Варя неколебимо кивнула:
– Лев ест антилопу, но антилопа не ест в отместку льва. Вся цепочка фактически работает в одну сторону. А у нас – какой-то уроборос. Знаете, что такое уроборос? Заглатывающая саму себя змея. Ну или две змеи, взаимно пожирающие друг друга, хотя эта трактовка спорная.
Я рассмеялся, покосился на смущенного Славу и осторожно погладил Варю по руке.
– Очень метко. Но все-таки не нужно представлять людей такими сволочами. Среди них есть неплохие экземпляры.
Она приподняла брови. Может, я ее не так понял?
– Сволочами? – переспросила Варя, все-таки улыбаясь. – Я не вижу ничего ужасного в поедании львом антилопы или, например, в желании кого-то пролезть из грязи в князи. Это естественно. Мы с вами, – она особенно внимательно, неповторимым взглядом, от которого я давно уже плыл, на меня посмотрела, – тоже материал друг для друга.
Мир сузился. Притих. Я и не думал, что слово «материал» может окрашиваться при некоторых интонациях вот таким смыслом. Тем самым.
– Вы помогаете мне подняться… – мягко продолжала Варя, а зигзаги пара вились от ее стакана и, возможно, из моих ушей. – Во всех смыслах: и издаете, давая определенную социальную роль, и просто поддерживаете. Ну а я приношу вам деньги и, надеюсь, не только.
– Не только, – механически кивнул я.
Деньги она назвала первыми, и я поскорее уверил себя, что не задет. Что еще она могла назвать, если коллеги, да и я непрерывно промывали ей мозги словом «продажи». Продажи, продажи, продажи. Мы осыпали ее цифрами – как в отчетах, так и в сообщениях о денежных переводах. Горыныч, Харитон, даже замученная Динка – они порой будто забывали все остальные слова. Я не помню, когда в последний раз Варя, подписывая договор, слышала, например, словосочетание «талантливая книга», а не «точно будет бестселлер!». Или деньрожденное пожелание «Здоровья и сил!», а не «Больших тиражей!». Это касалось не только ее, это стало тенденцией, и, в принципе, авторы терпят, не обижаются. Только некоторые, вроде Риночки, порой напрашиваются на похвалы, требуют разговоров «про литературу, не про бизнес». Варя – нет. И вот так приходится платить за ее понимание. Мое «Не только» бессодержательно повисло в воздухе, а в глаза мне, чтобы что-то там прочесть, она больше не смотрела. Наливая себе еще чая из термоса, только добавила:
– И, пожалуй, вы тот материал, с которым мне приятно работать. Надеюсь, что вам так же приятно работать со мной.
– Более чем. – На меня точно напал демон односложности.
Я подставил стакан; она плеснула чая и мне тоже. Заодно подлила и Славе, который про свой стакан вообще забыл, и болтающиеся на дне остатки заварки остыли.
– А какое место я занимаю в вашей цепочке? – вклинился он.
Варя зыркнула на него дружелюбно, но бегло.
– В моей? Думаю, никакое. Мы с вами из разных. Но можете выстроить ее с вашим шефом редакции и… не знаю… рецензентами? Учениками? Вы ведь вроде бы преподаете.
– А-а, коварная! То есть с ним вы в одной цепочке, а со мной не хотите. – Слава якобы обиделся, но, конечно, притворялся, ржал в седые усы, тыкая в меня мясистым пальцем. – Ну-ну, все с вами обоими ясно, молодо-зелено…
Варя вдруг покраснела, а я подавился: это меня-то назвали молодым?
До нашего «вместе» оставалась пара месяцев. Близился новогодний корпоратив.
7:00. Я слушаю холодную пустоту и комкаю очередной лист ежедневника – быстро, раздраженно. Сегодня я самый ранний птиц в офисе и трачу внеплановое рабочее время на разбор текстов. Все так же много безжизненно-халтурного, а последнее письмо – вообще тихий ужас, статья «Разжигание межнациональной розни». Черным по белому написано: «По газовым бы камерам весь этот Запад, заполонивший наш рынок развратом». И это написал автор, который прекрасно знает, что, если попадет в одну из наших серий, вынужден будет взять иностранный псевдоним. Концепция такая.
Не ново. Я все это помню, помню 90-е – время, когда к нам начала просачиваться «тлетворная зараза»: западные книги, фильмы, мультфильмы, якобы злые и глупые. С ней сразу начали бороться. Главным полем битвы стали, конечно же, дети и молодежь. Черкасовы позорно дезертировали. Мои племянники смотрели разные мультики, в том числе диснеевские, например, и про супергероев. И растут хорошими, адекватными людьми. Света с братом, моим тезкой, вообще хотят работать в МЧС, а вдохновили их на это… всего-то бурундуки Чип и Дейл. Но кому и что докажет пример пары конкретных детей, когда речь о судьбах тысяч детей абстрактных?
Запад есть Запад, Восток есть Восток. «Мы» и «они» всегда будем отличаться, но в одном похожи: мы люди. И детей мы все стараемся учить светлому – чтобы умели дружить, помогать, заботиться, защищать. Да, учим немного по-разному. Но с любовью. Пусть наши смотрят и про Бэтмена тоже: Бэтмен, по крайней мере, напоминает о том, что, даже если ты очень богат, ты можешь – и должен! – оставаться человеком. Пусть читают об иностранцах так же, как о соотечественниках, учатся понимать и, главное, сосуществовать. Если не научить, многие ли потом, харкая кровью в пыли ядерной зимы, скажут спасибо? Мы и так еле выбрались из холодной войны. Как бы снова не увязнуть в чем похуже.
