- Иииии, - запищала она, поворачиваясь и спускаясь с крыльца.
Он захлопнул дверь, поднялся, снял с плитки чайник, налил в кружку, хлебнул, взял из пепельницы бычок, прикурил, осторожно посмотрел в окно, - двор был пуст. Ходил нервно, бормотал: "вот и помогай людям!". Потом лег на диван, закрыл глаза. Потом встал, присел к столу и дописал в блокноте: "Я больше не приду! Спасибо тебе, господи! А вот и я, а ты думал, я больше не приду? О, боже!". Снова встал и начал ходить по комнате, грызя ручку и улыбаясь. Рождался новый рассказ.
Но не этот.
ЛЮБОВЬ И РИФМА
Раз уж в нашем повествовании мелькнула поэзия, расширим тему. Есть такие рифмы, которые, по причине своей затертости, даже произносить неприлично. Разве что, шутя, как сделал "наше все", который, написав "морозы", зашел было в тупик, но ловко выкрутился, навязав читателю то, что читатель и так ждал, злорадно надеясь на поражения гения. Пройдем и мы великим следом - сначала расскажем про любовь, а потом и про ее рифму - и достаточно прямым текстом.
Шел четвертый сеанс. Пора, - решил он, чувствуя полное доверие ее тела к его прикосновениям.
Ее светлые волосы были коротко стрижены и слегка взъерошены. Она лежала перед ним на кушетке в одних стрингах и нежилась под его руками.
- Удивительно! - говорил он. - У вас такая классная фигурка - так бы и обвел ее мелом на кушетке, чтобы примерять злобным Прокрустом всех остальных.
- Каким-каким хрустом? - спрашивала она, смеясь.
- Ну, это такой мифический герой, у которого была своя мерка, по ней он или вытягивал пациента, в смысле - гостя, - наверное, вы правы, с хрустом, - или укорачивал подрубанием. Вот и я буду по вашей мерке вытягивать, или топориком тюк-тюк, рубаночком вжик-вжик...
- Ужас! - смеялась она. - А я наоборот своей фигуры стесняюсь, плечи широкие, таз узкий, будто я культуризмом занимаюсь. Не знаю, откуда такая конфигурация взялась, да еще при таком росточке маленьком. Как мальчишка.
- А я просто обалдел... И пусть я буду латентным гомосексуалистом, и пусть вы сейчас обидитесь, но я никак не могу сдержаться...- говорил он, наклоняясь все ниже над ее спиной. И когда его дыхание защекотало ее поясницу, а пальцы его вытянутой руки заскользили от ее пятки все выше, (главное, подготовленная неожиданность и нежная, готовая отступить по первому недовольному движению атака - одновременно с разных флангов), она повернула голову, и, весело-изумленно глядя на него через плечо, прошептала (за перегородкой масажист У. массировал очередную бабушку):
- Нифига себе! Но так приятно, черт возьми, что я не...
И уронила лицо в подушку. А через минуту ласк, откликаясь на едва заметную просьбу его рук, крадущихся по ее вздрагивающим бокам, чуть приподнялась и опустилась маленькой грудью в его предупредительно подведенные ладони...
Когда вся подушка была истерзана ее коготками, когда вся ее спина и ноги (и все очаровательное и трепетное между), были исследованы его губами, он потянул ее за плечо, и она перевернулась, глядя на него, разрумянившаяся, с сонной улыбкой. Он коснулся губами уголка ее губ, и, не давая ей поцеловать его, ушел ниже, поочередно беря губами растущие навстречу соски, беря рукой ее безвольную руку и опуская в дебри своего халата, лихорадочно расстегиваясь и отпуская горячее желание прямо в прохладный плен ее пальцев...
Увы, в такие моменты кровь отливает от мозга в таком количестве, что зоны, отвечающие за осторожность, отключаются. И вот он уже сверху, и, поворачивая голову влево, он видит ее загорелое бедро с золотыми от солнца волосками, и ее ноги обхватывают его поверх халата, и буквально на третьем его, еще осторожном движении она громко выдыхает "А-а-а!", и ее начинает колотить - "А-а-а!" - кричит она, и он, продолжая движения, в ужасе пытается закрыть ее рот своим плечом, думая даже, хорошо бы подушкой, бормоча "Тихо-тихо!", но она-а-а-а-а...
И тут же за перегородкой, пытаясь заглушить, запевает над бабушкой массажист У. - чудесный баритон, прекрасный слух, несостоявшийся певец.
- А любовь, а любовь, золотая лестница, - громко поет он, - золотая лестница без перил...
Наконец она утихает. Лежит, вздрагивая, откинув голову назад, ерошит его волосы. Из-за шторы появляется возмущенное лицо массажиста У. "Вы с ума сошли!" - беззвучно артикулирует он и крутит пальцем у виска. Она смотрит на него, перевернутого, и улыбается. Он смотрит на нее, забыв о гневе, наконец, опомнившись, задергивает штору и, откашлявшись, говорит громко, в расчете на глухоту бабушки:
- Что, точки, что ли, болезненные взял? Мучаешь пациентку, изверг?
- Да она совсем себя запустила, - отвечает массажист Х., стекая на пол. - Тут и не так закричишь при таком остеохондрозе...
- А ты знаешь, - уходя, сказала она ему на ухо. - Это мой первый оргазм с мужчиной. Только мастурбацией и могла... Никак не получалось, а тут... Я вон денежку оставила под плинтусом - чтобы вернуться...
- Вот это было зрелище, - сказал, когда она ушла, массажист У. - Ты был как белый орел, терзающий лань, - халат накрывал вас как белые крылья, а из-под него по обе стороны - ее загорелые коленки! А лицо у нее было такое - вся вселенная в глазах! И она смотрела на меня, совершенно не стесняясь! Клевая девчонка, такая живая, непосредственная! Когда она закричала, моя бабуська аж вздрогнула! Пришлось запеть. А про себя думаю, ну что ты за скотина, а? Как можно такое творить прямо здесь - вдруг бы кто зашел? Даже соскочить не успел бы! Прошу тебя, держи себя в руках, а то все залетим тут...
Конечно, она пришла к нему на дежурство. И было весело и хорошо, и он нарядил ее, голую, в чистый белый халат, и запускал под него ласковые руки, и эта как бы одетость (застегнуть на две пуговицы посредине, чтобы сверху и снизу приоткрывалось ее загорелое, тонкое) жутко возбуждала обоих, и все произошло на диване прямо на халате - только расстегнуть те самые пуговицы.
А когда все закончилось, и она встала с дивана, они увидели...
- Этого я и боялась! - сказала она, снимая и рассматривая. - Протекла, блин! Думала, завтра начнется, но ты поспособствовал. Это чей халат, твой? И как его теперь в стирку сдашь?
- Не мой, - сказал он, любуясь красным на белом. - Шамиля, второго массажиста. Но как красиво! Закат зимой! Ладно, постираю...
И, свернув халат, он бросил его обратно в шкаф.
Наутро он забыл про пятно, и рассказал массажисту У. только самое приятное. А через день...
- Я в шоке, - сказал массажист У. - Вчера с дежурства пошел домой к Л. Купил винца, себе водки, ну пожрать... Иду, летний вечер, красота! Прихожу, а у нее лицо - такого я никогда не видел! Не бывает у женщин таких лиц! Безо всяких предисловий достает мой халат - вчера постирать его взяла из шкафа, - разворачивает и показывает, - что это? Я смотрю, ничего понять не могу. На моем халате красное пятно пониже спины. (Массажист Х. прыснул, живо представив лицо У. в этот момент). Не знаю, говорю, на вишню сел, что ли? Но сам вижу, цвет какой-то знакомый, не вишневый ни разу. Ах, ты издеваться? - говорит она, и прямо этим пятном мне в морду - шершавенько так, неприятно. Это, говорит, кровь, чтоб ты знал! Отвечай, откуда? Я говорю - может, порезался кто? А сам в голове разные варианты кручу, но ничего подходящего! И сдуру говорю, в шутку как бы, - наверное, говорю, это от тяжелой работы у меня геморрой лопнул. Ага! - говорит она, так ты что, без штанов массировал кого-то? Нет, говорит, дорогой, - а сама все мне в морду это пятно сует, я уворачиваюсь, как кот, которого в его ссаки тычут, - нет, говорит, это не геморрой, это у тебя месячные начались, - на, понюхай и запомни на будущее! А если не у тебя, то признавайся, у кого? И тут до меня начало доходить. Ну, подумал я, кроме тебя некому. Так что сознавайся - твои месячные?
- Да я и не таюсь, - сказал массажист Х. - Просто забыл вчера сказать, я же не знал, что она твои халаты стирает! Может, и трусы тоже? Ладно, не волнуйся, сейчас пойду, объяснюсь.
Он пришел в ординаторскую и сказал:
- Ты уж на Шамиля не ругайся, это я виноват. Взял его халат для своих, как бы это сказать, утех. Ну и попачкали немного. Я ж не знал, что ты его заберешь. Где он, я сам его постираю.
- Постирай, и отдадим в поликлинику хирургу. Ему, алкашу, все равно, а вот Шамилю нефиг такой халат носить, это же мертвая кровь, - сглаз, порча... - сказала она, явно отходя душой. - А ты, между прочим, мне диван тут сломал - он теперь падает, когда на него садишься. Налаживай давай...
Но когда он уходил, она вдруг остановила его на пороге вопросом:
- Погоди-ка... Я что-то не поняла - а зачем ты на нее халат надевал? То есть сначала раздел, а потом халат надел? Зачем? - воскликнула она и посмотрела, прищурившись, словно решала в уме дифференциальное уравнение. - И еще... Зачем мне Шамиль тогда про геморрой врал? Мог бы просто сказать: не знаю! Странно. Учтите, я ведь еще и психолог по дополнительному образованию, меня так просто не проведешь. Все-то вы врете, мальчики...
МЕСТЬ ЮНЫХ БОГОВ
А не пора ли, друзья мои, оторваться от этого сладкого предмета? Он затягивает. Если скажете - нет, - значит, вам нужно тотчас прекратить чтение. А если - да, то прислушайтесь к моему совету - прервемся. Иначе, еще немного, и я пущусь во все легкие, путая сезоны и персонажей, открывая все кингстоны и погружаясь в море радости, - но разделит ли ее со мной читатель в таком объеме? Нужно перемежать, а, значит, используя предыдущую кровь как причину, перейдем к следствию. Вспомним, что предвещали кровавые пятна на простыне Гекубы в знаменитом монологе, читанном актером по просьбе молодого датчанина. Нет, не вспоминайте Лозинского и Пастернака, обратитесь к первоисточнику, или, на худой конец, к труду автора, - они предвещают пожары. К ним и перейдем.
Стояла жаркая осень 1995 года. Это вообще был тревожный год - 1