пожалуй, я согласна, только выполни наперед три задачи (Аф. 240) полны коварства. Жениха посылают на гибель”{99}. На мой взгляд, это происходит потому, что нахождение ответа на коварный вопрос, то есть вопрос, на который, в соответствии с исходной установкой, не может знать ответа никто, кроме носителя власти, означает фактическую смену власти или, по крайней мере, частичное делегирование власти кому-то другому и в этом смысле — ослабление существующей абсолютной власти. Таким образом, вопросно-ответная процедура как таковая исторически была “вплетена” в систему властных отношений. Властный характер вопросов проявлялся и во все последующие периоды истории. Так, например, в средневековом этикете — право задавать вопросы имели только царствующие особы и так далее.
Властные функции вопросов совершенно четко проявляются и в наше время. Приведу ряд примеров:
1) в армии как специфическом организме система ВОП функционирует таким образом, что прерогативой задавать вопросы пользуется вышестоящий начальник или командир. Это не исключает вместе с тем того, что в определенных условиях подчиненные пользуются правами, зафиксированными в уставах, задавать вопросы;
2) в правовых процедурах следователь, прокурор, адвокат, судья обладают преимущественным правом задавать вопросы подследственному или подсудимому;
3) в социологическом опросе — социолог, интервьюер задает вопросы респонденту;
4) в СМИ — журналист реализует, условно говоря, права 4-й формы власти именно через систему соответствующих вопросов;
5) в обыденных дискурсах, например, в рамках конфликтных ситуаций преимущественно задает вопросы нападающая, атакующая сторона.
Загадки, задаваемые вопросы всегда были важнейшими факторами социального общения, начиная с детского возраста, условно говоря, как индивида, так и общества. Основные функции вопросов, сформировавшиеся еще на заре человеческой цивилизации, сохраняются, как я полагаю, и в современных условиях.
В таком контексте совершенно особым образом выглядит любая предвыборная кампания. Лица, претендующие на высокие посты в рамках конкретных социальных структур, включая высшие посты в государстве, на период предвыборной кампании вынуждены “подчиняться” вопросам избирателей, то есть давать ответы на соответствующие вопросы. В такой ситуации претендент, на мой взгляд, как бы делится будущей властью с задающим вопросы. Но спрашивающий в рамках предвыборной кампании, в большинстве случаев, как бы не персонифицирован, ибо кандидат на соответствующую должность вынужден отвечать, условно говоря, электорату, а не личности. Тем не менее именно предвыборная кампания все же задает сам контекст демократических выборов, в рамках которого претендент на власть “испытывается” на прочность вопросами электората. Лишь один раз в течение нескольких последующих лет (в зависимости от закона соответствующей страны) будущее властное, должностное лицо, в соответствии, условно говоря, с правилами игры в демократические выборы, не обладает властной функцией по отношению к электорату. С точностью до наоборот — право задавать вопросы принадлежит электорату, претендент же вынужден отвечать на заданные вопросы. Выразителем этих вопросов становятся конкретные люди, например журналисты. Но электорат как таковой после окончания выборов фактически “замолкает” вплоть до следующих выборов, а у конкретных личностей практически не остается реальных шансов задать вопросы высшему должностному лицу. Конечно, есть разные формы отчетов избранных должностных лиц перед теми людьми, которые их избрали. Но только новая предвыборная кампания задает такие условия состязания за власть, когда электорат может выражать свои “властные функции” вначале через систему “трудных вопросов”, а затем — путем непосредственного голосования.
В этом смысле президентская предвыборная кампания в России в марте 2000 года, когда главный претендент на должность президента России, исполняя обязанности президента, непосредственно не отвечал на вопросы электората, то есть “не делился” уже имеющейся у него в тот период властью, задает какую-то иную, по сравнению с классическими демократическими выборами, рамку выборов. С точки зрения коммуникативных особенностей демократических выборов, на уровне функционирования ВОП, оказывается, что в России прошли выборы, в которых фактически исчезли традиционные характеристики классической демократической предвыборной кампании. То есть из предвыборной кампании были исключены вопросы, претендент не “испытывался” электоратом при помощи системы вопросно-ответных процедур, электорат в определенном смысле исходно был лишен тех властных полномочий, которые ему дает классическая процедура демократических выборов.
Таким образом, оказывается, что сама система ВОП и способы ее функционирования в обществе являются показателем уровня демократичности развития общества. Такая оценка не случайна, ибо каждый исторический период развития культуры и знания может быть охарактеризован определенным набором вопросов{100} и, добавлю, способом их функционирования в обществе.
