будущую. Они предоставляли средства насодержание военной свиты короля, а размерывладения, дарованного отдельному вассалу,определялись его рангом и положением ввооружённых силах. Но когда военные условияизменились, и армии уже не состояли из созванныхвассалов, существующая система владения землёйстала анахронизмом. Казалось бы, нет никакихпричин позволять помещикам иметь доходы,пожалованные в качестве компенсации за услуги,которых они больше не оказывали. Представляетсявполне оправданным отобрать поместье.
Такие аргументы не могут быть опровергнуты сточки зрения доктрины, к помощи которойприбегали сами аристократы, пытаясь защититьсвои сословные привилегии. Они настаивали насвоих традиционных правах, указывая на ценностьуслуг, которые их предки оказали стране. Но какбыло очевидно, сами они уже не оказывали такихнеобходимых услуг, и корректно сделать вывод, чтовсе выгоды, полученные в награду за эти услуги,должны быть отменены, включая пожалованныеземли.
Однако с точки зрения либеральных экономистов,такая конфискация представляется ненужным иопасным нарушением непрерывности экономическойэволюции. Что было необходимо сделать, так этоупразднить все правовые институты, оберегавшиенеэффективных собственников от конкуренцииболее эффективных людей, которые моглииспользовать землю, чтобы производить лучше идешевле. Законы, которые выводили с рынка и из-подсуверенитета потребителей поместья дворянства– такие, как майорат [58] и невозможность дляпростолюдина приобрести право собственностипосредством покупки – необходимо было отменить.Тогда господство рынка передало бы управлениеземлёй в руки тех, кто знает, как обеспечиватьпотребителей самым эффективным образом тем, вчём они нуждаются сильнее всего.
Не находясь под впечатлением грёз утопистов,экономисты смотрели на землю как на факторпроизводства. Правильно понимаемые интересывсех людей требовали, чтобы земля, аналогичновсем остальным факторам производства,контролировалась бы самыми эффективнымипредпринимателями. Экономисты не имели никакихпроизвольных предпочтений относительноразмеров ферм: лучшим является тот размер,который обеспечивает самое эффективноеиспользование. Они не позволяли одурачить себямифом о том, что в интересах страны иметь какможно больше занятых в сельском хозяйстве.Наоборот, они полностью осознавали, что не толькодля остальной нации, но и для тех, кто занят всельском хозяйстве, выгодно, чтобы в этой отраслипроизводства, как и во всех остальных, рабочаясила не растрачивалась впустую. Ростматериального благосостояния происходитблагодаря технологическому прогрессу:производить всю необходимуюсельскохозяйственную продукцию достаточнопостоянно уменьшающегося процента населения.Попытки вмешаться в эту вековую эволюцию (всёбольше и больше уменьшающуюся долю сельскогонаселения) неизбежно понизят средний уровеньжизни. Чем меньший процент населения от его общейвеличины занят в производстве всегонеобходимого объёма продовольствия и сырья, темболее процветающим будет человечество. Еслиможно приписать какой-либо смысл термину«реакционный», тогда, безусловно, можноназвать реакционными попытки сохранить спомощью специальных мер те мелкие фермы, которыене могут сами выжить в рыночной конкуренции. Онинаправлены на замену более глубокого разделениятруда менее глубоким, и тем самым замедляют илиполностью останавливают экономическое развитие.Пусть потребители решают, какой размер фермлучше всего соответствует их интересам.
Критика экономистами аграрной утопии былачрезвычайно непопулярна. Тем не менее весомостьих аргументов сдержала на время пылреформаторов. Только после первой мировой войныидеал сельского хозяйства, преимущественно илидаже исключительно функционирующего в рамкахмелких фирм, вновь достиг той роли, которую ониграет сегодня в мировой политике.
Великое историческое и политическое значениеидеи равного распределения земли следует видетьв том, что она проложила дорогу принятиюсоциализма и коммунизма. В теориисоциалисты-марксисты ей противостояли иотстаивали национализацию сельского хозяйства.Но они использовали лозунг «равноераспределение земельной собственности» дляподстрекания народных масс в экономическинеразвитых странах. Для неграмотного сельскогонаселения этих стран патентованное«обобществление производства» не имелосмысла. Но все их инстинкты зависти и ненавистивосстали, когда политики пообещали им землюкулаков и помещиков. Когда во времяадминистрации Рузвельта прокоммунисты вСоединённых Штатах и американская прессаутверждали, что китайские «левые» были некоммунистами, а «просто аграрнымиреформаторами», то они были правы в той мере, вкакой китайские агенты Советов приняли навооружение хитрый трюк Ленина, начавсоциалистическую революцию при помощи самыхпопулярных лозунгов и скрыв свои настоящиенамерения. Сегодня мы видим, как во всехэкономически слаборазвитых странах планконфискации и перераспределения земли являетсясамой эффективной пропагандой Советов.
