Учиться у трехлетки
Однажды, когда я загружал посудомоечную машину, закончилось моющее средство. Я не был уверен, что в коробке, стоящей рядом с пустой упаковкой порошка, было то, что мне нужно, но решил – разберемся, и засыпал его в машину. Через несколько минут из нее полезла густая пена. Кошмар! Я остановил посудомойку, вытер и заглянул внутрь: там были вода, посуда и дикое количество пены. Спустить воду из аппарата не представлялось возможным, поэтому я решил: пусть программа закончится, а если пена полезет и дальше, буду вытирать ее. Посреди всего этого безобразия ко мне присоединился трехлетний сын Йохан Каспар, который пришел в восторг от происходящего. Вместе со мной он вытирал белоснежные пузыри, снова и снова вываливавшиеся из машины. Когда их количество постепенно уменьшилось, Йохан Каспар стал делать небольшие перерывы, во время которых что-то с выражением бормотал, обращаясь к машине. «Что ты делаешь?» – спросил я. «Говорю с пеной», – ответил малыш. «С пеной?» – я удивился. «У нее нет глаз, и она ничего не видит. Она не понимает, куда ей деваться, вот и лезет куда не надо».
Мой трехлетний сын столкнулся с той же неприятной ситуацией, что и я, но вместо того, чтобы мечтать как следует пнуть посудомоечную машину, он проявил эмпатию по отношению к пене и попытался общаться с ней как с разумным существом. Он заметил, что у нее нет глаз, и решил, что она заблудилась. Ей нужна была наша помощь. Одна ситуация, один исходный набор данных – два способа осмысления.
С этого момента мы мысленно общались с изливающимся наружу белым существом. Йохан Каспар и я больше не разговаривали. Мы поймали единый ритм и теперь обращали внимание только на то, что требовалось «незрячему созданию» для поиска правильного выхода из посудомоечной машины.
Давайте разберем эту историю, используя модель полей из главы 15. Загрузка машины и бездумное использование неправильного моющего средства представляет собой превосходный пример загрузки в принципе. Когда пена полезла наружу, я перепрыгнул с уровня 1 (загрузка) на уровень 2: «Кошмар!» (при виде беспорядка). Потом попытался справиться с неполадками. Проблема заключалась в том, чтобы суметь не опуститься до осуждения («Почему нельзя производить посудомоечные машины с функцией спуска воды?»), сохранить спокойствие и проанализировать имеющиеся варианты. Если бы я пошел по пути осуждения, додумался бы до многочисленных других вещей, которые меня раздражают, и, наверное, просто пнул бы машину ногой. Это направление привело бы меня прямиком в пространство отсутствия, к циклу отрицания и разрушения. Сначала ты пинаешь машину, потом… нам всем это хорошо знакомо: цикл отрицания и разрушения полон петель обратной связи, дополнительно усиливающих деструктивное поведение.
Этого не произошло, так как Йохан Каспар взглянул на ситуацию с другого уровня – с поля 3 (он настроился на состояние того, что счел живым эволюционирующим существом, и начал общаться с ним). Он показал поведением, что нужно не пинать машину, а погрузиться в ситуацию, вжиться в нее и затем действовать. Когда мы нашли должный ритм и настрой, объяснять уже не требовалось. Мы знали, что необходимо сделать, и легко выполняли это (что в двух словах иллюстрирует уровень 4).
В этой истории есть три момента, на которые я хотел бы обратить особое внимание. Во-первых, осознанность и чувствующее присутствие могут возникнуть в любой момент, где угодно, прямо посреди повседневности. Для этого не нужно летать на Луну и обратно (хотя некоторым пришлось проделать именно этот путь). Чтобы достичь необходимого состояния, требуется лишь определенный сдвиг внимания.
Во-вторых, чем сильнее давление, испытываемое от внешней проблемы (чем больше безобразие передо мной), тем более естественным кажется «переход на темную сторону» отсутствия (пнуть машину). Этот эффект я подробно объясню ниже.
В-третьих, ключевой момент перехода к полям 3 и 4 заключается в том, чтобы прекратить взаимодействовать с объектами и начать обращаться со всем, с чем мы взаимодействуем, как будто это разумные существа, с которыми можно установить внутреннюю связь (пена как существо без глаз).
