Композиция диалога включает в себя представление о том, что такое добродетель, и можно ли ей научиться? Менон в данной части произведения пытается перечислять добродетели, однако Сократ прерывает его и заставляет сказать, что же такое добродетель сама по себе – как идея. Далее идет рассуждение о том, что знание – это воспоминание о виденном в потусторонней жизни.
С помощью наводящих вопросов Сократ демонстрирует, что мальчик-слуга знает геометрию, хотя никогда не изучал ее. Таким образом, он якобы припоминает то, что знал в прошлой жизни. Далее Платон возвращается к вопросу о добродетели. Сократ делает вывод, что добродетели нельзя научиться, поскольку нет соответствующих учителей. Даже весьма доблестные афиняне Фемистокл и Фукидид не смогли научить добродетели своих сыновей. А раз так, то она является знаком божественного удела.
МЕНОН. Скажи мне, Сократ, можно ли изучать добродетель, или она не изучается, а приобретается подвигами? Или и не изучается и не приобретается подвигами, а получается от природы? Или достается как-нибудь иначе?
СОКРАТ. Менон! Фессалийцы прежде славились и удивляли греков верховою ездою и богатством, а теперь, как видно, славятся и мудростью; теперь жители Лариссы не хуже твоего друга Аристиппа. Этим вы обязаны Горгиасу. Приехав в ваш город, он нашел себе любителей мудрости в знаменитейших особах из дома Алевадов, к которому принадлежит друг твой Аристипп, и в иных фессалийцах. Чрез него-то в самом деле вошло у вас в привычку на все вопросы отвечать безбоязненно и свысока, как прилично людям знающим; да и сам он позволял каждому из греков спрашивать себя, о чем кто хочет, и никому не отказывал в ответе. Между тем здесь, любезный Менон, произошло противное; у нас случилась какая-то засуха мудрости; мудрость из этих мест переселилась едва ли не к вам. Итак, если ты кому-нибудь из здешних захочешь предложить подобный вопрос, то всякий засмеется и скажет: Иностранец! Видно я кажусь тебе человеком, который знает, изучается ли добродетель, или достается другим образом; между тем мне известно не только то, изучима она или нет, но даже и то, что надобно разуметь вообще под именем добродетели. Таков-то и я, Менон, и я в этом деле разделяю бедность своих сограждан и обвиняю себя в незнании добродетели вообще. А не зная, что такое она, как могу знать ее свойства? Разве ты думаешь, что тот, кто не знаком с Меноном, может знать, хорош ли он, богат и благороден, или имеет противоположные этим свойства? Возможно ли это, по твоему мнению?
Фессалийцы – жители Фессалии, исторического региона на северо-востоке Эллады, на побережье Эгейского моря.
Горгиас (Горгий) – древнегреческий софист из Лариссы, крупнейший теоретик и учитель красноречия V века до н. э.
Приехав в ваш город… – То есть в Ларису (административный центр Фессалии), которая в то время была местопребыванием Алевадов, славившихся покровительством наукам и искусствам. К их дому принадлежал и Аристипп, друг Менона (но не философ из Кирен, бывший другом и учеником Сократа).
МЕНОН. По-моему, нет. Но ты, Сократ, в самом деле не знаешь, что такое добродетель? А что, если мы скажем об этом дома?
СОКРАТ. Не только об этом, друг мой, но и о том, что мне, сколько я помню, никогда не случалось встречать и другого, который знал бы это.
МЕНОН. Как? Разве ты не встречал Горгиаса, когда он был здесь?
СОКРАТ. Встречал.
МЕНОН. Так, неужели, думаешь, он не знает?
СОКРАТ. Не очень помню, Менон, и потому теперь не могу сказать, как я тогда понимал его. Может быть, и он знает, и тебе известны его мысли. Напомни же мне, как он говорил, а не то, скажи сам, ибо ваши мнения, вероятно, сходны.
МЕНОН. Конечно.
СОКРАТ. Ну, так мы оставим его, – тем более что он в отсутствии. Скажи, ты сам, Менон, ради богов, что называешь добродетелью? Скажи не отговариваясь: тогда мой обман будет очень счастлив; тогда откроется, что ты и Горгиас знаете, между тем как я утверждал, что мне никогда и никого не случалось видеть, кто бы знал это.
МЕНОН. Сказать нетрудно, Сократ. И, во-первых, если тебе угодно знать о добродетели мужчины, то явно, что она есть способность исполнять общественные должности и, исполняя их, доброхотствовать друзьям, вредить врагам и смотреть, как бы не обидеть самого себя. А когда ты хочешь определить добродетель женщины, то нетрудно разобрать, что ее дело – хорошо править домом, сберегая, что в нем находится, и слушаясь мужа. Таким же образом иная бывает добродетель дитяти, как мальчика, так и девочки, иная – старика, иная, если хочешь, добродетель свободного и иная – раба. Вообще, есть множество добродетелей; так что ты не затруднишься сказать, что такое добродетель, ибо по различию занятий и возрастов, у каждого из нас и для всякого дела – своя добродетель. Так я думаю, Сократ, и о зле.
