нститутов, есть устройство, основанное на статусе. Основополагающая норма хищнического жизненного уклада выражается в отношениях господства и подчинения, выше- и нижестоящих, знатных и низких, хозяина и раба. Антропоморфические культы развиваются с хищнической стадии производственной жизни и складываются под воздействием той же схемы экономического разделения (на потребителя и производителя), а в них самих преобладает тот же доминирующий принцип господства и подчинения. Эти культы приписывают своим божествам образ мыслей, соответствующий той стадии экономического разделения, на которой эти культы приняли определенную форму. Антропоморфическое божество мыслится как крайне внимательное к вопросам первенства и склонное утверждать свое господство, а также проявлять власть деспотически; налицо привычное применение силы в качестве окончательного решения.
В более поздних и зрелых формулировках антропоморфической веры это стремление господствовать со стороны божества ужасного облика и непостижимой власти смягчается в образе Бога Отца. Духовное восприятие и способности, приписываемые сверхъестественному агенту, все еще относятся к обществу статуса, но принимают теперь форму патриархального уклада, характерного для условно-миролюбивого общества. При этом стоит заметить, что на этой продвинутой стадии развития культа соблюдение обрядов, в которых благочестие находит свое выражение, призвано прежде всего умилостивить божество, превознося его величие и славу и выказывая подчинение и лояльность. Акт умилостивления или поклонения рассчитан на то, чтобы воззвать к чувству статуса у той непостижимой силы, к которой так вот обращаются. Наиболее расхожими формами обращения за милостью все еще являются те, которые содержат в себе или подразумевают завистническое сопоставление. Верность и преданность по отношению к личности антропоморфического общества, наделенного такими архаичными свойствами человеческой натуры, предполагают наличие похожих архаических склонностей у самого ревнителя. Применительно к целям экономической теории отношение вассальной зависимости, будь то от материальной или надматериальной личности, нужно рассматривать как разновидность того личного подчинения, которое составляет столь значительную долю в хищническом и условно-миролюбивом жизненном укладе.
Варварское представление о божестве как о воинственном предводителе, склонном к властной манере правления, сильно смягчается вследствие тех более кротких манер и более умеренного образа жизни, которые характеризуют стадии развития общества между ранним хищничеством и настоящим временем. Но даже после такого укрощения благочестивого воображения и последующего отмирания тех более грубых черт поведения и характера, которые ныне принято приписывать божеству, в общем понимании божественной натуры и темперамента все еще сохраняется достаточно заметный след варварских представлений. В результате получается, например, что качества божества и его отношений с жизнью человеческого общества для проповедников и авторов служат действенными основаниями к образным сравнениям, заимствованным из военной терминологии и хищнического образа жизни, а также к выражениям, которые предполагают завистническое сопоставление. Фигуры речи такого рода используются широко даже в наши дни при обращении к менее воинственной публике, состоящей из приверженцев веры в ее мягких вариантах. Такое умелое употребление варварских эпитетов и поводов к образному сравнению популярными лекторами говорит в пользу того факта, что современное поколение сохранило живое восприятие варварского чувства собственного достоинства и варварских добродетелей, а также в пользу того, что между благочестивым взглядом на мир и хищническим складом ума существует некоторое соответствие. Лишь по зрелом размышлении благочестивое воображение нынешних молящихся способно породить отвращение, когда объекту их поклонения приписываются свирепые эмоции и карающие действия. Обычное наблюдение позволяет отметить, что кровожадные эпитеты при описании божества обладают в общем понимании высокой эстетической и почетной ценностью. Иными словами, намеки, кроющиеся за этими эпитетами, вполне приемлемы для нашего бездумного восприятия.
Глазам моим Всевышний в величии предстал.
Былые гроздья гнева во прах Он растоптал,
Мечу разящих молний врагов Своих предал.
Он истинно грядет![55]
Направляющий образ мысли у человека благочестивого лица ведет к архаическому жизненному укладу, который во многом пережил пору своей полезности для удовлетворения экономических потребностей современной коллективной жизни. В той мере, в какой организация экономики соответствует потребностям современной коллективной жизни, этот уклад пережил былые отношения статуса, и теперь нет места отношениям личного рабского подчинения. В том же, что касается экономической производительности общества, чувство личной зависимости и тот общий склад ума, который в этом чувстве выражается, суть пережитки, не позволяющие развиваться новому и мешающие достаточному приспособлению человеческих институтов к существующей ситуации. Тот склад ума, который больше всего годится для целей миролюбивого производительного общества, есть тот прозаический склад, который признает ценность материальных явлений просто как элементов механической последовательности, не скрывающей ничего другого. Этот умственный настрой не приписывает инстинктивно предметам и явлениям какой-то анимистической предрасположенности и не обращается к сверхъестественному вмешательству как к объяснению приводящих в недоумение явлений, а также не полагается на то, что невидимая десница придаст событиям полезный для человека ход. Для соответствия требованиям наивысшей экономической полезности в современных условиях мировой процесс должен привычным образом трактоваться с точки зрения поддающихся количественной оценке бесстрастных сил и последовательности событий.
