Сколетти положил ему руку на плечо:
— Нам известно такое… Они не могут позволить, чтобы информация вышла наружу! Если это станет известно, на всей планете начнется анархия, террор!
— Объясните, я не понимаю…
Сколетти сделал еще глоток виски:
— Нужно рассказывать по порядку. Тринадцать лет я работал на одну фармацевтическую корпорацию…
— «Кинкей и Прауд». Знаю, я читал ваше досье.
Сколетти посмотрел ему в глаза:
— Два года назад меня переманила группа Дэвида Грэма. Они предложили работать на небольшую компанию с большими средствами и амбициозными проектами по изучению мозга, в частности его пластичности. Через несколько месяцев я узнал, что большая часть наших работ перепродается французским военным. Нам обещали хорошие деньги, и мы должны были очень спешить, чтобы опередить конкурентов. В мире науки уравнение дьявола выглядит так: спешка, помноженная на миллионы евро, равняется готовности пойти на все. Спаяв нашу группу всеми доступными средствами (работа на износ шесть дней в неделю, полная изоляция, общий успех), Грэм постепенно стал давить на нас, чтобы заставить пойти на нарушение правил. Возможно, со стороны это покажется глупым, но изнутри всё выглядит иначе: вы втянуты в коллективную гонку к финишной черте, к победе. Прибавьте к этому адреналин, и вы уже не можете больше остановиться. Ваша группа — самая лучшая, она пожертвовала всем, чтобы этого добиться. Вы всего в шаге от того, чтобы стать лучшими в мире, но конкурент может вас опередить — не потому что он сильнее, а потому что у него больше денег и он воспользовался вашими открытиями и выиграл время. Это невыносимо! И тогда темп увеличивается, и начинаешь все сильнее злиться на начальство — и заканчиваешь незаконными экспериментами на людях, которые соглашаются на это за деньги. Сначала это нищие студенты, потом бездомные, потому что они не так болтливы, а кроме того, им никто не поверит.
Петер почувствовал, что ему тоже нужно выпить.
— Но случилось что-то непредвиденное, да? — спросил он.
— Все было в полном порядке. Под контролем. До самой последней недели.
Сколетти вдруг опустил глаза и уставился в свой стакан:
— Мы слишком торопились. Мы были истощены. Уже почти месяц никто не был дома, мы жили в лаборатории и работали как одержимые. Некоторые в результате лишились семьи. Однажды вечером один из наших подопытных заплатил слишком высокую цену — у него произошли необратимые повреждения мозга. Мы превратили его в овощ. Проект провалился, конкуренты нас опередили, и вся наша жизнь полетела под откос.
— И тогда к вам явился Ле Молль?
— Ле Молль? Нет, он всего лишь пешка! Когда мы считали, что нам конец, к нам пришел Грэм. У него был для нас запасной выход. Особая работа, единственный проект специально для нас. Очень хорошо оплачиваемый. Я прекрасно помню, как он сказал: «Учтите, это не столько увлекательно, сколько… жизненно необходимо. Для человечества. Это работа, о которой каждый из вас мечтал. Это настолько важно и срочно, что с этим не справится никто, кроме вас. И знаете почему? Потому что мы не можем позволить себе ждать разрешения политиков и следовать бесконечным протоколам. Нужно действовать быстро. Нужно отлично выполнить это задание. От этого зависит будущее человечества. Нужно опередить время. И на этот раз нам дадут возможность преуспеть. Речь идет о выживании нашего вида».
— И вы, конечно, не смогли отказаться, — закончил Петер.
Сколетти поднял указательный палец:
— Знаете, что мне сейчас пришло в голову? Случай с тем беднягой, которого мы превратили в идиота, — все это было подстроено Грэмом и теми, кто им командует, чтобы подготовить нас, чтобы сформировать группу, готовую работать в подполье, потому что у нее больше нет выбора. Они манипулировали нами. Они нас уничтожили, а потом возродили из пепла, чтобы мы беспрекословно им подчинялись!
Где-то рядом скрипнула дверь. Сколетти вскочил.
— Это, наверное, Бен, — успокоил его Петер.
— Думаю, что нет!
Сколетти встал и выглянул в столовую, Петер последовал за ним. Дверь, ведущая из столовой в коридор, была открыта…
— Сомневаюсь, что ваш коллега ходит ночью по коридорам с фонариком! — Обезумев от страха, Сколетти бросился обратно в кухню.
— Стойте!
Петер не смог удержать его, Сколетти уже открывал дверь в противоположном конце кухни. Он прошипел:
— Нас не должны видеть вместе!
— Там внизу есть камера, для чего она?
— Ею никогда не пользовались. Мы проводили наши эксперименты на острове. Всё, мне пора!
— Жорж, над чем вы работаете вместе с «GERIC»?
— Долго объяснять. Я приду к вам завтра, если смогу. Мне нужно вам многое рассказать.
Петер настиг его и схватил за рукав:
— Жорж, пожалуйста, скажите мне!.. Вы проводите опыты на людях, да? Генетические эксперименты на человеке?
Сколетти смотрел на Петера. Казалось, он не хочет отвечать, чтобы не навредить ему. Чтобы защитить. Но от чего?..