Подобный статус вопросно-ответных процедур в культуре, на мой взгляд, объясняется тем, что это те интеллектуальные процедуры, которые являются одним из элементов, конституирующих социальную коммуникацию как таковую. Любая форма социальной коммуникации: обыденная, политическая, идеологическая, экономическая, коммуникация в области искусства, науки и так далее в обязательном порядке включает в себя ВОП. В силу такой конституирующей роли ВОП в системах коммуникаций вопросно-ответные процедуры часто используют в различных манипулятивных техниках, которые по сути направлены на то, чтобы заменить аргументацию на манипуляцию. Поясню свою позицию следующим образом.
Одна из важнейших особенностей функционирования социальной коммуникации в нынешнем обществе связана с проблемами манипулирования общественным сознанием. Манипуляционные техники применяются, в частности, в разных формах политической борьбы, где, например, в качестве инструмента манипуляции могут использоваться социологические исследования. Встречающаяся в литературе по проблемам манипуляции иллюстрация фактов манипуляции общественным сознанием на примерах социологических опросов, на мой взгляд, не случайна. Она связана с тем, что в процессе опросов через систему вопросов можно, с одной стороны, передать необходимую информацию, с другой стороны — задать область предпочтений в выбираемых ответах. В силу несимметричности отношений между вопросами и ответами в процессе социологических исследований более существенное влияние на общественное мнение оказывают не ответы, а вопросы. Именно вопросы ведут к активизации семантических полей респондентов, делают неустойчивыми исходные установки субъектов, их предпочтения и убеждения — тем самым создают условия для манипулятивных действий и, повторяю, для выбора необходимых заказчику ответов. Вопрос всегда явным образом детерминирует ответ. Возникает, в свою очередь, вполне законная проблема. Чем определяется эта лидирующая роль вопросов, а не ответов в ВОП?
Думаю, что ответ на этот вопрос как раз и кроется, во-первых, в структурном анализе как самого вопроса, так и вопросно-ответной процедуры в целом, во-вторых — в их историко-смысловом осмыслении. То есть формы проявления взаимоотношений между вопросом и ответом в социальной коммуникации являются лишь частным случаем общих формально-структурных закономерностей, каждый раз проявляющихся в конкретных прагматических контекстах. В самой общей форме схема подобного двойного анализа может быть представлена следующим образом:
— несущей конструкцией в структуре любого вопроса является его явная предпосылка, благодаря которой, опять-таки, любой вопрос является своеобразной формой утверждения. Явная предпосылка вопроса представляет собой ту исходную базовую информацию, которую спрашивающий закладывает в вопрос. Например, спрашивая, почему экология является междисциплинарной областью исследования, мы одновременно утверждаем: “Экология является (почему-то) междисциплинарной областью исследования”. При этом спрашивающему просто не хватает некоторой дополнительной информации, чтобы сделать свое утверждение завершенным. Кроме того, структурные особенности вопроса связаны с психологическими особенностями его функционирования: внешняя независимость утверждения, представленного в форме вопроса, способствует созданию различных видов коммуникативных иллюзий. Например, иллюзии равноправного обсуждения проблемы в форме различных видов вопросно-ответных процедур. Первичный общий вывод из всего сказанного может быть представлен следующим образом: вопрос всегда стремится к утверждению, а во всяком утверждении “просвечивает” исходный вопрос;
— эта же структурная особенность вопроса детерминирует и область поиска возможных вариантов ответов. При этом хотела бы заметить, что фактически структура вопроса, оказывая явное влияние на возможные варианты ответов, очерчивает семантическое поле поиска возможных вариантов ответов;
— в свою очередь, историко-смысловой анализ позволяет показать, что как в истории формирования культуры, так и на современном этапе развития цивилизации вопросы выполняли и продолжают выполнять следующие важнейшие функции: информационную, коммуникативную и властную. Именно эти функции вопросов могут быть использованы для манипулирования общественным мнением как в социологических опросах, так и в различных иных видах социальной практики.
Список функций вопросов может быть расширен. Соответственно может быть расширено описание особенностей ВОП в коммуникативной и аргументационной практике. Однако эта часть работы будет представлена уже в следующей статье.
Е.Н.Шульга Логическая герменевтика и философская аргументация[4]
Какую роль играет аргументация в философии