тоит в том, чтобы завидетельствовать платежеспособность и благосостояние хозяина.
Из только что сказанного можно сделать вывод, будто ущерб, наносимый хозяину неподготовленным слугой, заключается в прямом указании на его дешевизну или бесполезность. Это, конечно, не так. Связь здесь гораздо менее выраженная. Происходит ровно то, что вообще имеет место довольно часто. Все, что поначалу выглядит для нас доказанным на том или ином основании, обыкновенно видится нам привлекательным как нечто, само по себе удовлетворительное, оно присутствует в нашем образе мыслей в качестве чего-то по-настоящему правильного. Но для того чтобы какой-либо специфический канон поведения сохранял свое положение в обществе, он должен опираться на привычку или предрасположенность, устанавливающую нормы его развития или хотя бы ей не противоречить. Потребность в мнимой праздности или нарочитом потреблении услужения есть господствующее побуждение к содержанию прислуги. Пока это верно, без лишнего обсуждения можно заключить, что всякий отход от общепринятого поведения (например, когда обнаруживается, что обучение прислуги было недостаточным) считается допустимым, лишь бы обучение вообще состоялось. Насущность дорогостоящей мнимой праздности проявляет себя косвенно, выборочно, направляя формирование нашего вкуса (нашего ощущения правильности в делах такого рода), и тем самым искореняет несообразные с ним образчики поведения, лишая их одобрения.
С изменением принятого в обществе стандарта благосостояния владение прислугой и ее использование в качестве способа выказать достаток заметно усложняются. Приобретение в собственность и содержание рабов, занятых в материальном производстве, свидетельствует о богатстве и доблести, а содержание слуг, которые ничего не производят, говорит о еще большем достатке и более высоком положении. В согласии с этим принципом возникает класс прислуги – чем многочисленнее, тем лучше, и у него одна обязанность – покорно прислуживать своему владельцу, тем самым предъявляя очевидные доказательства его способности, не производя, потреблять значительное количество услужения. Далее наблюдается разделение труда среди прислуги и зависимых лиц, чья жизнь посвящена поддержанию чести праздного господина. Итак, одна группа производит для него материальные блага, а другая, обычно во главе с его женой или главной женой, потребляет за него в мнимой праздности, зримо подтверждая его способность нести немалые денежные убытки, которые ничуть не вредят его несомненной состоятельности.
Этот несколько идеализированный и схематичный набросок истории развития и природы домашнего услужения оказывается наиболее применимым для той стадии общественного развития, которую выше мы назвали условно-миролюбивой стадией производства. Именно на этой стадии личное услужение впервые поднимается до уровня экономического института и занимает важнейшее место в образе жизни общества. В ходе развития общества условно-миролюбивая стадия идет за собственно хищнической стадией; это две последовательные фазы варварства. Характерной чертой условно-миролюбивой стадии является показное соблюдение мира и порядка, но на этой стадии в жизни общества отмечается обилие принуждения и классового антагонизма, а потому нельзя называть ее миролюбивой в полном смысле этого слова. Для многих целей и с любой другой точки зрения, отличной от экономической, можно было бы именовать эту стадию эпохой статуса. Данный термин отлично подытоживает форму межчеловеческих отношений и духовный настрой на этом этапе развития. Но в качестве описательного термина для указания на преобладающие способы производства, равно как и для указания направлений развития производства на этом уровне экономики, термин «условно-миролюбивый» кажется более предпочтительным. Применительно к обществам западной культуры эта фаза экономического развития, вероятно, осталась в прошлом, за исключением малочисленной, но очень публичной группы, для которой привычки мышления, свойственные варварской эпохи, испытали лишь относительно слабое разложение.
Личное услужение все еще обладает немалой экономической значимостью, прежде всего в том, что касается распределения и потребления благ, но даже здесь его относительное значение ранее было куда заметнее. Наивысшего расцвета мнимая праздность достигла в прошлом, а не в настоящем, а ее наилучшим выражением в настоящее время является образ жизни высших слоев праздного класса. Современное общество многим обязана этому классу: это сохранение традиций, обычаев и образа мышления, бытовавших на более архаичном уровне, где все перечисленное получило самое широкое распространение и обрело наиболее действенное развитие.
В современном индустриальном обществе механические приспособления, облегчающие повседневную жизнь, развились настолько, что личную прислугу или, вернее, любую домашнюю прислугу теперь нанимают разве что для соблюдения канона почтенности, перенесенного традицией из прежнего общественного уклада. Единственным исключением выступает прислуга, которую нанимают для ухода за нездоровыми и душевнобольными. Но такую прислугу следует обоснованно причислять к категории обученных сиделок, а не домашних слуг, и потому она представляет собой видимое, а не фактическое исключение из правила.
Непосредственным мотивом к содержанию домашней прислуги (например, в умеренно обеспеченном хозяйстве наших дней) выглядит то обстоятельство, что домочадцы не способны, не испытывая при этом неудобств, справиться со всей работой, необходимой современному дому. Причины же этой их несостоятельности таковы: во-первых, то, что у них чересчур много «общественных обязанностей», а во-вторых, работа, которую нужно сделать, слишком затруднительна и ее слишком много. Эти две причины можно переформулировать следующим образом. (1) Согласно кодексу обязательной благопристойности, силы и время домочадцев должны публично тратиться на проявления нарочитой праздности, будь то визиты, выезды, клубы, кружки кройки и шитья, спортивные развлечения, участие в благотворительных организациях или прочие социальные функции. Те люди, чье время и силы расходуются на подобные дела, частным порядком признаются, что эти обязанности, наряду с пристальным вниманием к одежде и прочим особенностям нарочитого потребления, очень утомительны, но совершенно неизбежны. (2) При необходимости нарочитого потребления материальных благ элементы человеческой жизни – жилище, обстановка, экзотические безделушки, гардероб, питание – становятся настолько разнообразными и обременительными, что потребители не могут должным образом справиться с ними без посторонней помощи. Личный контакт с нанятыми людьми, которые призваны помогать в выполнении рутинной благопристойности, обыкновенно неприемлем для домочадцев, однако присутствие этих людей терпится и оплачивается, дабы они получили свою долю обременительного потребления материальных благ в доме. Наличие домашней прислуги, особенно прислуги личной, есть отличительный признак и заметная уступка в физическом удобстве ради удовлетворения моральной потребности в денежной благопристойности.
Важнейшим проявлением мнимой праздности в современных условиях являются занятия, которые в своем большинстве именуются домашними обязанностями. Эти обязанности быстро становятся разновидностью труда, выполняемого не столько во благо лично главы домохозяйства, сколько для поддержания уважения к дому в качестве корпоративной единицы – как группы людей, равноправным членом которой, что демонстрируется публично, выступает хозяйка. Едва семейство, для которого выполняются обязанности по хозяйству, отходит от своей архаичной основы, то есть от собственности в форме брака, немедленно и безусловно эти обязанности выпадают из категории мнимой праздности в исходном значении выражения, разве что для их отправления нанимается прислуга. Иными словами, раз уж мнимая праздность возможна лишь на основе статуса или наемной службы, исчезновение из человеческих взаимоотношений статусной функции в любой момент развития влечет за собой исчезновение мнимой праздности применительно к общественной жизни. Но нужно добавить, в уточнение нашего замечания, что, пока существует домашнее хозяйство как таковое, даже без единоличного главы, весь непроизводительный труд, выполняемый ради репутации домохозяйства, должен все-таки причисляться к мнимой праздности, пусть и в слегка измененном смысле. Ныне эта праздность на благо условно-личного корпоративного домохозяйства, а не на благо единоличного главы семейства, как было прежде.
Глава 4Нарочитое потребление
Выше мы рассуждали об эволюции мнимого праздного класса и его выделении из общей массы трудящихся слоев, а также упоминали о дальнейшем разделении труда, точнее, о разделении труда между разными обслуживающими категориями. Часть обслуживающего класса, преимущественно те, чьим занятием является мнимая праздность, постепенно принимают на себя ряд новых, побочных обязанностей, конкретно – нарочитое потребление. В наиболее явном виде это потребление проявляется в ношении ливрей или в обитании в просторных помещениях для прислуги. Другой едва ли менее наглядной или менее результативной, но гораздо шире распространенной формой нарочитого потребления служит потребление пищи, одежды, жилья и обстановки хозяйкой и остальными домочадцами.
Но уже в какой-то момент экономического развития, намного предшествовавшего такому обособлению хозяйки дома, начало оформляться в более или менее стройную систему специализированное потребление, которое свидетельствовало об обладании денежной силой. Зарождение разнообразия в потреблении вообще восходит к более ранним временам, чем появление чего-либо, что можно было бы безусловно назвать денежной силой. Такое потребление отсылает нас вспять, к заре хищнической стадии развития, и даже предполагается, что первоначальное разделение потребления случилось до возникновения хищнического образа жизни. Это наиболее примитивное разделение в потреблении благ было схожим с более поздним разделением, с которым мы все хорошо знакомы (в том, что носило прежде всего церемониальный характер), но, в отличие от современного, оно не опиралось на различия в накопленном богатстве. Способность потребления служить доказательством богатства нужно признать производным явлением, таким образом, в ходе процессе отбора приспосабливаются к новой цели, когда существовавшее ранее и прочно укоренившееся в мышлении различие получило новый стимул.