Я листаю, листаю, листаю письма, но больше их не открываю. Хватит, пусть младшие лопатят. Зато я натыкаюсь на не попавшее почему-то в Варину папку старое послание о том, что «Всего лишь игра» вышла. Подцепляю его. Убираю, а оно – точнее, радостные ответные смайлики – высвечиваются случайно на экране. Закрываю. А потом закрываю и глаза, прислоняясь к спинке кресла.
Дмитрий приезжал перед выходными: забрал обещанный экземпляр из Вариных авторских и все рассказал. О некой психически неуравновешенной гражданке Алисе Стрельцовой – она сейчас в соответствующем заведении. О том, что девушка призналась в убийстве, но ничего адекватно не сказала, кроме: «Хочу назад, хочу в игру, хочу к нему…» О том, что ее могут отправить на лечение и, скорее всего, будут правы: несет она лютейший бред. С другой стороны, экспертиза может сделать вывод, что психическое расстройство наступило уже после совершения преступления или что это расстройство не исключает вменяемости. Статистика раскрываемости, как ни парадоксально, любит по-настоящему «закрытых». Близкие Стрельцовой пока настолько шокированы, что даже вопрос с адвокатом висит в неопределенности. Да у них и денег нет. И все же, если они сейчас возьмут себя в руки, на невменяемость шанс есть. Тогда Стрельцова не сядет. А ведь она, кажется, даже не раскаивается… Подписывая признание, она об одном сожалела – что Варя чего-то для нее не сделала, чем-то ей не помогла, но чего, чем… бесповоротная фантасмагория.
Дмитрий говорил со мной долго; говорил, сцепив на краю стола бледные руки, и я чувствовал в его взгляде что-то напряженное, неследовательское, личное. Я не знал, что это, но тихо спросил:
– Смертная казнь сейчас запрещена даже в таких случаях, да?
– К сожалению, да.
«К сожалению», и пальцы хрустнули. Значит, я был прав.
– Павел, я же могу рассчитывать на отсутствие глупостей? – устало спросил он и добавил то, чем, похоже, утешал и себя: – Ее ведь все равно…
– Не вернешь, – отозвался я, и он, понизив голос, вдруг начал пересказывать пришедший ему в голову книжный сюжет. Тоже очень личный.
Динка и Дана каким-то макаром услышали, навострили уши, замерли настороженными сусликами у Дмитрия за спиной. Тот смущенно оглянулся.
– Приносите! – выпалили девицы почти вместе. – Издадим!
– Я не буду его писать, – уверил он. – Ну только если кто-то другой…
Я внимательно смотрел на него – на мента со вполне человеческим лицом, с офицерскими глазами. Думал о том, что должен сказать ему спасибо, – и сказал. Добавил:
– Я думал, она все-таки пишет о вас неправду, обеляет.
Шухарин понял, впервые улыбнулся.
– Где-то, может, и обеляла. Даже у нас в Шуйском и мудаки есть, и нормальные, и не угадаешь, кто, например, придет. Все люди разные: кто-то правоохранитель, а кто-то – вполне себе мусор.
Я вручил ему еще пару детективов и книгу Джуда. И мы вскоре попрощались.
…Звенит прилетевшее письмо – в папку «Три девицы». Валька, сегодня редакторский день у нее, работает из дома. Пишет о «Тщетности» Моргана Робертсона, довольно громком, но слегка, по ее словам, ходульном романе. Шлет фото автора и первую оригинальную обложку. Пересказывает незамысловато-трагичный сюжет, чем-то действительно напоминающий ту самую реальную историю, а чем-то – известный фильм с Ди Каприо. Приводит – есть у нее такая привычка – несколько зацепивших цитат. Валя из моей троицы самая въедливая, похожа немного на киношную Мымру, в хорошем смысле, конечно. И считает, что, если уж я не планирую читать очередную выпускаемую книгу, цитатами меня обложить надо. И я честно пробегаю их глазами.
«Если кто-то и создал мир, то не Господь, а если и Господь, то не добрый сострадатель. И хотя многое в мироздании непостижимо для нашего ума, бесспорно одно. Милосердие, доброта, справедливость – пустые звуки. Они исключены из плана Высших Сил» [29].
Исключены. Пожалуй. Мироздание куда больше ценит равновесие, и, если кто-то это равновесие нарушает, его… стирают, ведь так? Так, черно-белый мертвец с тяжелым взглядом, предсказавший или накликавший трагедию, которая не выцвела даже после мировых войн и ядерных бомбардировок? Так, бывший моряк, найденный мертвым в пустом номере и похороненный с мутным, ни о чем не говорящим экспертным заключением? Так. Знай, твоя история не единственная. Если постараюсь, я найду их много.
Варь, ты его видела на той стороне жизни? Ты его уже знаешь? Вы пьете виски и смеетесь над тем, что вы как Кэт и Штирлиц, разведчики смертного человечества, которых ликвидировали шпионы высших сил? Или глушите водку, не чокаясь и не понимая: а может, это вы, вы – источники чужих бед? Ты разрушила то островное государство и убила тот класс? Он утопил тот корабль, заставил уйти на дно под музыку погибающего оркестра?