Начиналось падение. Доктор пропивал все, что было куплено в предыдущем цикле, и снова оставался в стареньком сером пальтишке с короткими рукавами и вытертой до кожи кроличьей шапке…
Однажды зимним вечером массажист У., выйдя из стационара, увидел доктора, мирно спящим в сугробе у крыльца. Он вынул из сугроба полузаметенное тельце, отряхнул от снега и привез его на трамвае домой, к родителям.
— Чуть не замерз, — сказал он, внося, гордый своим подвигом.
— Уж лучше бы замерз, — сказала мама. — Если бы кто знал, как мы устали. Все из дома тащит…
— Не хотел бы я так допиться, — сказал потом массажист У. — Чтобы родители захотели моей смерти…
Через два цикла наступил переломный день. Ночью дежурил сторож У., и вечером к нему заявился пьяный рефлексотерапевт, которого родители не пустили домой. Сердобольный сторож оставил доктора в массажном кабинете на своей кушетке, не обратив внимания на сумку подмышкой пришельца.
Утром пришел первый пациент, назначенный массажистом У. пораньше. Проснувшись от стука, массажист У открыл дверь, и, буркнув "Проходите, раздевайтесь", пошел умываться, совсем забыв про вечернего гостя. Тут пришел массажист Х. Он поднимался по лестнице на второй этаж, когда из массажного кабинета вышел пациент с растерянным лицом.
— Там, — показал он на дверь пальцем, — Там кто-то это… Уже лежит на моем месте…
Из ординаторской вышел умытый У., и они вдвоем зашли в свой кабинет. Пациент выглядывал из-за их спин.
Шторка кабинки У. была отдернута. На кушетке лежала белая мумия рефлексотерапевта. Он был обмотан в простыню до самого горла — торчали только голова и ноги — с одной из босых ступней свисал натянутый только на пальцы носок. На лице мумии лежал, свернувшись калачиком, большой черный кот с выбритой лишаем башкой и мордой, и рваными ушами. Он посмотрел на вошедших одним глазом, уткнул морду в лапы, обнимавшие подбородок мумии и громко заурчал, облизывая губы докторского тела. Его хвост стелился по подушке, в которой массажист Х. узнал свою.
— Этта что за хуйня! — возмутился он не столько видом доктора, сколько котом на своей чистой розовой подушке. Он схватил листок бумаги, через него взял мурлычущего зверя за шиворот, открыл форточку и пропихнул его на улицу. — Откуда он тут вообще взялся?
После снятия кота с лица, мумия лежала неподвижно, только ее простынная грудь тихонько вздымалась и опадала. У стенки кабинки стояли пять пустых водочных поллитровки и трехлитровая банка с водой.
— Это он за ночь столько выжрал? — ужаснулся массажист Х. — И не умер? Быть этого не может — моя же конституция! Вот это йог!
— Да, мне родители его жаловались — пять бутылок за ночь, — я не поверил! — сказал массажист У.
Массажист Х. открыл шкафчик и достал поллитровую бутылку со спиртовым раствором хлоргексидина, чтобы протереть руки после кота. Хлоргексидин они получили от старшей медсестры вчера и еще не распечатывали бутылку. Но сейчас пробки не было, а в бутылке звенела пустота.
— Он и это выпил? — выпучил глаза массажист У. — Но это же невозможно, там горечь, там хлор и он вообще смертелен внутрь! Он сжег себе весь жэкатэ! Надо ему срочно промывание, кажется, он в коме, он сдохнет сейчас! И маме моей такое будет!
В это время мумия зашевелилась, поднялась, перегнувшись как гусеница, долго возилась с простыней. Выпроставшись, доктор слез на пол, не глядя на собравшихся поднял палец, сказал: "Все нормально", и, держась за стенки, пошел в свой кабинет. Лицо его было лицо трупа недельной лежки.
— Ребята, — тронул массажиста Х. за плечо пациент. — Тут возле стола лужа, я, когда зашел, в нее наступил. Это вода?
Массажисты посмотрели. Лужа была большая и прозрачная, от нее в разные стороны струились ручейки, выявляя рельеф линолеума. Линолеум был желт, и цвет лужи не определялся достоверно. Однако массажист Х. понял ее цвет по запаху, который он принял вначале за смесь перегара с носками.
— Вода, конечно вода, — успокоил массажист Х. пациента. — Вон из банки пролил. Запивал хлоргексидин. Идите, пока в коридоре посидите, мы сейчас все уберем.
— Ты думаешь, и в самом деле вода? — с надеждой спросил массажист У., наклоняясь. — А то я тоже в нее наступил, левый носок даже промок.
— Что ты как маленький, Шамиль! — сказал массажист Х. — Какая вода? Ну, нассал человек напоследок… Надеюсь, его работа здесь закончилась?
— Еще бы! — воскликнул массажист У., выпрыгивая из хлюпнувших тапок.
КОСТОПРАВ ИЗ МЭВЭДЭ
Но истории про пьянку на этом не заканчиваются. Они вообще неисчерпаемы, однако нам нужна та, что лежит в русле нашего пунктирного сюжета. На место уволенного рефлексотерапевта пришел терапевт мануальный. Представьте большой, предположим, под метр девяносто, желудь, и вы его увидите. Добавьте глазки-щелочки за очками, руки толстые, как "Докторская" в натуральной оболочке" (только покрытая волосами), — и вы поймете, почему он выбрал путь мануализации всей, если не страны, то столицы нашей республики.
