городный», «неблагородный», «высший», «низший» и так далее, имеют значение лишь как показатели взглядов и мнений дискутирующих: их употребление дает понять, достоинства каких знаний отстаиваются – новых или старых. Все эти эпитеты отражают почтение или унижение; иначе говоря, они употребляются при завистническом сравнении и в конечном счете подпадают под категорию почетного или позорного, то есть относятся к кругу понятий, характерных для системы жизни общества, где царит режим статуса. Это, по существу, отражения спортивности – хищнического и анимистического склада ума; указания на архаическую точку зрения и представление о жизни, которое, возможно, пригодно для хищнической стадии развития общества и для хищнического экономического устройства, каковые когда-то породили это представление, с точки зрения экономической пользы в более широком смысле это, безусловно, бесполезный анахронизм.
Классические науки со своим обособленным положением в схеме образования, за которое с таким усердием держатся высшие учебные заведения, содействуют установлению особого интеллектуального восприятия, снижающего экономическую производительность современного поколения образованных людей. Это происходит благодаря не только сохранению архаического идеала человеческой личности, но также через навязывание разделения знаний на почетные или позорные. Данный результат достигается двумя способами: 1) внушением привычного отвращения к тому, что является просто полезным, в противоположность тому, что почетно, вследствие чего вкусы новичка в знаниях искажаются таким образом, что он начинает искренне находить удовлетворение исключительно (или почти исключительно) в таких упражнениях ума, которые обычно не приносят никакой производственной или социальной выгоды; 2) расходованием времени и сил обучающегося для приобретения знаний, которые не имеют никакой пользы, разве что в той мере, в какой эти знания по общественному согласию включаются в сумму обязательных для учащегося и тем самым оказывают воздействие на манеру выражения и терминологию, принятые в практически полезных отраслях знания. Если не считать указанного терминологического затруднения (каковое представляет собой следствие моды на классические науки в прошлом), знание древних языков, например, не имело бы никакого практического значения для исследователей или ученых, не связанных напрямую преимущественно с лингвистикой. Разумеется, все сказанное ни в коей мере не относится к культурной значимости классических наук, и никто не имеет намерения с пренебрежением взирать на классику, или к тем направлениям, которые проистекают из ее изучения. Эти направления выглядят экономически бесполезными, но данное обстоятельство, при всей своей очевидности, не должно беспокоить того, кто обладает возможностью обретать утешение и силу в познаниях из области классических наук. Тот факт, что классическое образование снижает трудовые способности учащегося, обычно ускользает от внимания тех, кто ставит трудовое мастерство невысоко по сравнению с приверженностью благопристойным идеалам.
В силу того обстоятельства, что в нашей системе образования эти знания стали частью элементарных требований, способность к постижению ряда мертвых языков Южной Европы не только льстит человеку, который находит случай похвалиться своей образованностью в этом отношении, но и служит в то же время рекомендацией всякому ученому перед публикой, как неподготовленной, так и возвышенной. Ожидается, что на приобретение этих, по существу, бесполезных сведений придется потратить сколько-то лет, и отсутствие таких познаний заведомо создает предположение о спешном и поверхностном обучении, а также о вульгарной практичности, которая столь противна общепринятым нормам серьезной учености и интеллектуального почета.
Изложенное выше заставляет вспомнить все то, что происходит при покупке любого предмета потребления покупателем, который не искушен ни в материалах, ни в мастерстве обработки. Он оценивает стоимость предмета главным образом на основании явной дороговизны отделки тех декоративных частей и деталей, которые не имеют прямого отношения к внутренней полезности предмета; при этом предполагается, что существует какая-то не поддающаяся четкому определению зависимость между внутренней ценностью предмета и стоимостью украшений, добавленных для скорейшей продажи. Допущение того, что обыкновенно не может быть серьезной учености там, где отсутствует знание классических и гуманитарных наук, приводит к нарочитому расточительству большинством студентов времени и сил, затрачиваемых на приобретение таких знаний. Принятое в обществе настаивание на толике нарочитого расточительства как признаке всякого почетного образования оказывает влияние на наши каноны вкуса и полезности в вопросах знаний, подобно тому как тот же принцип влияет на наше суждение о полезности производимых товаров.
