Триумф Девушки является следствием поражения феминизма.
Девушка не говорит, наоборот, она диктуется Спектаклем.
Девушка носит маску своего лица.
Девушка низводит любое величие до уровня своей задницы.
Девушка — это фильтр негативности, промышленный профилировщик односторонности. Во всякой вещи она отделяет негатив от позитива и обычно сохраняет в памяти одно из двух. Потому она не верит словам, поскольку, исходя из её рта, они действительно лишены всякого смысла. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть, что она подразумевает под словом «романтический», и как мало это имеет общего с Гёльдерлином.
«Потому следует представить рождение „девушки“ как создание объекта, в котором участвуют разные дисциплины (от медицины до психологии, от физкультуры до морали, от психологии до гигиены)» (Жан-Клод Карон, Тело девушки).
Девушке хочется, чтобы простое слово «любовь» не несло в себе проект по уничтожению этого общества.
«О, СЕРДЦЕ!»
«Не следует смешивать работу и чувства!»
В жизни Девушки деактивированные и низвергнутые в небытие противоположности дополняют друг друга, но совершенно не противоречат друг другу.
Сентиментальность и материализм Девушки являются лишь двумя взаимосвязанными аспектами её единого небытия, сколь бы противоположными они не казались.
Девушке нравится говорить о своём детстве эмоционально, чтобы внушить, что она ещё не вышла из него, и что в душе своей она осталась наивной. Как и все шлюхи, она мечтает о невинности. Но в отличие от всех них она требует, чтобы ей верили и чтобы ей верили искренне. Её инфантилизм, который, в конечном счёте, является лишь фундаментализмом детства, сделал из неё самого хитрого распространителя общей инфантилизации.
Самые низменные чувства всё ещё имеют в глазах Девушки престиж их искренности.
Девушка любит свои иллюзии так же, как она любит своё овеществление: провозглашая их.
Всё представляется Девушке лишённым последствий, даже её страдания. Всё весело, ничего важного. Всё клёво, ничего замороченного.
Девушка хочет признания не за то, чем она могла бы быть, а просто за факт своего существования. Она хочет безоговорочного признания.
Девушка здесь не для того, чтобы её критиковали.
Когда Девушка достигает предела возраста инфантильности, когда становится невозможным задать себе вопрос о конце жизни, не боясь обнаружить тотчас свою ограниченность в средствах (что в этом обществе может произойти достаточно нескоро), она себя воспроизводит. Отцовство и материнство, среди прочих, являются способами, не менее очищенными от содержания, чем остальные, оставаться ПОД ВЛАСТЬЮ ПОТРЕБНОСТЕЙ.
Девушка не целует вас, она пускает слюну между ваших зубов. Материализм секреций.
Девушка предпочитает любым иным точку зрения психологии на себя саму и на всё движение мира. Таким образом, она может демонстрировать определённую сознательность в своём овеществлении — сознательность, овеществлённую саму по себе, поскольку эта сознательность отделена от всякого действия.
Девушка знает стандартные извращения.
«КЛЁВО!»
У Девушки есть чувство баланса, которое сближает её, однако, не с танцовщицей, а с бухгалтершей.
Улыбка никогда не служила в качестве аргумента. Черепа тоже могут улыбаться.
Чувственность Девушки состоит из знаков и иногда — даже из простых сигналов.
Везде, где этос ослабевает или разлагается, Девушка предстаёт в качестве носителя мимолётных и бесцветных нравов Спектакля.
Предполагается, что Девушка не понимает вас.
Пристрастие Девушки к актёрам или актрисам объясняется согласно основным законам магнетизма: так же, как они являются позитивным отсутствием всяких качеств, ничем, принимающим любую форму, она является негативным отсутствием качества. Кроме того, актёр является тем же, чем и Девушка, её отражением; он же является и её отрицанием.
Любовь представляется Девушке отдельным видом деятельности.
Смех Девушки несёт в себе всё уныние ночных клубов.
Девушка — это единственное насекомое, согласное на энтомологию женских журналов.
Подобно беде Девушка никогда не приходит одна.
Везде, где господствуют Девушки, их вкусы также должны господствовать — именно это и определяет вкусы нашего времени.
Девушка — это наиболее чистая форма овеществлённых отношений, она является их истиной. Девушка — это антропологический сгусток овеществления.
Спектакль щедро вознаграждает, хоть и косвенным образом, конформизм Девушки.
В любви более чем где бы то ни было Девушка ведёт себя как бухгалтер, постоянно полагая, что она любит сильнее, чем любят её, и что она даёт больше, чем получает.
Между Девушками существует невдохновляющая общность действий и выражений.
Девушка является онтологически девственной, девственной в плане всякого опыта.
Девушка может изобразить заботу, когда кто-то действительно несчастен; это один из видов её враждебности.