Театральные подмостки и коллективное поле
Никогда не забуду восхитительное чувство, которое я испытал в восьмом классе, впервые играя главную роль в школьной театральной постановке. Ты подготовился как мог, наизусть знаешь свои слова и реплики. Спектакль вот-вот начнется, занавес сейчас поднимется. Голоса в зрительном зале затихают. И тебе вдруг кажется, что Земля больше не вертится, она остановилась. Долгие месяцы подготовки съеживаются в жалкую точку отчаяния и ощущения никчемности. Все напрасно. Ты забыл все, что учил. Ты в ужасе, одинок, в шоке и держишься из последних сил – не потому что сохранил мужество, а потому что уже слишком поздно, чтобы сбежать (хотя эта мысль посещает тебя). Слабо осознавая, что происходит, видишь, как поднимается занавес. Слишком поздно. Время остановилось.
Огни театральной рампы ослепительно светят в лицо, на тебя направлено всеобщее внимание, вокруг бурлит энергия. Словно в замедленном кино, ты, запинаясь, произносишь начальные слова и делаешь первые жесты. Погружаясь в пьесу, вдруг осознаешь, что не один. Другое «существо» общается с тобой вплотную – это зрители. Их внимание создает поддерживающую среду, которая направляет твои действия. Ты ощущаешь это. Эта среда – канал связи с внутренним источником энергии, с подлинным «Я».
В этом примере я как актер выхожу на сцену в режиме загрузки, имея в активе все 820 строк, которые в пьесе Шекспира говорит Просперо. Когда взвивается занавес, сопротивление проявляется через страх: потерпеть неудачу, застрять на чем-то, не вспомнить ни строчки, находясь перед тремя сотнями зрителей. Я переступаю порог и начинаю действовать. После нескольких первых привычных движений тщательно выученная роль переходит с полей 1 и 2 на уровни 3 и 4: меня подхватывает поток глубинного чувствующего присутствия и зарождения.
Как это происходит? Благодаря коллективному поддерживающему пространству, трем сотням зрителей, сопереживающим родителям и друзьям, сердца и умы которых широко распахнуты и которые волнуются за своих близких.
Здесь сопротивление (страх) появляется в самом начале. За ним следует прыжок в глубокий поток, возникающий благодаря коллективной поддерживающей среде любящей аудитории. Эта среда вытесняет темное пространство, заставляет его исчезнуть. Коллективные механизмы могут освободить нас от него или, как иллюстрирует следующая история, запереть в социальном пространстве отсутствия.
Секретарша Гитлера
Траудль Юнге была простой женщиной из сельскохозяйственного района Германии. Она рано потеряла отца, оказавшись таким образом в сложной финансовой ситуации и лишившись возможности получить творческую профессию, о которой мечтала. Совершенно случайно попала в Берлин, с помощью дяди нашла работу и приняла участие в конкурсе машинисток, который и выиграла. Вскоре после этого с ней побеседовал человек с мягким голосом и располагающими манерами, искавший новую секретаршу. Его звали Адольф Гитлер, и он взял ее на службу.
В последние дни войны, после самоубийства Гитлера в бункере, Траудль выбралась наружу, в мир, лежавший в руинах.
Она попыталась бежать в Южную Германию, но была задержана советскими войсками в Берлине. Так как Юнге никогда не была членом НСДАП[261], ее отпустили, и она поселилась в Мюнхене. Вскоре после этого женщина увидела мемориальную доску небольшой антифашистской группы «Белая роза» (Die Weisse Rose), действовавшей в Мюнхене, члены которой были казнены нацистами. Взглянув на доску, она пришла в ужас от того, что основные деятели организации родились тогда же, когда и она, – в 1920 году. Именно в этот момент Траудль осознала, что она и ее поколение никогда не смогут спрятаться за оправданиями. Членам «Белой розы» было столько же лет, сколько и ей, но, в отличие от нее, каждый из участников группы сознательно выбрал свою участь. Она поняла: что бы ни делала и в чем бы ни участвовала, за все несет полную личную ответственность, – прикрыться коллективной судьбой поколения больше не удастся. Много лет Траудль Юнге не давала интервью, лишь незадолго до смерти побеседовала с известным австрийским писателем Андре Хеллером. За несколько дней до трансляции интервью сообщила ему, что только сейчас, 50 лет спустя, начала прощать себя. На следующий день после передачи секретарша Гитлера умерла[262].
Ее отчет о последних неделях в бункере отличают необычайная точность и ясность описаний. Кажется, что разум и память функционировали как камера высокого разрешения. Юнге описывала многочисленные события до мельчайших подробностей. Она была одаренным и правдивым сторонним наблюдателем: если не могла припомнить те или иные картины или события, честно говорила об этом, осознавая лакуны в памяти.
