа, но вся наша жизнь – злоебучая банальность, приправленная банальной злоебучестью. Просто я пытаюсь сделать из этого историю, а некоторые – нет. Жил-был мальчик, который не был сиротой, но завидовал Поттеру с его чуланом… а потом, вместо того чтобы попасть в волшебный мир, пошел в писатели. Я бы такое почитал.
Однако у Джинсова случаются меткие посты. Подача резкая, но что-то в ней есть. Книги, как минимум серию под Вудхауза, правда можно бы почитать, если, конечно, после столь настырного отсвечивания в «реале» знаменитый писатель не угнездится в кутузке. К этому все идет. Очередной бестселлер родит в местах не столь отдаленных, скотина. И ведь правда небось бестселлер. Еще не дай бог Нобеля как политмученик получит.
«Господин полицай. Я аки гроб на колесиках, на пути к твоему городу. Есть разговор. Освободишься на 30 мин. – дуй в вокзальные “Грабли”».
«Дуй». Никакого уважения, зато сплошь она – гражданская, сука, инициатива. И не вовремя: сообщение насмешливо вибрануло в момент, когда на пару с Сергеем отчитывали Лешку за уже несущественную хрень – что вылез на задержании вперед батек.
Обошлось же. Всех положили и взяли. Не просто обошлось, благодарность из главка будет, которой так замечательно подтереться можно! Но Лешка приуныл, особенно на «Ты бы лучше по инстанциям так скакал!» и на Сергеевом «Мыши кабинетные». И такое себе было под унылым Лешкиным взглядом вылетать в коридор; оставлять его на трех трупняках, которые нужно, как детей на утренник, дособрать в суд; обещать себе потом как-нибудь… чем-нибудь… ну, замять, в общем. Мудацки вышло. Уж Сергея-то, угрюмо кашляющего в ворот растянутого свитера и непрерывно нудящего о компетенциях, заткнуть можно было: он Лешке не начальник. Он не начальник никому в СК, а, оперируя насмешливыми фразочками одной симпатичной молодой прокурорши, мальчик на побегушках. Сейчас он вообще благодарен быть должен; в его документах будет не «самодурство», а «эффективная командная работа в целях повышения показателей».
Ладно, стоп. Сейчас на повестке дня – Евгений Джинсов.
В Шуйском действительно завелись первые и пока единственные «Грабли». В Москве эта сеть довольно широкая, но с чего она забралась в такие нищие дали, непонятно. Впрочем, близ вокзала вроде не бедствует, обосновалась даже с шиком: заходишь в бывшую грязноватую шаурмичную – а тут чистота, тепло, ярко-зеленая оранжерея, и потолок в арабесках, и фонтанчик-какаду, и зеркала, зеркала, зеркала, где ты, и зелень, и какаду, и жратва бесконечно множитесь, множитесь, множитесь. Запахов приятных море: хочешь – брусничный пирог, как в скандинавских сказках; хочешь – грибной жульен, как у мамы; хочешь – бараний шашлык, как у самого мастеровитого джигита. Правда, сейчас как-то от этой смеси тошновато. Из-за мыслей. Про Лешку. Про показатели. Про Варвару. Да и…
– Э-э-эй! Господин полицай! Дмитрий!
Орет в голос. На такую сирену многие заполошно поднимают головы от полных тарелок. Только и остается пройти, поджав губы, к столику меж высоченных драцен – уединенному, даже стул тут один. Нехотя и скрипуче придвинуть второй, у кого-то отвоеванный. Опуститься, прямо и выжидательно держа спину. Евгений Джинсов – Джуд Джокер – цедит из узенького бокала светлое пиво, закусывая здоровенной свиной ногой. Впрочем, от ноги почти одни воспоминания остались: огромная обглоданная кость да пара кружочков овощей-гриль. Джинсов вытирает руки, потом рот и снова поднимает почти нетронутый бокал. Опохмел, что ли?
– А я вас ждать до-о-олго приготовился. – Дурацкая манера тянуть слова.
Молчание. Что тут скажешь? «Вот я, уже сижу, слушаю»?
– Будете что-нибудь?
– Благодарю, у меня мало времени, день расписан. Нет.
