Основание отбора изменялось до тех пор, пока способности, которые ныне открывают путь в праздный класс, не стали исключительно денежными. То, что остается от хищнических черт, – это упорство в достижении цели, или целеустремленность, отличавшая преуспевающего варвара-хищника от миролюбивого дикаря, им вытесненного. Но нельзя утверждать, что эта черта характерным образом отличает преуспевающего в денежном отношении представителя верхов от рядовых людей из производительных социальных групп. Воспитание и отбор, которым подвергаются последние при жизни в современном индустриальном обществе, придают этой черте столь же убедительный вес в их среде. Упорство в достижении цели отличает обе эти социальные группы от двух других – от беспомощных бездельников и от преступников из низших слоев. С точки зрения природной одаренности денежный человек стоит наравне с преступником, а человек производительный во многом схож с добродушным беспомощным иждивенцем. Идеальный денежный человек похож на идеального преступника в беззастенчивом использовании материальных благ и людей к собственной выгоде и в бессердечном игнорировании чувств и желаний других людей, а также отдаленных последствий своих действий; но он отличается тем, что обладает обостренным чувством статуса и более последовательно и дальновидно движется к далекой цели. Родство этих типов темперамента далее обнаруживается в склонности к «спорту» и азартным играм и в пристрастии к бесцельному соперничеству. Идеальный денежный человек также выказывает любопытное сходство с преступником в одной из сопутствующих вариаций характера хищника. Очень часто преступник подвержен суевериям и предрассудкам, сильно верит в удачу, судьбу, заклинания, предсказания, а также в предзнаменования и шаманские церемонии. При благоприятных обстоятельствах эта склонность, вероятно, будет выражаться в известном раболепно-набожном рвении и в щепетильной заботе о соблюдении обрядов благочестия; наверное, ее лучше охарактеризовать как благочестие, а не как религиозность. Здесь темперамент преступника имеет больше общего с денежными, праздными слоями, чем с темпераментом производительного человека или с категорией беспомощных иждивенцев.
Жизнь в современном индустриальном обществе, или, иными словами, жизнь в условиях денежной культуры, содействует развитию и сохранению в процессе отбора определенного набора способностей и склонностей. Сегодня наблюдается не просто стремление возврата к заданному, неизменному этническому типу. Скорее, налицо стремление к видоизменению человеческой природы, отличному в некоторых отношениях от тех типов или вариантов типов, которые передаются по наследству из прошлого, результату. Конечная цель такого развития не является единичной. Темперамент, который эволюцией устанавливается постепенно как норма, отличается от любого архаического варианта человеческой природы большей целеустремленностью, более однозначным целеполаганием и большей настойчивостью в работе. С точки зрения экономической теории процесс отбора имеет перед собой объективно единственную цель, пусть и существуют очень важные побочные устремления, расходящиеся с этим направлением развития. Но за исключением этого общего направления, линия развития не является единственной. С точки зрения экономической теории развитие в других отношениях протекает по двум различным направлениям. Применительно к отбору и сохранению в людях отдельных способностей и склонностей эти два направления можно назвать денежным и производственным. А применительно к сохранению наклонностей, духовного восприятия и духа враждебности эти направления можно обозначить как завистническое, или себялюбивое, и независтническое, или экономическое. Применительно к интеллектуальной, познавательной стороне этих двух направлений развития, первое можно охарактеризовать как личный взгляд, как способность к волевому началу, как качественное отношение, отношение статуса или достоинства, а второе – как взгляд безличный, как подчинение порядку вещей, как отношение количественное, физически производительное или полезное.
Денежные занятия требуют проявления в действии главным образом первого из этих двух наборов способностей и склонностей и, обеспечивая отбор, сохраняют их в населении. Производственные виды занятий, с другой стороны, проявляют способности и склонности второго набора и обеспечивают их сохранение. Исчерпывающий психологический анализ покажет, что каждый из этих двух наборов способностей и склонностей является всего-навсего многообразным выражением конкретного темперамента. В силу единства, или целостности индивидуума, способности, дух вражды и интересы, собранные в первом из названных наборов, относятся целиком к выражениям конкретного варианта человеческой природы. То же самое справедливо и в отношении второго набора. Оба этих набора можно понимать как альтернативные направления развития человеческого общества, и каждый индивидуум склоняется более или менее последовательно к тому или другому набору. Денежный образ жизни в целом поощряет сохранение варварского темперамента, но подменяет мошенничеством и расчетливостью или управленческим дарованием ту предрасположенность к нанесению физического урона, которая свойственна ранним варварам. Эта подмена грабежа махинациями происходит исподволь. Действие отбора в области денежных занятий ведется довольно последовательно в указанном направлении, однако дисциплина денежной жизни вне соперничества за прибыль отнюдь не всегда приводит к тому же результату. Современный образ жизни, если брать потребление времени и товаров, не обязательно предусматривает устранение аристократических добродетелей или развитие буржуазных достоинств. Признанная обществом схема приличий требует значительного проявления черт раннего варварства. Некоторые элементы традиционного образа жизни, имеющие отношение к данному вопросу, уже были выделены там, где речь шла о праздности, а другие будут обозначены в последующих главах.