Вот как Траудль Юнге описывает то странное общество, запершееся в бункере. Гитлеровская верхушка скрывалась за 11-метровыми стенами, под землей, на поверхности которой одна за другой рвались бомбы. Советская армия была всего в нескольких кварталах от убежища. Армия Гитлера доживала последние дни, пройдя путь от оккупации практически всей Европы до защиты своей столицы. Однако, несмотря на все «опровергающие данные», несмотря на бомбы, падавшие непосредственно на их головы, некоторые из обитателей бункера упрямо оставались верны своим идеалам. Не в состоянии принять реальность такой, какой она была, вояки цеплялись за прежние модели мышления. Реальность в виде бомб, падавших на поверхность их логова, не могла проникнуть через толстые стены их сознания. Размышляя, почему она не покинула укрытие даже после того, как Гитлер сам это предложил, Траудль говорит: «Я боялась выбраться из ощущения надежности, которое давал бункер».
Именно в этом и заключается власть ослепления (не-видения) и «окапывания» (отказа от чувствования): они удерживают нас за толстыми стенами наших бункеров и не дают осознать, что происходит в реальной жизни. И все же то, что она оставалась в укрытии, не поддается логике. Какой механизм удерживал ее там на самом деле?
Одно из объяснений этой загадки мы получим, если вообразим, что Траудль застряла в темном пространстве отсутствия, которое и тормозило ее глубинные ресурсы восприятия (открытые разум – сердце – воля). Она потеряла связь со своим подлинным «Я», что привело к ее участию в практиках антизарождения, или антиэмерджентности (рис. 16.1):
Рис. 16.1. Пространство U и антипространство
Загрузка: Траудль Юнге подробно описывает, как протекала жизнь в бункере. Все шло так, будто люди, находившиеся там, были автоматами. Соблюдались и ежедневные ритуалы, такие как чаепитие, и особые, к примеру свадьба Гитлера и Евы Браун за два дня до их самоубийства. Люди прятались за пустыми абсурдными церемониями, далекими от реальности.
Ослепление: «Находясь за глухими стенами, я была отделена от информации, необходимой, чтобы понять происходящее, – рассказывает Траудль Юнге. – Когда я впервые попала туда, возникло ощущение, что там творится история. Однако позднее я осознала, что была в своего рода слепом пятне [системы]».
Окапывание и не-чувствование: в последние годы войны Гитлер разъезжал на специальном поезде с задернутыми занавесками, чтобы не видеть разрушений. Направляясь в Берлин, машинист поезда должен был выбирать маршруты, в наименьшей степени затронутые бомбежками. Гитлер не позволял приносить в бункер цветы, потому что, по его словам, «не желал находиться среди мертвецов». Какая ирония: человек, ставший причиной гибели 55 миллионов человек, не хотел быть рядом со срезанными увядающими цветами!
Отсутствие: Траудль Юнге сложнее всего было вспомнить последние дни в бункере. Ее великолепная фотографическая память обнаруживала лакуну за лакуной, когда Траудль пыталась воссоздать свои чувства и эмоции последних дней. Казалось, эти эмоции были стерты или заморожены где-то глубоко внутри. Она описывала свои действия, как это делал бы бездушный автомат, в отрыве не только от ужасных событий, разворачивавшихся в те дни, но и от подлинного «Я»: «Мы все функционировали как машины, я не помню никаких чувств, которые мы бы испытывали. Это было некое пограничное состояние, в котором я больше не принадлежала себе».
Самообман: полное отсутствие связи между субъективными представлениями о будущем и фактической реальностью. Траудль Юнге описывает многочисленные заседания и стратегии по выходу из тупика, которые ни к чему не приводили, потому что разрабатывались на основе иллюзорных допущений. Они только углубляли пропасть между мирком в бункере и событиями снаружи. «Мы были полностью оторваны от внешнего мира, – вспоминает Юнге, – и не имели представления, как там будут развиваться события».
Прерывание: точно так же, как прототипирование имеет целью создание микрокосмоса будущего, прерывание ведет к гибели будущего. В бункере это выражалось сначала через убийство собаки, на которой проверяли действие цианида, потом через уничтожение детей, а потом и остальных людей, покончивших жизнь самоубийством незадолго до победы Красной Армии.
Истребление: Траудль Юнге рассказывает, что после самоубийства Гитлера все обитатели выглядели как кучка безжизненных марионеток, брошенных кукловодом.
