Теория и практика аргументации — страница 36 из 38

{179}.

Как видим, весьма нелестное мнение о мыслительных возможностях человека, но вполне вероятно, достаточно верное. Что бессознательное Барбары в данном случае сообщает о мышлении и поведении человека? Во-первых, что большинство “Вещей” в своей жизни руководствуются навыками, составляющими “решетку мышления”, и слепо выполняют указания Операторов. Если учесть, что Операторы — это субличности, констеллированные в бессознательном, то получается, что люди очень мало думают самостоятельно, пользуясь возможностями сознания. Основная же часть их поведения направляется осколками их личностей, оказавшимися в бессознательном, и диктующими стратегии поведения, которые отвечают природе каждой данной субличности. Поэтому можно сказать, что люди очень несамостоятельны в принятии решений, хотя внешне кажется, что они свободны в выборе.

Во-вторых, если разрушить эти привычные стратегии поведения (“выскоблить решетку”), то человек, несмотря на полное сохранение мыслительных способностей, чувствует себя беспомощным, ему кажется, что стало труднее думать. Хотя на самом-то деле способность мышления не пострадала.

Похоже, так и происходит: любой кризис личностного роста, сопровождающийся разрушением навыков и пересмотром стереотипов, переживается как изменение мыслительных возможностей, хотя они-то как раз непосредственным объектом изменения не являются. Просто, очевидно, за мышление мы часто принимаем процесс, в котором сами играем довольно пассивную роль. Наиболее же активны те наши субличности, которые существуют в бессознательном и настойчиво подталкивают к желательному для них решению. Но поскольку мы не осознаем факт наличия этих субличностей (в их основе — вытесненные нами боли, обиды, проблемы, те способы реагирования и поведения, за которые мы были когда-то наказаны и т.п.), мы, естественно, не можем осознать и вынужденного характера принимаемых нами решений, полагая их свободными, принятыми по нашему собственному желанию и в результате наших собственных размышлений и оценок.

Это очень важный момент: то, что мы считаем нашим рассуждением и анализом, зачастую совсем другой процесс. Чтобы разобраться с этим получше, посмотрим, каковы были особенности рассуждений и принятия решений Барбарой в острый период и тогда, когда болезнь уже отступила, но сознание еще не включилось (Барбара называла его “иссохшим берегом”).

Анализируя рассказ Барбары о том, как она действовала, на каких основаниях принимала решения, можно сказать, что посылки умозаключений ею иногда вообще не осознавались. Вывода, как процесса нахождения решения, зачастую, тоже не было. Результирующее суждение нередко возникало как бы ниоткуда и “ни с чего”. Но поскольку результаты, которых ей удавалось добиваться, действуя на основе таких свернутых форм умозаключений, были весьма впечатляющими, вероятно, какой-то анализ ситуаций все же происходил. Что-то лежало в его основе. Что же? Иногда это была совершенно абсурдная аргументация, которую никогда бы не приняло сознание, будь оно по-прежнему хозяином положения. Например: “Ложись в постель и вызови врача, — посоветовала миссис Доррейн. — Да не мешкай. Эта долбежка — дело опасное{180}.

В телефонной книге я нашла номер первого попавшегося врача, вызвала его и забралась в постель. Доктор приехал быстро, обследовал меня и велел немедленно собираться в больницу.

— Я отвезу вас в своей машине.

— А что у меня с головой?

— С головой? — он как-то странно глянул на меня. — У вас воспаление легких”{181}.

Итак, фактически, “Ложись в постель и немедленно вызови врача” — это и было то суждение, которое было принято сознанием Барбары и послужило основанием для ее последующих действий. Выводом из какого умозаключения оно явилось? Из того “обстоятельства”, что муж миссис Доррейн “выдолбил Барбаре голову на полсантиметра”, и информации самой миссис Доррейн, что “долбежка — дело опасное”.

Совершенно очевидно, что, будь Барбара в твердом уме, такое рассуждение никак не могло бы подвигнуть к принятию вывода “Лечь в постель и немедленно вызвать врача”.

Впоследствии сама она так описывает особенности отношения сознания и бессознательного: несмотря на утрату сознанием руководящей роли, оно не лишилось всех своих привилегий, и бессознательное может диктовать свою волю, только убеждая сознание поступить так, как ему выгодно. Хотя аргументация, как видим, может быть совершенно бредовой. Тем не менее вывод, который бессознательное убеждает сознание принять, очень полезен для Барбары и совершенно верен: ей действительно нужна срочная медицинская помощь и промедление опасно.