Девушка не замечает течения времени, в лучшем случае она волнуется о его «последствиях». Иначе как бы она могла говорить о приближении старости с таким негодованием, как будто речь идёт о совершённом против неё преступлении?
Даже тогда, когда она не стремится соблазнять, Девушка действует как соблазнительница.
Есть что-то профессиональное во всём, что делает Девушка.
Девушка не перестаёт хвастаться тем, что у неё есть «практический смысл».
В Девушке даже самый заурядный морализм принимает блядский вид.
Девушка несёт на себе всю тяжесть экономики. Но несмотря на это она не игнорирует ничего, кроме возможностей от неё избавиться.
Девушка — это реальность абстрактных кодов Спектакля.
Девушка занимает центральный узел современной системы желаний.
Всякий опыт девушки тотчас сливается с предварительным представлением, которое она о нём имела. Любые отступления от конкретных схем, всякая оживлённая часть течения времени и вещей известны ей как несовершенства, ухудшения абстрактной модели.
Девушка — это улыбающаяся злоба.
В мире есть существа, рождающие желание медленно умереть у них на глазах, но Девушка возбуждает лишь стремление завоевать её и наслаждаться ею.
Девушка совокупляется не для того, чтобы выразить свои чувства к другому, а чтобы избежать своего невыносимого небытия.
Так называемая эмансипация женщин заключалась не в освобождении их от сферы домашнего хозяйства, а скорее, в расширении этой сферы на всё общество в целом.
Перед любым человеком, который пытается заставить её думать, Девушка никогда не замедлит похвастаться своей практичностью.
В той же мере, в которой она скрывает не свой секрет, но своё бесчестье, Девушка ненавидит неожиданности, особенно когда они не запланированы.
«Влюблённость — лучшее лекарство против стресса».
Девушка не перестаёт повторять: она хочет быть любимой такой, как она есть, то есть как небытие, которым она является.
Девушка — это живая и непрерывная интроекция всех возможных подавлений.
«Я» Девушки такое же толстое, как журнал.
Ничто в поведении Девушки не имеет своих собственных причин, всё подчиняется господствующему определению счастья. Присущая Девушке чуждость себе самой граничит с мифоманией.
В конечном счёте Девушка фетишизирует «любовь», чтобы не подниматься до осознания полностью стандартизированной природы собственных желаний.
«Мне до пизды свобода, пока я счастлива!»
«ХИМИЯ СТРАСТИ: в наши дни всё объяснимо, даже влюблённость. Давай, до свидания, романтика! Этот „феномен“ — не что иное, как серия химических реакций».
Будучи отторгнутыми друг от друга, любовь и задница Девушки становятся двумя пустыми абстракциями.
«Пример киногероев витает подобно призраку, когда подростки обнимаются или когда взрослые прелюбодействуют» (Хоркхаймер / Адорно, Диалектика просвещения).
Девушка купается в дежавю. Для неё первый раз прожитое — это всегда как минимум второй раз представленное.
В действительности не было никакого «освобождения секса» (каков оксюморон!), а было лишь устранение всего, что являлось преградой тотальной мобилизации желания на службу товарному производству. «Тирания удовольствия» провозглашает не удовольствие, а тиранию.
Девушка умеет делиться чувствами.
В мире Девушек половой акт предстаёт логичной санкцией за всякий опыт.
Девушка «довольна жизнью», по крайней мере, она так говорит.
Девушка устанавливает отношения лишь на основе строгого овеществления и дурной субстанциональности, благодаря чему общество уверено, что то, что объединяет людей, лишь разделяет их.
Девушка оптимистична, радостна, позитивно настроена, довольна, полна энтузиазма, счастлива; другими словами, она страдает.
Девушка производится там, где нигилизм начинает говорить о счастье.
В Девушке нет ничего необычного, в этом заключается её «красота».
Девушка — это оптическая иллюзия. Издали она ангел, а вблизи — она демон.
Девушка не стареет, она портится.
Достаточно хорошо известно, что Девушка думает о беспокойстве.
Воспитание Девушки идёт в обратном направлении по отношению ко всем иным формам воспитания: немедленное совершенство, изначально присущее молодёжи, а дальше — усилия, чтобы поддерживать себя на вершине этой изначальной ничтожности, и, наконец, крах перёд лицом невозможности повернуть время назад.
При виде издалека небытие Девушки выглядит относительно пригодным для обитания и иногда даже комфортабельным.
«Любовь, Работа, Здоровье».
«Красота» Девушки — это никогда не красота её самой, не её неповторимая красота. Наоборот, это красота без содержания, абсолютная и освобождённая от всякой индивидуальности красота. «Красота» Девушки — это лишь форма небытия, закреплённая за Девушкой форма проявления. И потому она не может говорить без придыхания о «красоте», поскольку её собственная никогда не является выражением существенного своеобразия, но чистой и призрачной объективностью.