Джинсов лохматит свои вихры. Точно с бодуна – если приглядеться, видно. Кумир, черт возьми, молодежи, будущее отечественной литературы, собака страшная…
– Вы хотели мне что-то сообщить. – Корректность и дистанция зашкаливают.
– Не-а. – Собака страшная нисколько не пугается взгляда исподлобья. – Сообщить – не хотел.
Так бы и опрокинуть стол вместе с этим пивом, а костью – по балде.
– Что тогда вам от меня нужно?
– Предложить кое-какие методы розыска предполагаемой фигурантки по делу Варвары Перовой. Мне они кажутся потенциально эффективными.
Обороты-то какие… «предполагаемая фигурантка по делу»… Начитался. Или хватило передачи «Суд идет» и сериала «След»?
– Только я заранее предупрежу, что они не совсем традиционны и гарантировать результат я точно не могу. Но все же стоит попробовать.
Много слов, а день замороченный. Еще уголовники эти Лешкины, погоня, поножовщина, стрельба на весь район, за которую вдобавок к благодарности выдадут пизды… Голова кругом.
– Хотелось бы конкретики. Вы не могли бы не размазывать?
Джинсов снова делает глоток пива и немного подается вперед.
– Дмитрий, от вас мне нужен фоторобот. Это ведь закрытая информация, верно? Вы пробиваете его только по базам каких-то там уголовников, может, еще подаете в психбольницы и прочие сомнительные места? Висеть на всех столбах он не будет, правда?
– А где вы в последний раз видели «фотороботы на всех столбах»? Может, в Москве?
Только и остается криво усмехнуться. Да посчитал бы писатель Евгений, сколько, сколько, твою налево, совершается преступлений что в его Златоглавой, что даже в дыре, в Шуйском. Если каждого «предполагаемого фигуранта» вывешивать на столбах и стенах, в преступниках окажется весь город. Целый город убийц, лихачей, рецидивистов и педофилов. Целый город зверских черно-белых рож на трепещущих обрывках бумаги. Прям «вместе целая страна». На Красной площади такая портретная галерея, наверное, смотрелась бы особенно забавно. Надо идею подать. Чтоб кое-кто не расслаблялся.
Джинсов молчит, крутя в руке бокал, – на запотевшем стекле отчетливые узоры отпечатков. Кивает, не споря, мол, «не видел». Приходится продолжить.
– К тому же девушка пока лишь возможный свидетель. Где-либо ее вывешивать или делать запрос на местное телевидение, чтоб они ее показали в криминальных новостях, мы не можем. По вполне понятным причинам, разве нет?
– Люди не сдадут ее вам, а что-то с ней сделают? Этого опасаетесь?
– Все и всегда этого опасаются. Это называется «презумпция невиновности», а подобные действия – подстрекательство к расправе. Так что да. Пока – закрытые базы. Только они.
– И как, помогает?
Достал давить на больное. Приходится включить заезженную пластинку. Люда, начальница отдела, всегда подобную врубает, когда кто-то тычет ей в лицо микрофоном.
– Оперативно-розыскные мероприятия ведутся, я их контролирую. А потом…
– А потом – в «глухари». Да? Я же знаю, не любят у вас неуловимых, да и кто бы…
– Евгений, зачем вы так? – Лоб колет игла мигрени. – Дело условно «без лица», да, но…
– Но?
Пристально теперь смотрит, нехорошо, и весь бокал уже захватан пальцами, поверх узоров снова и снова проступают мелкие водяные капли. Джинсов нервничает. О, смотрите-ка. В ответ на заезженную пластинку следственного официоза – непередаваемая обывательская морда. Такое же заезженное «Все вы, менты, одинаковые, за что только вам платят, на хер вы нужны?». Как же вокруг воняет мясом, картошкой и чем-то еще пряным, жирным… Тошно. Тошно от этого, а не от бредовости разговора, не от мысли, что Ванилла, Варвара, Варя…
– Не хотелось бы. Я не собираюсь пока сдаваться.
Не хотелось бы. Ванилла, Варвара, Варя… так все остаться просто не должно. Не может. И не останется. Глаза болят… пальцы с силой давят на веки, трут их.