Но это был странный доктор. Он любил поэта Бродского, и, в то же время, мог, напившись на чьем-нибудь празднике жизни, выскочить из стационара и пугать вечерних прохожих, протягивая к ним свои докторские ручищи с криком: "Стоять, блядь! Я из мэвэдэ! — с последующим объяснением недоумевающим коллегам, — Вы знаете, что сами сотрудники эмвэдэ говорят только так — мэвэдэ?!". А еще он привнес новую струю в методы ломки и правки костей — применил ржавый рефлектор со спиралью, которым предварительно прогревал спины пациентов (так он решил сэкономить на согревающем растирании). Закончилось это после первых сеансов — все обожженные пожаловались заведующей Л., демонстрируя волдыри на спинах, и она попросила доктора прекратить эксперименты.
Однажды массажист Х. массировал свою хорошую знакомую. Проводя завершающие ласки, как обычно особенно близко склонился над ее спиной и подвел ладони под ее груди. Подняв глаза на шорох, он увидел в щели штор блеск бериевских очков, — новый костоправ наблюдал за его действиями. На следующий день массажист Х. услышал из кабинки, в которой трудился новый костоправ, возмущенный голос женщины:
— Минуточку, что это вы делаете? Ужас какой, сейчас же прекратите! Поглядите, он меня в спину целует!
— Тихо-тихо-тихо, — забормотал сконфуженный голос. — Вы меня не так поняли! Я сейчас все объясню, постойте, куда же вы?! Я просто поскользнулся!..
Но женщина, схватив в охапку одежду, выскочила из кабинки, и одевалась у стола, бормоча под нос что-то гневное.
— По-моему, — сказал массажист У., - это нечто человекообразное. Он пытается подражать хомо сапиенсу. Как его допустили до врачебной практики?
— Если уж нас допустили… — сказал массажист Х. — А он мединститут закончил, не чета нам!
Шло время. Массажисты все чаще наблюдали нового доктора в кабинете невропатолога Л. Он сидел на диване, протянув ноги-столбы до середины кабинета и раскинув по всей спинке дивана руки-колбасы, и о чем-то рассуждал, торжествующе поблескивая очками. Гражданка Л. ворковала в ответ и мило смеялась.
— Кажется, она нашла своего героя, — сказал массажист У. — Честно говоря, я устал. Она — параноик, после нее точно никогда не женюсь. И теперь ни одной женщине не позволю сесть мне на шею со своими бесконечными жалобами на жизнь. Вот пусть друг другу мозги компостируют. Между прочим, я вчера ей позвонил, говорю, мне приходить сегодня? Нет, говорит, у меня голова болит. А меня как толкнуло что. Пошел. Вхожу во двор, поднимаю глаза, а в ее окне — его рожа! Стоит эта глыба (я почему-то представил, какие колоды он в ее унитаз будет отваливать, жуть!), оперся на подоконник, во двор смотрит. Но я как чувствовал, из-за дерева смотрел, он меня не засек. Сегодня говорю ей утром, — ну и как с ним? Случилась, — спрашиваю, — мучительная любовь гигантов? Она даже глазом не моргнула, бровью не повела и вообще никаких кожно-физиологических реакций. Уважаю, ей никакой полиграф не страшен. Ты это о чем? — невинно так улыбаясь. — Сдурел совсем, что ли? Ну, я обрадовался, — она-то, дура, думает, что я переживать буду, а я просто рад — хорошо не бросить женщину, а на кого-то ее оставить, чтобы совесть не мучила. Да и правильно она делает — нахера ей сторож-массажист сдался?.. Но это еще не все. Сегодня после обеда что-то меня разморило, дай, думаю, прикорну в пятом кабинете. Зашел в кабинку, шторку задвинул, лег на кушетку, приготовился подремать. Тут открывается дверь, входят эти двое. Шушукаются, смеются, забрались в соседнюю кабинку, и давай там вошкаться. Слоны, бля! А я лежу как дурак, проявлять себя поздно, и подслушивать как-то… Короче, минут пять повозились, помацались, ушли. Ну, думаю, слава богу, не заметили! И тут он возвращается, — очки, наверное, забыл, — видит мои ноги и злобно так шипит: "Ишь, лежбище устроил!". Нет, ну свинья, мою женщину увел и еще возмущается!
Вечером, когда массажист Х., закончив своих пациентов раньше, ушел, костоправ, улыбаясь, сказал массажисту У.:
— Шамиль, а не сходить ли нам с вами пивка попить в "Ашхану"?
Массажист У. согласился, думая, что там-то и состоится передача женских тела и души с рук на руки по описи. Сейчас костоправ будет просить прощения, умолять войти в его положение, бормотать про любовь, которая выскочила как бандит из-за угла и поразила его в самое сердце…
Они сели за столик. "Я угощаю", — сказал костоправ, заказывая закуску и водки. "Да уж изволь, голубчик!" — подумал массажист У.
Выпили, еще раз выпили, потом умножили все это на два.
— Ты массажист, Шамиль, — сказал костоправ, — наверняка у тебя руки сильные. Давай сразимся?
И они сразились в армрестлинг. "Моя рука попала в лапу к медведю, — скажет потом массажист У. — Я утром понять не мог, чего у меня так плечо болит, и только потом вспомнил, как он меня заломал. Силу мою проверял, тестировал".
Потом они выпили еще, и массажист У. решил перейти к делу, чтобы быстрей с ним покончить, пока противник еще не сильно пьян, пока не началось "мэвэдэ". Обгрызая куриный окорочок, он сказал: