– Не хочу.
– Ответь!
– Да не хочу я! – сказала она, глядя мне в глаза.
– Он так и будет звонить.
– Да пусть.
Пока мы пререкались, Федор Степаныч выхватил смартфон и потащил к ведру.
– О боже, нет!
– Федя! Федя, стой!
Мы одновременно ринулись к нему. Лена успела схватить енота за толстую задницу, но телефон выпал из его лап и сделал в воздухе кувырок.
– Ай! Ой! Ай! – Мобильник заплясал в моих руках.
Я жонглировал им в опасной близости от воды, у меня чуть сердце не остановилось. Мгновение – и я прочно ухватил смартфон, а ведро, задетое моим коленом, зашаталось, расплескивая воду наружу.
– Фух! – остановив падение ведра, выдохнула Лена.
– Чуть не утопили, – рассмеялся я, падая на задницу.
Вся моя футболка была сырой.
– Давай его сюда! – Я забрала смартфон, убрала его в сумку и пригрозила Федьке пальцем: – Ах ты, балбесина! Смотри, что натворил!
Женя поднялся с пола. Вся его футболка была в мокрых пятнах от расплескавшейся воды.
– Это ерунда, – сказал парень, стаскивая футболку через голову. – Хорошо, что телефон не утопили.
Я застыла на месте, наблюдая за тем, как он раздевается. Для ботаника, видимо, не было ничего необычного в том, чтобы раздеться перед посторонним человеком, а мне жар ударил в лицо. Под просторной футболкой оказался красивый мужской торс с достаточно крепкими мышцами.
– Вот поэтому енотов и не держат дома, – весело заметил Женя, склоняясь над ящиком комода.
А я, как завороженная, продолжала смотреть за тем, как движутся его бицепсы, пока он расправляет чистую футболку и надевает ее на себя. Не могла отвести взгляда. Глядя на его низко посаженные джинсы, плотно сидящие на узкой талии, на широкую спину, образующую с плечами красивый треугольник, я забыла, что передо мной стоит все тот же парень, который только что занудствовал, копаясь в моих мозгах, и едва не уронила челюсть на пол.
– Ну, так чем сегодня займемся? – спросил Женя, закончив с переодеванием.
Небрежно бросил мокрую одежду на спинку стула, поправил пальцами волосы и улыбнулся. Ох уж эта улыбка… Мои мурашки, сделав по коже три круга, дружно бахнулись в обморок. Дыщ!
– Мы… я… – пробормотала я, комкая пальцами сумку. – Да! – Внезапно снизошедшее на меня озарение спасло ситуацию: – Когда у тебя соревнования?
– Какие?
– Я про твой проект. – Указала на кучу хлама, лежащего в составленных друг на друга сумках в углу.
– А, этот! – Женя сдвинул брови. – Я забросил затею. Не вариант. С Федей бесполезно договариваться, он все время пытается усовершенствовать его.
– Так сколько?
– Неделя.
– Это уйма времени! – обрадовалась я. – Смотри, что у меня здесь. – Я достала из сумки кусок пузырчатой пленки и протянула Феде. – Я подумала, что если буду отвлекать его всякими такими штуками, то ты сможешь довести до ума свою машину. Тебе же нужно собрать ее, проверить, как она работает, затем разобрать и отвезти на конкурс, так?
– Да, и снова собрать ее так, чтобы она работала.
– Отлично, – улыбнулась я. – Давай, доводи до ума, работай, рисуй схемы, строй свою бандуру, а мы с Федей будем развлекаться, не мешая тебе.
– Ты уверена?
– Конечно! Мы же с тобой типа команда?
– Хорошо, – смутился он.
– Друзья? – Я протянула руку.
Женька отбил пять. Его рука оказалась неожиданно крепкой и горячей.
– Тогда приступай. – Борясь со смущением, я перевела взгляд на Федю, крайне заинтересованно изучающего новую игрушку.
Пока парень что-то рисовал, высчитывал, сооружал и испытывал, мы со Степанычем играли, делали селфи, танцевали вдвоем, хозяйничали на кухне и убирали в комнате. Снова безобразничали, затем собирали мух в банку, пересчитывали монеты и прятали свои сокровища под кровать. Затем снова ходили на кухню, снова заметали следы своих проделок, разбирали бусики, мыли каждую бусинку, собирали обратно, получилось три шикарных колье, которые Федя выменял у меня на ремешки от туфель.
Потом мы с ним охотились за бабочками. Устали! Точнее, я устала, а Федор как ни в чем не бывало кувыркался, показывая, как правильно носить мои туфли. Открутил и утащил к себе одну набойку. Выменяла ее на тушь для ресниц. А затем выменяла тушь на крабик для волос. Федя уснул.
– Меня Рома по пути заберет, – сказала я, подходя к Жене.
– Хорошо, я провожу! – Он с трудом оторвался от строительства какого-то механизма, похожего на горку.
Что-то пометил в тетради, исписанной от корки до корки. Привычным жестом поправил очки, отряхнулся, проверил, закрыт ли замок Фединой клетки, и взглянул на часы.
– Ого! Час ночи! – Он ошарашенно уставился на меня. – Тебя дома не потеряли? Почему ты не сказала мне, что уже поздно?
Я смущенно пожала плечами:
– Ты был так увлечен.
– Когда приедет твой брат?
– Минут через двадцать. Успеем выгулять собак… если хочешь.
– Давай! – согласился он.
Мы вышли во двор, вывели несколько собак из вольеров и повели их к оврагу, где была хорошая лужайка для выгула.
– А ты совсем не такой, каким кажешься, – вдруг сказала я.
– А каким я кажусь?
У меня не было точных определений.
– Странным.
– Разве плохо быть странным?
– Не знаю. – Собаки натягивали поводки, поэтому приходилось упираться ногами и удерживать их обеими руками. – Общество не очень любит тех, кто не такой, как все.
Глаза Жени лучились теплом в темноте. Их свет согревал меня даже на расстоянии. Он остановился и взглянул на ночное небо:
– А кто сказал, что быть таким, как все, лучше, чем быть белой вороной? – Он перевел взгляд на меня и улыбнулся. – Белая ворона сама устанавливает себе стандарты. Как выглядеть, как себя вести, с кем общаться, кого любить. Ей не нужно ни на кого ориентироваться, она сама себе хозяйка. Я такой, какой есть, понимаешь? Мне абсолютно параллельно, если я кому-то не нравлюсь. Главное, чтобы все, чем я живу, нравилось мне. В этом весь кайф. Никаких правил, никаких рамок.
– Это смелый подход, – выдохнула я.
– Могу себе позволить, – гордо усмехнулся парень.
– Каково это? Жить и не думать о том, что о тебе скажут люди?
– Знаешь, меня всегда учили смирению. Воспитывали так, что я привык молча глотать обиды и оскорбления. С возрастом бунтарь во мне стал постепенно брать верх. – Он подтянул к себе собак и вытянул руку, чтобы ошеломить меня одним известным всем жестом: – Мнение некоторых людей очень важно для меня. У меня даже есть специальный палец на руке для таких случаев.
– За это можно получить и по лицу, – не удержалась от смеха я.
– Зато окружающие будут знать мое мнение.
Я смотрела на него снизу вверх и видела совсем другого Женю. Сильного, решительного, обаятельного, целеустремленного. Не того ботаника, которым еще недавно себе его представляла, а того человека, который всякий раз совершенно очаровывал меня. С которым удивительно тепло было находиться рядом. Того, на кого можно было опереться. И того, кого так приятно было касаться вот так, словно невзначай.
Еще ни один человек на свете не удивлял меня подобным образом. Ни один не заставлял так много задумываться о жизни, и ни с одним я столько не хохотала – мы с Женей делали это практически безостановочно.
Мы отвели собак обратно и закрыли.
– Постоим здесь? – попросила я, накидывая сумку на плечо.
Ночной ветерок подкрадывался нежной прохладой, от которой моя кожа беспрестанно покрывалась мурашками. Где-то в траве за забором громко стрекотали цикады, а деревья им в такт шуршали листвой. Было так зыбко, так волнующе, что немного кружилась голова.
– Тебе нравятся звезды? – Женя встал рядом, почти касаясь плечом моего плеча.
– Да. Это самое яркое детское воспоминание, – призналась я. – У меня в комнате потолок был обклеен светящимися звездочками. Они так красиво сияли в темноте. Я любовалась ими, засыпая.
Небо раскинулось над нами огромной черной скатертью, усеянной яркими огоньками. Казалось, вытяни руку – и дотронешься до любого из них. Я стояла, восхищенно смотрела на эту потрясающую красоту и никак не могла понять, почему с возрастом перестала поднимать взгляд на небо. Что мне мешало замечать его, как когда-то в детстве? Почему только сейчас я снова чувствовала, что живу?
– Звездный свет идет до нас миллиарды лет, – тихо сказал Женя. – Звезды давно уже мертвы, а он продолжает лететь сквозь время. Не умирает. В детстве я думал: а что, если он будет жить всегда? Что, если души людей бессмертны и направляются к небу, чтобы вот так же осветить чей-то путь?
Меня охватило необъяснимое чувство, дыхание перехватило. Такой момент, такая тишина. Мы так близко друг к другу. Нужно что-то сказать, чтобы неловкое молчание не затягивалось.
Я повернулась. В этот момент Женя тоже повернулся. Я подняла на него взгляд, одновременно с этим он посмотрел на меня. Не успела я ничего сказать, только приоткрыла рот, как ощутила, что его губы коснулись моих губ. Нежно, осторожно, мягко. Затем его горячий язык осторожно проскользнул через мои полуоткрытые губы и коснулся моего языка.
Тело прошило молнией. Звезды, кажется, сплошным потоком обрушились на нас сверху, а моя беспомощная душа в этот миг взметнулась к небу, оставляя свою бренную оболочку на земле.
Но этот неловкий поцелуй продлился не дольше пары секунд: пока очки парня не врезались в мой нос.
– Ой, прости! – Он выпрямился, тяжело дыша.
– Ничего, – выдохнула я, больше всего на свете желая, чтобы он снял очки и немедленно продолжил то, что начал.
– Прости, – хрипло пробормотал Женя, поправляя дужку окуляров. – Я не хотел. Случайно вышло. Просто… соскользнуло.
Что?!
Что?! Ну что я несу?!
Только что бахвалился тем, что стал решительным и смелым, а теперь говорю, что не хотел ее целовать!
Гений мысли, идиот действия!