Теория бобра — страница 12 из 39

– Поговорим, – произносит блондин.

Темноволосый не говорит ничего, только касается языком нёба, и из открытого рта вылетают два громких щелчка.

Гости устраиваются в моем кабинете по-хозяйски. Блондин развалился в кресле, словно кости у него потеряли всякую жесткость, закидывает одну ногу на подлокотник и в итоге оказывается в каком-то диагональном положении, которое скорее подошло бы очень уставшему подростку. Темноволосый уселся на стол и болтает ногой, словно ждет родителей, которые должны забрать его из школы. При этом взгляды незваных посетителей нельзя назвать рассеянными. Оба цепко обшаривают глазами комнату, что-то высматривают и словно к чему-то готовятся. Я, разумеется, не знаю, к чему именно, но имею некоторые предположения. К счастью, за минуту пути от вестибюля до кабинета я успел произвести кое-какие расчеты.

– Можно поинтересоваться, по какому вы делу? – спрашиваю я, садясь в свое рабочее кресло по другую сторону стола.

– Разумеется, – говорит блондин, показывая большим пальцем сначала на себя, а потом на своего спутника. – Моя фамилия Ластумяки, а его – Салми. Мы из полиции Хельсинки, работаем по поручению разных отделов. В управлении штаны не просиживаем, собираем информацию, знакомимся с людьми. И вот, подумали, что сегодня подходящий день, чтобы познакомиться с вами.

Ластумяки одновременно и ответил на мой вопрос, и увильнул от него. Подозреваю, он и сам прекрасно это понимает. Впрочем, я и не думал, что наша беседа окажется легкой.

– Я страховой математик Хенри Коскинен и…

– О том и речь, – говорит Ластумяки. – Мы приехали из Эспоо, и там есть парк, похожий на ваш. Знаете о нем?

Я подтверждаю, что о существовании «Сальто-мортале» осведомлен.

Ластумяки молча смотрит на меня.

– И как бы вы сравнили эти два парка? – спрашивает Салми.

– По каким параметрам?

– Можете сами выбрать, – пожимает плечами Салми и болтает ногой.

– «Сальто-мортале» значительно новее, – говорю я. – Оборудование более новое и дорогое, маркетинг более агрессивный, посещаемость на данный момент выше.

– То есть вы хорошо знаете это место.

– Я бывал там, – киваю я. – И внутрь заходил.

Салми и Ластумяки переглядываются.

– То есть место более новое и дорогое… – начинает Ластумяки, но я прерываю его.

– Оборудование дороже, – говорю я, – но вход бесплатный. Так что можно сказать, что парк дешевле. В некотором смысле. – И я кратко ввожу их в курс дела.

Ластумяки молчит. Он уже не так разлит по креслу, как в начале беседы.

– Хорошо, – наконец произносит он, – поговорим о владельцах. Вы сказали, что бывали в том парке. И как, встречались с коллегами?

В моем воображении со скоростью молнии мелькают две картины. Олави с физиономией, выкрашенной ярко-голубой краской. И другая – мужчина в ковбойском наряде с гигантским рожком мороженого во рту, лежащий на полу перед огромным бобром.

– Да, я с ними встречался.

– С ними? Вы имеете в виду…

– Я имею в виду четырех мужчин, которых я там встретил.

Салми щелкает языком.

– И что было дальше? – спрашивает он.

– Мы поговорили.

Оба полицейских молчат.

– Вы поговорили, – после паузы произносит Ластумяки. – О чем?

– Я хотел убедить их, что используемая ими бизнес-модель рассчитана на краткосрочную перспективу, – отвечаю я.

Ластумяки и Салми снова переглядываются.

– Что это значит?

– Если предприятие занимается откровенно убыточной деятельностью…

– Я не об этом, – прервал меня Ластумяки. – Вы сами признались, что пытались их убедить. Но как? Каким образом вы их убеждали? Угрозами?

– Разумеется, нет, – отвечаю я совершенно искренне. – Я предложил им свою помощь.

Судя по всему, мой ответ сбил полицейских с толку. Оба, и Салми и Ластумяки, явно задумались над следующим вопросом, а может быть, и о направлении разговора в целом.

– В «Сальто-мортале» погиб человек, – наконец прерывает паузу Ластумяки.

– Неприятная новость. – В моих словах нет ни капли лукавства.

– Владелец парка, – говорит Салми. – Возможно, вы его помните.

– Прекрасно помню, – подтверждаю я.

– Ему еще Клинт Иствуд нравился, – произносит Салми. – «Хороший, плохой, злой». Джесси Джеймс. Кто выхватит пистолет первым.

– Именно, – киваю я, хотя и не понимаю, как все это связано между собой.

– На судмедэкспертизу очередь, – снова включается в разговор Ластумяки, – и результаты немного задерживаются. Но мы пока что изучаем, так сказать, индустрию парков приключений. Не исключено, что убийца разгуливает у нас под носом. Не могу объяснить, почему мы так думаем, чтобы не навредить расследованию, но основания для этого есть.

Я храню молчание. Ластумяки и Салми все это время пристально смотрят на меня, и я начинаю испытывать раздражение, даже усталость. Собственно, они этого и добиваются.

– Вы ведь неплохо разбираетесь в этой сфере, – выдержав паузу, говорит Салми. – У вас нет каких-то предположений, почему такое могло произойти?

Этим вопросом я задаюсь с самого утра.

– Нет, – отвечаю я. – У меня нет абсолютно никаких предположений.

После моих слов в кабинете повисает тишина. Только теперь я понимаю, насколько тихо в парке. Ластумяки как будто читает мои мысли. Он снова поднимает большой палец, но на этот раз показывает им себе за спину.

– Как-то очень тихо у вас в павильоне, – замечает он. – Парк еще не открылся?

– Открылся.

– Но, когда мы сюда пришли, у кассы никого не было.

Боюсь, Ластумяки и Салми уже знают о ситуации в парке и о том, почему она сложилась именно так.

– Мы потеряли своих клиентов. Они перебрались в «Сальто-мортале», – говорю я.

– Вот как? – бросает Салми.

– Да, паршивые дела.

– А это не наводит вас ни на какие мысли?

Я понимаю, что Салми имеет в виду. И не могу сказать, что мыслей по этому поводу у меня не возникало. Их у меня было столько, что я среди ночи даже потащился в парк к конкурентам. Но сейчас, в присутствии полицейских, не лучшее время делиться своими соображениями.

– Я не имею к этой смерти никакого отношения, – говорю я совершенно искренне.

Ластумяки и Салми на минуту замолкают, ни один из них не произносит ни звука. Потом, по-видимому, обменявшись телепатическими сигналами, они одновременно приходят в движение. Ластумяки поднимается со стула, словно собирая себя из фрагментов. Салми, взлетев со стола, замирает, что после его безостановочного болтания ногами кажется даже странным. Почему-то оба, выпрямившись в полный рост, выглядят моложе и стройнее, и снова ничем не отличаются от обычных посетителей нашего парка.

– Что ж, вот мы и познакомились, – говорит Ластумяки. – Думаю, мы еще зайдем вас проведать.

– Да и вообще тут приятное местечко, – добавляет Салми.

И снова, словно повинуясь какому-то внутреннему сигналу, полицейские одновременно поворачиваются и выходят из кабинета. Я слышу их шаги; потом опять становится тихо. Встаю со стула, выглядываю в окно и наблюдаю, как гости идут к своей машине. Видавший виды трехдверный небольшой белый «БМВ» заводится и трогается с места, затем разгоняется на покрытой снегом парковке, несколько раз взбрыкивая задом, и, наконец, мчится вперед. Как будто за рулем только что получивший права новичок.

Пакет с пищевыми отходами стоит за дверью на коврике в прихожей. Он набит под завязку и воняет на всю квартиру. Лаура Хеланто принесла его из кухни, потому что утром я о нем забыл. Вообще-то забывчивость мне не свойственна, но я не хочу пускаться в объяснения. С пакетом в руке возвращаюсь в морозную темноту и бросаю пакет в контейнер. Остаток вечера и даже ночью в постели меня не покидает ощущение, что зловонный пакет все еще стоит посреди гостиной, непосредственно под носом у каждого из нас – Лауры, Туули и даже Шопенгауэра. И что все мы знаем об этом, но стараемся говорить о чем-то другом.

2

Эсе мое предложение понравилось. Точнее, привело его в такой восторг, что я, шагая два дня спустя вместе с ним в утренней тишине к складу в западном углу парка, испытываю невольное беспокойство.

Я стараюсь держаться от него чуть поодаль и даже слегка забегаю вперед. И тому есть серьезная причина. Вообще говоря, мне как руководителю давно стоило бы порекомендовать подчиненному надежное средство от метеоризма, но меня всякий раз останавливает одна и та же мысль: судя по всему, самому Эсе это не мешает, на его работе не отражается – так с какой стати мне вмешиваться? Однако теперь, когда в носу у меня жжет, горло перехватывает, а глаза слезятся от миазмов, исходящих словно бы от протухших пирожков с мясом, мне представляется, что я пренебрег своими обязанностями. Если мой работник таскает у себя в кишках ядерный реактор, разве я не должен протянуть ему руку помощи?

– Разведывательная служба парка требует инвестиций, – прерывает Эса мои раздумья о расщеплении атомного ядра. – Я, конечно, сделал все возможное в рамках выделенного бюджета. Но если получить отдельное финансирование на разведку и на контрразведку, то я мог бы создать разведслужбу и взять на себя непосредственную реализацию этих задач. Такая независимая служба была бы ценна еще и тем, что выявляла бы в наших рядах «кротов» и двойных агентов.

Если «кротов» и агентов не обнаружится, на практике предложение Эсы обернется тем, что он будет шпионить сам за собой, защищать парк от собственных потенциальных атак и сам себя ловить за совершенные преступления. Не хочу даже думать об этом. У нас сейчас дела поважнее.

Эса открывает дверь на склад, и мы заходим внутрь. Склад просторный, высота – как в игровом павильоне. Это необходимо по вполне рациональным соображениям. Мы храним здесь все – от запчастей к аттракционам до вещей, забытых в парке нашими посетителями. Часть помещения отведена для ремонта и наладки, а также хранения всевозможных инструментов. Эса ведет меня к давно списанному пиратскому кораблю, поднимает щит, закрывающий пушечную амбразуру, и вытаскивает продолговатую сумку камуфляжной расцветки. Он ставит сумку на пол и расстегивает молнию. При этом сам издает звук, похожий на треск молнии, – к счастью, я успеваю задержать дых