Верно, что, поскольку нарочитое потребление в качестве средства достижения почета все больше и больше вытесняет нарочитую праздность, сегодня освоение мертвых языков больше не является столь строгим требованием, каким было когда-то, а его «талисманная» сила залога учености существенно ослабела. При всем том справедливо будет отметить, что классические науки не утратили своей ценности в качестве залога схоластической почтенности, ведь для достижения этой цели необходимо лишь, чтобы ученый мог представить в доказательство какие-то знания, которые признаются обществом как свидетельства расточения времени, а классические науки очень для этого подходят. В самом деле, почти не возникает сомнений в том, что именно их полезность в качестве доказательства растраченных сил и времени, то есть денежной силы, обусловливающей такую расточительность, обеспечила классическим наукам особое положение в схеме высшего образования и привела к тому, что эта ученость признается наиболее почитаемой. Лучше любой другой суммы знаний она служит пристойным целям великосветского образования и является потому действенным средством приобретения почета.
В этом отношении до недавнего времени классические науки едва ли имели соперников. На европейском континенте опасного соперника у них нет и сейчас, но с вторжением в число признанных ученых дисциплин атлетики последняя – если ее можно безоговорочно относить к сфере образования – сделалась соперником классических наук в борьбе за первенство в образовании праздного класса в американских и английских учебных заведениях. Учитывая те цели образования, которые преследует праздный класс, атлетика обладает очевидным преимуществом перед классическими науками, ибо спортивные успехи предполагают расточение не только времени, но и денег, а также обладание определенными, совершенно непроизводственными архаическими чертами характера и темперамента. В немецких университетах атлетику и «братства греческих букв»[74] в качестве схоластических занятий праздного класса в какой-то мере заменили искусное и различающееся по степеням пьянство и церемониальные дуэли.
Сам праздный класс и его нормы добродетели – архаизм и расточительство – вряд ли причастны к внедрению классических наук в схему высшего образования, но цепкое удерживание высшими учебными заведениями классического образования и та высшая степень почетности, которая до сих пор ему приписывается, вне сомнений, объясняются почти полным его соответствием требованиям архаизма и расточительности.
Определение «классический» всегда подразумевает расточительность и архаичность, не важно, употребляется ли оно для обозначения познаний в мертвых языках, устаревших или устаревающих форм мышления и способов выражения в живом языке или же для обозначения иных направлений ученой деятельности, в применении к которым оно менее уместно. Так, например, под классическим английским языком обычно понимают архаический вариант английского языка. Его употребление обязательно во всякой устной или письменной речи при обсуждении серьезных тем, а свободное владение этим языком придает достоинство даже самым банальным, тривиальным и нудным разговорам. Наиболее современные формы английского языка не употребляются, конечно, в письменной речи; представление о приличиях праздного класса, требующих архаичности языка, присутствует даже у наименее образованных или склонных к сенсационности авторов, причем представление достаточно сильное, чтобы избегать конфузов. С другой стороны, высочайший и наиболее традиционалистский стиль архаичного способа выражения используется, что очень характерно, надлежащим образом только при общении между антропоморфическим божеством и его паствой. Посередине между этими крайностями лежит повседневный язык разговорной речи и литературы праздного класса.
Изысканная манера выражения на письме и в устной речи является наглядным способом обретения репутации. Важно с известной точностью знать, какая степень архаичности допускается обществом при обсуждении любой заданной темы. Языковое употребление разнится от церковной кафедры до рынка, и последний, как можно ожидать, допускает употребление относительно новых емких словечек и оборотов речи даже людьми утонченного вкуса. Намеренное уклонение от неологизмов почетно не только потому, что свидетельствует о расходовании времени на приобретение устаревшей манеры речи, но и потому, что показывает – говорящий с раннего детства привычным образом был связан с лицами, хорошо знакомыми с устаревшим языком. Тем самым подчеркивается происхождение из праздного класса. Строжайшая чистота речи выступает предположительным доказательством того, что несколько предков человека последовательно проживали вдали от вульгарно полезных занятий, пусть даже такое доказательство не вполне убедительно.
Удачным с точки зрения бесполезного следования классическим образцам примером, который можно встретить за пределами Дальнего Востока, является принятая орфография английского языка. Нарушение правил правописания вызывает крайнее раздражение, и любой такой автор лишится уважения всех, кто обладает развитым чувством истинного и прекрасного. Английская орфография удовлетворяет всем требованиям канонов почтенности, что действуют под властью закона нарочитого расточительства. Она архаична, неудобна и громоздка; овладение ею требует избытка времени и сил, а неспособность усвоить ее в полной мере легко обнаруживается. Поэтому она является первейшим и простейшим признаком должной образованности, а подчинение ритуальным правилам этой орфографии необходимо для безупречной ученой жизни.