Этот план явно неприменим в странах западнойцивилизации. Городское население промышленныхстран невозможно соблазнить перспективамиподобной аграрной реформы. Её пагубное влияниена образ мыслей масс в капиталистических странахзаключается в том, что она заставляет ихсочувственно относиться к программе равенствабогатства и доходов. Тем самым она делаетпопулярной интервенционистскую экономическуюполитику, которая неизбежно должна привести кполному социализму. Подчёркивание этого факта неозначает, что какой-либо социалистический иликоммунистический режим когда-либо привёл куравниванию доходов. Это просто указывает на то,что своей популярностью коммунизм и социализмобязаны не только иллюзорной вере в то, что онидадут огромное богатство каждому, но и не менееиллюзорному ожиданию, что никто не будетполучать больше, чем другой. Зависть, безусловно,является одной из самых глубоких человеческихэмоций.
Американские «прогрессисты», разжигающиезависть и ненависть как в своихсоотечественниках, так и в иностранцах инеистово требующие выравнивания богатства идоходов, не понимают, как их идеиинтерпретируются остальным миром. Зарубежныестраны смотрят на всех американцев, включаярабочих, с такой же завистью и враждебностью, скакой типичный американский член профсоюзасмотрит на тех, чей доход превышает егособственный. На взгляд иностранцев, тратитьмиллиарды на улучшение условий существованиялюдей за рубежом американскихналогоплательщиков заставляют угрызениясовести и страх. Общественное мнение в Азии,Африке и Латинской Америке и во многихевропейских странах смотрит на иностраннуюпомощь так, как её представляют социалистическиеагитаторы, т.е. как на деньги, выделяемые богатымина благотворительность: жалкие гроши, чтобыоткупиться от бедных и не допустить, чтобы онивзяли принадлежащее им по праву. Государственныедеятели и писатели, рекомендующие своим странамзаодно с Соединёнными Штатами выступать противРоссии, столь же непопулярны среди своихсоотечественников, как и немногочисленныеамериканцы, имеющие мужество защищатькапитализм и отвергать социализм, среди своихсограждан. В пьесе Герхарда Хауптманна «DieWeber», – впечатляющем образчике немецкойантикапиталистической литературы, женабизнесмена поражается, когда понимает, что людиведут себя так, как будто быть богатым этопреступление. За исключением незначительногоменьшинства, сегодня каждый готов осуждатьбогатство как само собой разумеющееся. Этиумонастроения выносят приговор американскойвнешней политике. Соединённые Штатыподвергаются осуждению и вызывают ненависть,потому что они процветают.
Почти бесспорный триумф эгалитарной идеологииполностью уничтожил все остальные политическиеидеалы. Движимым завистью массам совершеннобезразлично то, что демагоги называют«буржуазной» заботой о свободе совести,мысли, печати, о неприкосновенности личности, осуде присяжных и всём остальном. Они жаждутземного рая, который им обещают социалистическиевожди. Подобно последним, они убеждены, что«ликвидация буржуазии» вернёт их в райскиекущи. Ирония заключается в том, что сегодня ониназывают эту программу – либеральной.
Все доктрины, стремящиеся обнаружить вчеловеческой истории определённую тенденциюизменений, расходятся с историческиустановленными фактами в том, что касаетсяпрошлого, а там, где пытались предсказать будущее– опровергнуты последующими событиями.
Большая часть этих доктрин ссылались насостояние совершенства в человеческих делах. Онипомещали это совершенное состояние либо в началоистории, либо в её конец, либо и в начало, и вконец. Соответственно, история в ихинтерпретации выглядела либо как постепенноеухудшение условий, либо как постепенноеулучшение условий, либо как период постепенногоухудшения, за которым следует период улучшения. Внекоторых из этих доктрин идея совершенногосостояния коренится в религиозных верованиях идогмах. Однако в задачи светской науки не входитанализ теологических аспектов этого вопроса.
Очевидно, что в совершенном состояниичеловеческих дел не может быть никакой истории.История является летописью изменений. Но самаконцепция совершенства подразумеваетотсутствие каких бы то ни было изменений, так каксовершенное состояние может бытьтрансформировано только в менее совершенноесостояние, т.е. любое изменение может принестиему только вред. Если поместить состояниесовершенства в предполагаемое начало истории, тоэто равносильно утверждению, что эпохе историипредшествовала эпоха, когда не было никакойистории, но однажды какое-то событие, нарушив этосовершенство, провозгласило начало эпохиистории. Предположение о том, что историяустремлена к осуществлению совершенногосостояния, равносильно утверждению, что историяоднажды закончится.
Беспрестанное стремление к замене менееудовлетворительных условий болееудовлетворительными заложено в человеческойприроде. Этот мотив стимулирует его умственнуюэнергию и побуждает его действовать. Жизнь всовершенной системе сведёт человека к чисто