природы человека. В свете этих верований живойчеловек был соединением двух отдельных частей:смертного тела и бессмертной души. Смертьразделяет эти две части. Душа исчезает из полязрения живых и подобно тени продолжаетсуществовать вне досягаемости земных сил вцарстве мёртвых. В исключительных случаях душепозволяется ненадолго вновь появиться вчувственном мире живых, а ещё живому человекунанести короткий визит в загробное царство.
Эти грубые представления были облагороженырелигиозными доктринами и идеалистическойфилософией. Если примитивные описания царствадуш и активности его обитателей не выдерживаюткритической проверки, и их легко подвергнутьосмеянию, то утончённые догматы религий не всилах убедительно опровергнуть ни априорныерассуждения, ни естественные науки. Историяможет разрушить исторические повествованиятеологической литературы. Но это никак неотражается на сути веры. Разум не может нидоказать, ни опровергнуть фундаментальныхрелигиозных доктрин.
Но материализм в том виде, как он возник в XVIII в.во Франции, был не просто научной доктриной. Онбыл также частью словаря реформаторов, которыеборолись против злоупотреблений «старогорежима» [15]. Прелаты церкви в королевскойФранции за небольшим исключением принадлежали каристократии. Их больше интересовали придворныеинтриги, чем исполнение церковных обязанностей.Их заслуженная непопулярность сделалапопулярными антирелигиозные тенденции.
Дебаты о материализме утихли бы к середине XIX в.,если бы к ним не примешивалось никакихполитических проблем. Люди осознали бы, чтосовременная наука ничего не внесла в прояснениеи анализ психологических процессов,генерирующих определённые идеи, и, сомнительно,будут ли будущие учёные удачливее в решении этойзадачи. Материалистическая догмарассматривалась бы как предположение о проблеме,удовлетворительное решение которой, по-видимому,по крайней мере в настоящее время, не досягаемодля человеческого поиска знаний. Её сторонникине могли бы считать её неопровержимой научнойистиной и не смели бы обвинять её критиков вмракобесии, невежестве и суеверии. Материализмбыл бы заменён агностицизмом.
Однако в большинстве европейских илатиноамериканских стран христианские Церквисотрудничали, по крайней мере в определённойстепени, с силами, которые противостоялипредставительному правительству и всеминститутам, обеспечивающим свободу. В этихстранах вряд ли можно было избежать критикирелигии, если бы кто-либо вознамерилсяреализовать программу, в общем и целомсоответствующую идеалам Джефферсона иЛинкольна. Политический подтекст спора оматериализме не позволил ему увянуть. Отчаянныепопытки спасти политически очень удобный лозунг«материализм» делались не изэпистемологических, философских или научныхсоображений, а по чисто политическим причинам. Вто время как тип материализма, процветавший досередины XIX в., отошёл на задний план, уступивдорогу агностицизму, и уже не мог быть возрождёнтакими сырыми и наивными работами, как работыГеккеля, Карл Маркс разработал новый типматериализма под названием диалектическийматериализм.
Глава 7. Диалектический материализм
Диалектический материализм Карла Маркса и Фридриха Энгельса является самой популярной метафизической доктриной нашей эпохи. Сегодня это официальная философия советской империи и всех школ марксизма за её пределами. Она доминирует в идеях многих людей, не считающих себя марксистами, и даже многих авторов и партий, считающих себя антимарксистами и антикоммунистами. Именно эту доктрину подразумевают большинство наших современников, когда обращается к материализму и детерминизму.
Во времена молодости Маркса в германской мысли господствовали две метафизические доктрины, учения которых были несовместимы друг с другом. Одной был гегельянский спиритуализм, официальная доктрина прусского государства и прусских университетов. Второй был материализм, доктрина оппозиции, склонной к революционному свержению политической системы Меттерниха и христианской ортодоксии. Маркс попытался смешать их в единое соединение, чтобы доказать, что социализм обязан наступить с «неумолимостью закона природы».
В философии Гегеля логика, метафизика и онтология в сущности тождественны. Процесс реального становления – это аспект логического процесса мышления. Схватывая законы логики при помощи априорного мышления, разум обретает точное знание реальности. Не существует дороги к истине, кроме той, которая обеспечивается изучением логики.
Специфическим принципом логики Гегеля является диалектический метод. Мышление движется трехчастным путём. От тезиса к антитезису, т.е. к отрицанию тезиса, а от антитезиса к синтезу, т.е. к отрицанию отрицания Тот же самый тройственный принцип проявляется и в реальном становлении. Ибо единственной реальной вещью во Вселенной является Geist (разум или дух). Материальные вещи не обладают для себя бытием. Субстанция материи находится вне её, дух есть у себя бытие. То, что называется действительностью – помимо разума и божественного действия – в свете этой философии есть нечто гнилое или косное (ein Faules), которое может казаться, но не является в себе действительным <см.:Гегель Г. Философия истории. – СПб.: Наука, 1993. С. 70–73, 87>.
Между гегелевским идеализмом и любой разновидностью материализма невозможен никакой компромисс. Пленённые престижем гегельянства в Германии 1840-х гг., Маркс и Энгельс опасались слишком радикально отклоняться от единственной философской системы, с которой были знакомы их сограждане. Они не были достаточно отважными, чтобы полностью отвергнуть гегельянство, как это было сделано несколькими годами позже, даже в Пруссии. Они предпочли предстать в роли продолжателей и реформаторов Гегеля, а не в роли иконоборцев-раскольников. Они хвастались тем, что трансформировали и улучшили гегелевскую диалектику, вывернули её наизнанку, или вернее перевернули её с головы на ноги <Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец немецкой классической философии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 21. С. 301–303>. Они не понимали, что бессмысленно отрывать диалектику от её идеалистической основы и пересаживать в систему, называемую материалистической и эмпирической. Гегель был последователен, предполагая, что логический процесс точно отражается в процессах, происходящих в том, что обычно называется реальностью. Он не противоречит себе, применяя логическое априори к интерпретации Вселенной. Но совсем иное дело доктрина, основанная на наивном реализме, материализме и эмпиризме. Такой доктрине не будет никакой пользы от схемы интерпретации, которая выведена не из опыта, а из априорного рассуждения. Энгельс заявил, что диалектика является наукой об общих законах движения как внешнего мира, так и человеческого мышления; два ряда законов, которые по сути дела тождественны, а по своему выражению различны лишь постольку, поскольку человеческая голова может применять их сознательно, между тем, как в природе, – а до сих пор большей частью в человеческой истории – они прокладывают себе путь бессознательно, в форме внешней необходимости среди бесконечного ряда кажущихся случайностей <там же. С. 302>. Он сам, говорит Энгельс, никогда не имел никаких сомнений в этом отношении. Его интенсивные занятия математикой и естественными науками, которым он посвятил, по его признанию, восемь лет, были, как он заявляет, стимулированы желанием детально проверить обоснованность законов диалектики на конкретных примерах <Энгельс Ф. Анти-Дюринг// Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 20. С. 10–11>. Эти штудии привели Энгельса к поразительным открытиям. Так, он обнаружил, что «вся геология представляет собой ряд отрицаний отрицаний». Бабочки «появляются на свет из яичка путём отрицания его ... и вновь отрицаются, т.е. умирают», и т.д. Нормальный жизненный путь ячменя выглядит следующим образом: «Ячменное зерно . .. отрицается и вытесняется растением, отрицанием зёрна. Оно растёт ... оплодотворяется и наконец производит вновь ячменные зёрна, а как только последние созревают, стебель отмирает, подвергаясь в свою очередь отрицанию. Как результат этого отрицания отрицания мы здесь имеем снова ячменное зерно, но не просто одно зерно, а в десять, двадцать, тридцать раз большее количество зёрен»<там же. С. 139–140>.
Энгельсу не казалось, что он просто жонглирует словами. Применять терминологию логики к явлениям реальности – пустое времяпрепровождение. Подтверждать или отрицать можно утверждения о явлениях, событиях и фактах, но не сами эти явления, события или факты. Но если кто-то привержен такому неуместному и логически порочному метафорическому языку, не менее разумно называть бабочку подтверждением личинки, чем называть её отрицанием. Разве появление бабочки не является самоподтверждением личинки, вызреванием её внутренней цели, завершением её просто преходящего существования, раскрытием всех её потенциальных возможностей? Однако нет нужды долго распространяться об ошибочности интегрирования гегелевской диалектики в философию, не разделяющую основополагающий принцип Гегеля, тождественность логики и онтологии, и не отвергает идею, что из опыта можно что-то узнать. Ибо в сущности диалектика играет всего лишь роль обрамления в построениях Маркса и Энгельса и не оказывает существенное влияние на ход рассуждений <Hammacher E. Das philosophische-okonomische System des Marxismus. Leipzig, 1909. S. 506–511>.
Неотъемлемой концепцией марксистского материализма являются «материальные производительные силы общества». Они представляют собой движущую силу, являющуюся причиной всех исторических фактов и изменений. В процессе общественного производства средств к существованию человек вступает в