Если отталкиваться от современных экономических потребностей, благочестие во всех, пожалуй, случаях нужно рассматривать как пережиток более ранней стадии коллективной жизни, то есть как признак задержки в духовном развитии. Конечно, остается справедливым тот факт, что в обществе, где экономическое устройство во многом по-прежнему опирается на статус, где мнение людской массы в основном складывается через отношения личного господства и личного подчинения, где по любым причинам, будь то традиция или унаследованная склонность, население в целом проявляет сильное расположение к соблюдению обрядов, там благочестивый склад ума у любого человека из числа среднего для общества должен рассматриваться просто как черта преобладающего образа жизни. Поэтому благочестивого человека в благочестивом обществе нельзя считать примером возврата в прошлое, так как в этом отношении он стоит наравне с обществом как таковым. Но с точки зрения современной производственной ситуации исключительное благочестие, то бишь религиозное рвение, которое заметно превышает средний уровень благочестия в обществе, можно с уверенностью считать во всех случаях атавистической чертой.
Разумеется, в равной степени обоснованно будет рассматривать эти явления с иной точки зрения. Они могут оцениваться применительно к иным целям, и предложенное здесь описание их характеристик допустимо представить в обратном порядке. Рассуждая с точки зрения религиозной заинтересованности, то есть благочестивого вкуса, можно с равной убедительностью заявить, что духовное восприятие, взращиваемое в людях современной производственной жизнью, является неблагоприятной для свободного развития веры. Можно также справедливо отметить, что в связи с современным развитием индустриального процесса наблюдается тяготение к «материализму» и к уничтожению сыновнего благочестия. С эстетической точки зрения, опять-таки, можно было бы высказать нечто сходное. Но при всей обоснованности и ценности подобных размышлений и стоящих за ними целей они были бы неуместны в настоящем исследовании, которое имеет дело с оценкой этих явлений исключительно с экономической точки зрения.
Крайне важное экономическое значение антропоморфического склада ума и приверженности к соблюдению обрядов благочестия может послужить оправданием для дальнейшего обсуждения предмета, который не может не быть неприятным как экономическое явление для общества, столь благочестивого, как наше. Соблюдение религиозных обрядов важно экономически как показатель сопутствующего варианта темперамента, которым сопровождается хищнический склад ума и который тем самым обнажает наличие черт, бесполезных в производственном отношении. Это свидетельство того умственного настроя, который сам по себе не лишен определенной экономической ценности в силу влияния на полезность индивидуума для производства. Впрочем, более явная экономическая ценность здесь состоит также в том, что происходит изменение экономической деятельности общества, прежде всего это касается распределения и потребления товаров.
Наиболее явное экономическое значение соблюдения обрядов видно в благочестивом потреблении материальных благ и услуг. Требуемое всяким культом потребление церемониальной параферналии (алтари, храмы, церкви, одеяния, жертвоприношения, Святые Дары, праздничные облачения и так далее) не служит непосредственному материальному назначению. Весь этот материальный набор можно поэтому, не имея в виду порицания, трактовать в целом как совокупность предметов нарочитого расточительства. Подобное справедливо, вообще говоря, и для личного услужения такого свойства, будь то церковное образование, церковная служба, паломничество, посты, священные праздники, семейные обряды и тому подобное. В то же время обряды, при исполнении которых происходит нарочитое потребление, служат к расширению и продлению моды на тот образ мысли, что лежит в основе антропоморфического культа. Иными словами, они способствуют распространению образа мысли, который свойственен обществу статуса. Тем самым они препятствуют более полезной организации производства при современных условиях и выступают главными барьерами на пути развития экономических институтов в направлении, которого требуют нынешние обстоятельства. Для настоящего рассмотрения можно считать, что как прямые, так и косвенные следствия такого потребления наносят ущерб экономической производительности общества. Далее, с точки зрения непосредственного применения в экономической теории, потребление материальных благ и приложение усилий в служении антропоморфическому божеству ведет к снижению жизнеспособности общества. Вопрос о том, в чем могут заключаться более отдаленные, косвенные, нравственные последствия этой категории потребления, не допускает краткого ответа и рассматриваться здесь не может.