Из сказанного следует, что жизнь праздного класса и его жизненный уклад должны способствовать дальнейшему сохранению варварского темперамента, главным образом в его условно-миролюбивом, или буржуазном, варианте, но также, в известной мере, и в хищническом варианте тоже. При отсутствии помех, следовательно, можно было бы проследить изменчивость темперамента среди различных слоев общества. Аристократические и буржуазные добродетели, иначе говоря, черты разрушительные и денежные, должны обнаруживаться преимущественно среди верхних слоев, а производственные достоинства, черты миролюбивые, прежде всего среди классов, занятых механическим производством.
Это оказывается, вообще говоря, справедливым, но такую оценку не так уж просто применить, и она не столь убедительна, как хотелось бы. Есть несколько причин, которым можно приписать указанную частичную несостоятельность оценки. В денежной борьбе участвуют в какой-то мере все слои общества, и во всех классах обладание денежными чертами принимается в расчет для успеха и выживания индивидуума. Везде, где преобладает денежная культура, процесс отбора, которым формируется образ мышления людей и посредством которого определяется выживание соперничающих линий родства, происходит непосредственно на основании пригодности к приобретению. Следовательно, если бы не тот факт, что денежная практика в целом несовместима с производственной, то отбор среди всех видов занятий обеспечивал бы несомненное господство денежного темперамента. В итоге произошло бы становление того типа, который стал когда-то называться «человеком экономическим», как нормы и как определяющего типа человеческой природы. Но «экономический человек», чьим единственным интересом является собственный, а единственной человеческой чертой – расчетливость, для современной индустрии бесполезен.
Современная индустрия требует безличной, независтнической заинтересованности в выполнении работы. Без этого сложный процесс производства будет невозможен и, надо признать, даже немыслим. Эта заинтересованность в труде отличает работника от преступника, с одной стороны, и от «капитана индустрии» – с другой стороны. Поскольку работа должна выполняться для того, чтобы жизнь общества продолжалась, в ряде определенных занятий налицо в узком смысле слова отбор в пользу духовного восприятия труда. Впрочем, нужно согласиться с тем, что даже в производственных занятиях избирательное устранение отдельных денежных черт протекает непредсказуемо и что, следовательно, в этих занятиях встречаются ощутимые пережитки варварского темперамента. Сегодня поэтому невозможно в общем различать в этом отношении характер праздного класса и характер рядового населения.
Как таковой вопрос классовых различий применительно к духовному восприятию дополнительно затемняется наличием во всех слоях общества приобретенного обязательного образа жизни, который тщательно подражает наследуемым чертам и одновременно содействует развитию в массе населения черт, которым подражают. Эти приобретаемые привычки или предполагаемые черты характера чаще всего являются чертами аристократического типа. Предписывающее положение праздного класса как образца репутации навязывает низам общества многие черты взглядов праздного класса на жизнь, и в результате этого всегда и везде в обществе наблюдается более или менее настойчивое насаждение указанных аристократических черт. По этой причине такие черты с большей вероятностью будут сохраняться в народе, чем могло бы быть без наставления и примера праздного класса. В качестве одного канала, и канала важного, по которому происходит такое «переливание» аристократических взглядов на жизнь, а следовательно, до некоторой степени и архаических черт характера, можно упомянуть слой домашней прислуги. У этого слоя представления о том, что хорошо и красиво, складываются через контакты с хозяевами, и таким образом они распространяют усвоенные представления среди низкорожденных собратьев, делясь высокими идеалами со всем обществом без той потери времени, которой в противном случае могло бы потребовать это распространение. Смысл поговорки «Каков хозяин, таков слуга» куда значимее, нежели обыкновенно принимается во внимание, для скорого принятия массами целого ряда элементов культуры верхов.