— Всё гораздо хуже. И мне по-настоящему страшно, — сказал он.
В столовой медленно повернулась ручка двери. Сколетти бросился прочь, но успел прошептать:
— Найдите папку «Теория Гайи»! С этого всё и началось!
28
Ночью, в четверть первого, веки Бенжамена Кларена будто налились свинцом. Он уже около трех часов просматривал всякие отчеты. Больше он уже не мог. Роясь в секретных архивах Грэма, они с Петером нашли исследование динамики насилия, охватывающее несколько столетий. В нем было невероятное количество статистических данных, но все же это было социологическое исследование, и Бен тут же в него вцепился.
Он очнулся от оцепенения только тогда, когда открылась дверь, и вошли Олаф, Поль и Фанни. Все трое были в теплых куртках, шапках и перчатках.
— Добрый вечер, — поздоровался Олаф, прошел через гостиную и вышел в другую дверь.
Поль последовал за ним, а Фанни сказала, что останется здесь и села напротив Бена.
— Вы были на улице? — удивился Бен. — В такую погоду?
— Там есть укрытие, и можно побыть на свежем воздухе. Ну, как, работа продвигается?
Фанни работала с ним накануне, когда он корпел над документами. Они немного поболтали, и Фанни погрузилась в чтение романа Кристиана Леманна.[37] Бен узнал, что она недавно развелась. Еще Фанни очень любила спорт: она увлекалась ездой на велосипеде-внедорожнике, бегала полумарафон, занималась французским боксом,[38] но бросила после того, как повредила нос и отвалила кучу денег пластическим хирургам. Она была умна, красива, жизнерадостна, и Бен был покорен.
Он принюхался.
— Конопля! — воскликнул он. — От тебя пахнет наркотой! Так вот почему у тебя отличное настроение!
— Похоже, я попалась! — хихикнула Фанни. — Олаф и Поль не могут заснуть без косяка. Я сама не курю, но хожу с ними, чтобы слегка встряхнуться. Но ты мне не ответил — как твоя работа?
— Потихоньку продвигается… Послушай, а не могла бы ты выйти со мной на воздух? Я здесь задыхаюсь.
Фанни расплылась в улыбке:
— Оденься потеплее!
Через двадцать минут они стояли под навесом на террасе около высокого купола. Фанни включила прожекторы, и они смотрели на летящий из пустоты снег, который ветер уносил в небо, как будто волны разбивались о волнорез. Вдали Бен едва различал огни «мостика» на вершине стеклянной башни, возвышающейся над обсерваторией.
Снег сугробами ложился на плечи, попадал на шею. Холод проникал под одежду. За лучами прожектора, в которых как бешеные метались большие снежники, сгущалась тьма.
— Это потрясающе, — воскликнул Бен сквозь завывание ветра. — Мне кажется, что я на другой планете!
— Видишь, тут весело и без косяка! Посмотри!
Она схватила его за руку, указывая на вихрь, закручивающий снежную спираль в лучах прожектора Вдруг порыв ветра буквально швырнул их к стене. Они вскрикнули от удивления. Если бы не было парапета, подумал со страхом Бен, ветер мог бы сбросить его в пустоту, в бездонную пропасть.
Он понял, что их крики и веселье были ширмой, за которой прятался страх. Если подумать, тут было не так уж весело. Тут было по-настоящему страшно. Нельзя было оказаться лицом к лицу с яростью природы и не ужаснуться. Стоит стихии как следует разыграться, и человек канет в небытие. Никто не может сопротивляться силам природы. Самый лучший урок, который можно извлечь, если останешься в живых, — это научиться смирению.
— Бен, ты хочешь вернуться?
Бен посмотрел на светлые волосы, выбившиеся из-под шапки:
— Думаю, это будет правильно.
Они уже стояли в дверях, как вдруг Бен заметил, что в окнах ближайшего корпуса мелькает свет.
— Что это такое? — воскликнул он.
— Это парни Грэма совершают ночной обход. Не спрашивай зачем, этого я не знаю. Пойдем отсюда.
Когда они оказались внутри, им понадобилась целая минута, чтобы перевести дух и немного успокоиться.
— Курить в таких условиях становится экстремальным видом спорта, — усмехнулся Бен.
— Это напоминает человеку о его скромном месте!
Бен серьезно посмотрел на нее:
— Забавно, что ты это сказала. Я как раз думал о том же самом. Когда думаешь о том, что происходит сейчас на Земле: океанские течения замедляют скорость, температура поднимается там, где должна опускаться, и, наоборот, землетрясения, цунами, извержения вулканов… Все началось с того, что границы времен года потеряли четкость, а теперь…
— Похоже, кто-то захандрил, — заметила Фанни, снимая шапку. Ее мокрые от снега волосы прилипли к покрасневшим щекам. Она внимательно смотрела на Бена.
— Нет, это не хандра. Это скорее… фатализм. Что могут такие хрупкие существа, как мы, против стихии, которая бушует снаружи?
— Мы хрупкие, но нас много, и это может стать нашим преимуществом, — ответила Фанни. — А еще есть наш интеллект, изобретательность… Ты не согласен?