Делить добродетель на виды – это значит низводить ее на степень добродетелей юридических. О таких-то добродетелях и говорит здесь Менон. Но и политическое общество, управляющееся законами, не только не признает добродетелью самоуправство или стремление вредить врагам, но еще наказывает за подобные поступки. Из этого видно, насколько бессильно было гражданское законодательство во времена Горгиаса и подобных ему софистов, внушавших публично неуважение к отечественным постановлениям.
Софисты (умельцы, изобретатели, мудрецы) – древнегреческие платные преподаватели красноречия. Изначально термин «софист» служил для обозначения искусного или мудрого человека, однако уже в древности приобрел уничижительное значение. Софисты вызывали негативное к себе отношение своей критикой традиционных представлений о богах, обычаях и моральных нормах, а также заявлениями о том, что они могут научить любого, как превратить неубедительные доводы в убедительные.
СОКРАТ. Видно же я очень счастлив, когда, ища одной добродетели, нашел их у тебя в запасе целый рой. Однако же если бы мне вздумалось, выдерживая это самое подобие, спросить тебя о природе пчелы, что такое она, а ты сказал бы, что их много и они разнообразны, то какой бы дал ответ на следующий вопрос: в том ли отношении ты приписываешь пчелам многочисленность, разнообразие и взаимное различие, что они пчелы? Или различие их зависит не от этого, а от чего-нибудь иного, например, от красоты, величины и других подобных свойств? Скажи, как отвечал бы ты на это?
МЕНОН. Я отвечал бы, что они, как пчелы, ничем не отличаются одна от другой.
СОКРАТ. Но если бы потом я спросил тебя: скажи же мне, Менон, то самое, чем пчелы не отличаются одна от другой, или в чем все они одно и тоже? Мог ли бы ты как-нибудь отвечать мне на это?
МЕНОН. Мог бы.
СОКРАТ. Вот так-то и о добродетелях: хотя их много, и они разнообразны, однако же все составляют, конечно, один род, по которому называются добродетелями, и на который хорошо бы смотреть тому, кто своим ответом на вопрос хочет определить существо добродетели. Или ты не понимаешь, о чем я говорю?
МЕНОН. Кажется, понимаю. Впрочем, вопрос твой все еще не так ясен в моем сознании, как бы мне хотелось.
СОКРАТ. Но только ли добродетель, Менон, ты почитаешь – иною у мужчины, иною у женщины и иною у других, или таким же образом думаешь и о здоровье, и о величине, и о силе? То есть иное ли, по твоему мнению, здоровье у мужчины, а иное у женщины? Или по роду оно везде то же самое – и у мужщины, и у женщины, и у каждого, лишь бы только было здоровье?
МЕНОН. Мне кажется, здоровье – одно и у мужщины, и у женщины.
СОКРАТ. Следовательно, и величина и сила? То есть ежели женщина сильна, то она сильна тем же самым родом, тою же самою силою. Заметь, когда я говорю: тою же самою силою, то силу, в смысле силы, нахожу безразличною, мужчине ли она принадлежит или женщине. А ты, может быть, почитаешь ее различною?
МЕНОН. Нет.
СОКРАТ. Но добродетель, в смысле добродетели, различается ли чем-нибудь – дитяти ли она принадлежит или старику, женщине или мужчине?
МЕНОН. Мне как-то представляется, Сократ, что добродетель не походит на все это.
СОКРАТ. Однако же, не говорил ли ты, что хорошо управлять республикой есть добродетель мужчины, а домом – добродетель женщины?
МЕНОН. Говорил.
СОКРАТ. Но тот может ли править республикой, домом или чем другим хорошо, кто не умеет править рассудительно и справедливо?
МЕНОН. Конечно, не может.
СОКРАТ. А кто правит рассудительно и справедливо, тот правит рассудительностью и справедливостью?
МЕНОН. Необходимо.
СОКРАТ. Следовательно, рассудительность и справедливость равно нужна обоим – и мужчине, и женщине, если они хотят быть добрыми.
МЕНОН. Кажется.
СОКРАТ. Что же далее? Дитя и старик, положим, дерзкие и несправедливые, могут ли быть добрыми?
МЕНОН. Нет.
СОКРАТ. А рассудительные и справедливые?
МЕНОН. Могут.
СОКРАТ. Итак, все люди добры одинаким образом, потому что бывают добрыми при одних и тех же условиях.
МЕНОН. Кажется.
СОКРАТ. Если бы то есть добродетель их была не одна и та же, то они были бы добры не одинаким образом.
МЕНОН. Конечно.
СОКРАТ. А когда добродетель у всех одна и та же, то постарайся сказать и припомнить, что такое она, по мнению Горгиаса и твоему собственному.
Согласно Платону, добродетель не бывает только мужская или женская, возрастная или сословная, связанная с тем или иным положением человека или с его профессией.
МЕНОН. Что другое, как не умение управлять людьми, если ты ищешь чего-то одного во всем?
СОКРАТ. Да, ищу-таки. Но ужели и дитяти и рабу, Менон, свойственна эта самая добродетель управлять господином? Не думаешь ли, что и раб есть правитель?
МЕНОН. Отнюдь не думаю, Сократ.
СОКРАТ. Да и не сообразно было бы, почтеннейший. И то еще смотри: дело управления ты называешь способностью; – не нужно ли присоединить к этому: управления справедливого, а не несправедливого?
МЕНОН. Конечно, нужно, Сократ, потому что справедливость есть добродетель.