На ранних фазах хищнической стадии развития единственным экономическим отличием выступало общее разделение на почетный превосходящий слой из телесно здоровых мужчин, с одной стороны, и на низший слой трудящихся женщин, с другой стороны. Согласно идеальной жизненной схеме того времени, обязанностью мужчин было потреблять то, что производят женщины. Та доля потребления, которая выпадала женщинам, была всего-навсего случайным дополнением их труда; это средство для продолжения работы, а не потребление ради собственного удовольствия и ощущения полноты жизни. Непроизводительное потребление материальных ценностей почетно, во-первых, как свидетельство доблести и предпосылка сохранения человеческого достоинства; во-вторых, оно само по себе становится по-настоящему почетным, особенно применительно к наилучшим благам. Потребление отборных продуктов питания, а также зачастую редких украшений становится запретным для женщин и детей; если среди мужчин выделяется низший (сервильный) слой, то запрет распространяется и на него. По мере дальнейшего развития общества это табу может превращаться в установленные обычаи более или менее строгого свойства; но при любых теоретических обоснованиях такого различия, будь то жесткий запрет или общепринятая условность, признаки разделяемой обществом схемы потребления меняются не так-то просто. При переходе к условно-миролюбивой стадии производства, где главенствует институция рабства, общим, применяемым довольно строго правилом становится требование к низшим, трудящимся слоям потреблять только самое необходимое для поддержания жизни. А роскошь и жизненные удобства по природе вещей принадлежат праздному классу. Этот запрет делает потребление определенных продуктов, и в особенности определенных напитков, исключительным уделом превосходящего класса.
Церемониальные различия в рационе питания лучше всего видны в потреблении алкогольных напитков и дурманящих веществ. Если эти предметы потребления обходятся дорого, значит, они почетны и благопристойны. Следовательно, низшие слои, в первую очередь женщины, вынужденно практиковали воздержание от потребления этих стимуляторов, и так было везде, за исключением тех стран, где стимуляторы были доступны задешево. С архаических времен и на протяжении всего патриархального периода обязанностью женщин было приготовлять и подносить к столу эти предметы удовольствия, а потребляли их мужчины благородного происхождения и воспитания. Пьянство и прочие патологические последствия свободного употребления стимуляторов тоже неизбежно становились почетными пороками, как второстепенные признаки превосходящего положения тех, кто был в состоянии позволить себе такое удовольствие. Отклонения от нормы, вызванные злоупотреблением, у некоторых народов почитались как неотъемлемо мужские качества. Даже именования определенных болезненных состояний тела, связанные по происхождению с этими пороками, иногда проникали в разговорную речь в качестве синонимов слов «знатный» или «благородный». Лишь на относительной ранней ступени развития общества симптомы дорогостоящих пороков сделались общепринятыми характеристиками высокого положения, благодаря чему превратились в достоинства и начали вызывать почтительное отношение; но репутация, закрепившаяся за отдельными дорогостоящими пороками, на протяжении долгого времени была настолько крепкой, что в результате заметно ослаблялось общественное осуждение тех мужчин состоятельного или знатного слоя, которые погрязали в чрезмерном пристрастии к порокам. То же завистливое различие усугубляет нынешнее неодобрительное отношение к приверженности такого рода удовольствиям со стороны женщин, юнцов или людей подчиненных. Это исходное завистливое различие по-прежнему проявляется даже среди наиболее цивилизованных народов. Там, где в схеме условностей налицо сильное влияние примера, подаваемого праздным классом, можно наблюдать, что женщины в значительной мере все еще практикуют традиционное воздержание от потребления стимуляторов.
Такой характер большего воздержания от употребления стимуляторов, свойственный женщинам из почтенных слоев, может показаться чрезмерной логической изощренностью в ущерб здравому смыслу. Но факты, очевидные для всякого, кому интересно в них разобраться, доказывают, что большая умеренность присуща женщинам отчасти в силу принятых в обществе условностей, и таковые условности, вообще говоря, сильнее всего там, где патриархальная традиция – по которой женщина считается невольницей – по-прежнему во многом правит в обществе. В том понимании, которое сильно видоизменилось по масштабам и строгости приложения, но которое ни в коем случае не утратило до сих пор своего значения, эта традиция гласит, что женщина, будучи невольницей, принуждена потреблять только необходимое для поддержания жизни (за исключением тех случаев, когда ее потребление идет во благо господину или приумножает его добрую славу). Потребление роскоши есть в истинном смысле потребление, направленное на благо самого потребителя, а потому оно является признаком господства. Любое подобное потребление со стороны других возможно только на основании проявленной господином терпимости. В сообществах, где общепринятый образ мышления в значительной степени обусловлен патриархальным укладом, мы поэтому находим пережитки запретов на роскошь, во всяком случае, общепринятое неодобрение потребления предметов роскоши со стороны несвободных или зависимых слоев. Это особенно справедливо для конкретных предметов роскоши, потребление которых зависимым слоем ощутимым образом умаляет благо или удовольствие господ, а также тех предметов, потребление которых считается неправомерным по иным основаниям. В представлении обширного консервативного среднего класса западного мира потребление различных стимуляторов заслуживает неодобрения как минимум по одной, если не по обеим указанным причинам; это обстоятельство слишком важное для того, чтобы им пренебречь: именно среди обозначенного среднего класса в странах германской культуры, где сохраняется сильное чувство патриархальных приличий, царит убеждение, что женщины должны в значительной степени подчиняться запрету на потребление дурмана и алкогольных напитков. С многочисленными оговорками (последних становилось все больше по мере постепенного ослабления патриархальных обычаев) общим правилом, которое признается справедливым и обязательным, является разрешение женщинам участвовать в потреблении только на благо господ. Конечно, можно возразить, что расходы на женское облачение и убранство дома выступают очевидным исключением из этого правила, но впоследствии будет показано, что данное исключение в гораздо большей степени видимое, нежели действительное.
На ранних стадиях экономического развития потребление «безупречных» благ, в особенности лучших образцов (в идеале всякое потребление сверх прожиточного минимума), принадлежит обыкновенно праздному классу. Это ограничение, похоже, исчезает, по крайней мере формально, с переходом к последующей, миролюбивой стадии развития, когда возникает частная собственность на материальные ценности и когда складывается система производства на основе наемного труда либо мелкой домашней экономики. Но на более ранней условно-миролюбивой стадии, когда формировалось и утверждалось обилие традиций, посредством которых институция праздного класса воздействовала на дальнейшее экономическое развитие общества, это правило имело силу общественного закона. Оно служило в качестве нормы, которой стремилось соответствовать потребление, и всякий заметный отход от этой нормы нужно трактовать как отклонение, которое, разумеется, будет подавлено в ходе дальнейшего развития.
Условно-миролюбивый праздный господин не просто вкушает хлеб насущный сверх минимума, необходимого для поддержания жизни и здоровья; его потребление приобретает особую специфику применительно к качеству потребляемых товаров. Он вволю потребляет лучшее из еды, напитков, дурманящих веществ, жилья, услуг, украшений, платья, оружия и личного снаряжения, увеселений, амулетов, божественного или идолического покровительства. В ходе постоянного улучшения, которое затрагивает предметы потребления, побудительным принципом и ближайшей целью всякого нововведения является, несомненно, совершенствование производимых продуктов ради повышения личного удобства и благополучия. Однако это не единственная цель потребления. Каноны почтенности немедленно вступают в действие и распространяются на доступные нововведения, которые, по их меркам, достойны сохранения. Поскольку потребление благ более высокого качества есть свидетельство богатства, оно становится почетным, и наоборот, невозможность потреблять блага надлежащего качества в необходимом количестве становится признаком упадка и низкого положения.
Это возрастание придирчивости к качеству еды, питья и всего остального со временем затрагивает не только образ жизни, но также воспитание и духовное развитие праздного господина. Перед нами уже не тот удачливый и воинственный мужчина, которым он был исходно, человек силы, возможностей и отваги. Чтобы не выставить себя на посмешище, он должен также развивать вкус, ибо отныне ему полагается уметь различать в потребляемых благах «достойное» от «недостойного». Он делается сведущим в яствах, что заслуживают различной степени похвалы, в подобающих мужчине напитках и украшениях, в приличествующем облачении и архитектуре, в оружии, играх, танцах и дурманящих веществах. Такое развитие эстетических способностей требует времени и прилежания, а тем самым складывающиеся условия вынужденно меняют жизнь благородного господина, заставляют отказываться от праздности ради более или менее усердного усвоения навыков проживания праздной жизни приличествующим образом. Помимо требования свободного потребления надлежащих благ существует родственное требование, которое гласит, что благородный господин должен уметь потреблять блага в подобающей манере. Праздная жизнь должна соответствовать установленным правилам. Отсюда и возникают хорошие манеры, как объяснялось в предыдущих главах. Благовоспитанность в поведении и образе жизни суть соответствие нормам нарочитой праздности и нарочитого потребления.