Итак, аргументация бредовая, вывод верный. Как такое возможно? Как отмечала Барбара, подсознание в безумии берет на себя роль режиссера, разыгрывающего пьесу по своему собственному сценарию. Сознанию в этом действе отведена роль пассивного наблюдателя, который сидит в зрительном зале и не имеет права покинуть место действия.

Иначе говоря, сознание, не справившееся с руководством, отстранено от управления. И отныне принятие решений в более явственной форме (можно сказать, в неприкрытой форме) осуществляется на основании подсказок бессознательного. Но миры бессознательного и сознания различаются. То, что возможно в мире бессознательного, с ужасом отвергло бы сознание. Сознание же проделывает с человеком такие вещи, которые пугают бессознательное.

Поскольку это разные миры, возможные положения вещей в них различаются. Иными оказываются и законы, действующие в них. Например, в мире бессознательного можно выдалбливать решетку навыков, делая из Вещи болвана{182}, и при этом Вещь, хоть и чувствует, что болит голова, тем не менее вполне дееспособна (в том смысле, что не лежит под общим наркозом, а едет в автобусе по стране).

Т.е. миры бессознательного — это миры человеческой психики{183}. Происходящее в них представлено человеку в той форме, которая делает это доступным его осознанию — в событиях, которые возможны в физическом мире, но сочетание которых в физическом мире невозможно{184}. Для нормального сознания язык бессознательного — это язык символов. Для больного — это буквальный язык образов обыденной физической реальности. Например, если бы один человек пожаловался другому: “Целый день долбят голову, я совершенно измучился”, уверена, что первый понял бы его не буквально, а символически, — как образное выражение переживаемых ощущений. Больное же, ослабленное, сознание не возражает против совершенно буквального восприятия языка символов. И тогда образом больной головы становится злобный мистер Доррейн, который, пользуясь клещами и молотком, долбит голову жертвы, чтобы “разрушить клетки головного мозга, которыми Барбара мыслит”.

Фактически, посылки вывода о том, что необходимо лечь в постель и вызвать врача, таковы: “Я себя чувствую настолько плохо, что у меня от головной боли раскалывается голова” и “Такая головная боль свидетельствует о том, что у меня какие-то серьезные проблемы со здоровьем”. Поэтому “Необходимо лечь в постель и немедленно вызвать врача”. Но сознание Барбары отключено от происходящего, ею управляет бессознательное, а у него свои образы и свои выразительные возможности.

Еще один интересный пример. “Не мешкай, — приказал Проныра. — Достань скорее документы, удостоверяющие личность, и уничтожь их. На объяснения нет времени. Нам угрожает большая опасность.

Страховка, визитка. Я разорвала их на мелкие клочки, бросила в урну и стала ждать, что будет дальше. Вдруг пол автовокзала как-то странно поплыл мне навстречу”{185}. Барбара потеряла сознание и попала в больницу.

Что мы здесь видим? Она получает непосредственно приказ уничтожить все документы. На сей раз приказ ничем не аргументируется, но бессознательное все же находит нужным проинформировать сознание, что аргументации нет, т.к. ситуация экстраординарная, решение надо принимать немедленно. Что же на самом деле лежит в основе такого вывода? В книге многократно повторяется утверждение, что одной из своих главных удач Барбара считает то, что о ее болезни не узнали родные, друзья, коллеги по работе. Это позволило ей, выздоровев, без всяких объяснений вернуться в мир никогда не болевших.

Что произошло бы, если бы она не уничтожила документы до приступа? Ее доставили бы в больницу, установили, что она психически не вполне адекватна, по документам нашли бы ее родственников и поставили их в известность. А это, как мы помним, и было тем, чего Барбара боялась больше всего.

Как же в такой ситуации осуществляется вывод и принимается решение? Прежде всего, бессознательное заранее знает, что сейчас она упадет в обморок. Откуда такое знание — понятно. Это обычное телесное чувствование, которое чаще всего заглушается сознанием. Здесь оно ничем не заглушено. Далее, бессознательное быстро находит вариант оптимального поведения в такой сложной ситуации, который позволит и событиям произойти, и инкогнито соблюсти. Отсюда рекомендация-приказ: “Достань скорее документы, удостоверяющие твою личность, и уничтожь их”.

Как видим, в данном случае не используется никакой язык символов для убеждения сознания в необходимости принять некоторый вывод и на его основе предпринять действия. Посылки, фактически, таковы: “Сейчас случится обморок, и ты попадешь в больницу. По документам установят личность. Если ты не хочешь, чтобы установили твою личность, немедленно уничтожь документы”.

Это пример того, как в сознании вывод возникает как бы ниоткуда: ведь соответствующее указание Барбара получила, когда еще ничего не произошло, и из ее рассказа видно, что она не осознавала приближения приступа.