Окружение Гитлера было заперто в пространстве социального антизарождения, в котором имели место и загрузка, и ослепление, и не-чувствование, и отсутствие, и самообман, и прерывание, и разрушение. Рисунок 16.1 показывает, что это темное пространство становится полной противоположностью пространству чувствующего присутствия U.
Если пространство чувствующего присутствия U представляет собой структуру созидания, теневое пространство отсутствия воплощает структуру разрушения. В основе каждой лежит самоусиливающаяся динамика. U-пространство социального эмерджентного возникновения, или зарождения, базируется на энергии от использования инструментов открытых разума, воли и сердца. Напротив, истоком теневого пространства социальной патологии служит динамика тупиков – застревания в одной-единственной правде (жесткая идеология), одном-единственном центре или коллективной шкуре (высокомерие, ненависть) и одной-единственной воле (фанатизм и насилие), – одним словом, пространство отсутствия демонстрирует все ключевые черты фундаментализма.
Всю последующую жизнь Траудль Юнге задавалась вопросом: «Почему я не ушла из бункера?»
Она не смогла сделать этого, так как глубоко застряла в пагубной модели отсутствия. Динамика, с которой она боролась, теперь возвращается. ИГИЛ, глобальный терроризм, бессмысленная жестокость, всеобщие модели социального и экологического самоуничтожения: силы отсутствия не дремлют, и нам следует четко осознавать процесс и средства его выражения, с помощью которых возникает патологическое пространство социального разрушения. Вероятно, оно реализуется, когда человеческое сообщество сталкивается с критическими ситуациями, в которых связь с открытыми разумом, сердцем и волей не активируется, а, наоборот, прерывается или замораживается.
Рисунок 16.1 помогает подытожить некоторые индивидуальные черты Теории U.
• Большинство людей на земном шаре обладают опытом взаимодействия на всех четырех уровнях. Познакомившись с Теорией U, многие говорят: «Да, мне знакомы уровни 1 и 2, то есть загрузка и видение, но я не уверен, что уже встречал 3-й и 4-й, чувствование и чувствующее присутствие». Однако далее, по зрелом размышлении, вспоминая случаи из жизни и работы, большинство довольно быстро называют и счастливые случаи пересечения порога, не осознаваемые ранее.
• Движение от уровня 1 (загрузки) к глубинным уровням системы U может произойти в любой ситуации, от регулярной поездки за город для медитации до починки дома посудомоечной машины.
• В присутствии людей, действующих со своих глубинных уровней, легче самому установить связь с этими слоями. При этом с позиции глубинного уровня может действовать даже трехлетка. В других случаях это сознавание мудрости происходит иначе, бывает, с чьей-то помощью. Иногда мы именуем этот процесс руководством.
• Если вам однажды удается связаться с источником, этого, как правило, недостаточно. Аналогичный опыт был у множества людей (которые зачастую не осознавали этого). Вопрос в том, как не прерывать эту связь, как ее поддерживать. Если упустить этот момент, возникает опасность «канонизации» единственного опыта, что, в свою очередь, может ввергнуть в пространство социальной патологии (одна-единственная правда; только лишь одни мы; одна-единственная воля). Из этого закономерно вытекает следующее положение.
• Мы можем попасть из социального пространства глубокого зарождения в темное пространство антизарождения когда угодно и в любом месте. Это происходит, если мы отказываемся держать глаза открытыми и воспринимать этот мир, отвергаем желание послужить и жертвенность. Со стороны очевидно, как секретарша Гитлера застряла в системе, которая в результате удерживала ее в информационном вакууме за 11-метровыми стенами. Но разве то же самое не происходит с каждым из нас ежедневно и ежесекундно? Разве мы не испытываем соблазна погрузиться в ситуации и системы, использующие наше нежелание думать своей головой? Как и в случае с Траудль Юнге, система бьет нас точно в слепое пятно.
Как же поддерживать связь с источником? Сохранять зоркость и трезвость восприятия.
Мышление – чрезвычайно мощный процесс, который, однако, зачастую не используется и не осознается. Оно творит этот мир! Но вместо того чтобы открыть для себя творческий потенциал реального мышления, мы по-прежнему воспроизводим усвоенные из окружения паттерны загрузки, которые связаны с реальным мышлением примерно так же, как тени в пещере Платона связаны с действительностью снаружи, ярко освещенной солнцем.
Потенциал метапроцесса мышления «заморожен» в жестко фиксированных формах и тенях поля 1 (загрузка). Он пробуждается сам и будит нас, когда мы начинаем создавать связи с реальной действительностью (поле 2, видение). Он окрыляет, помогает выбраться из темницы готовых моделей мышления, когда мы строим связи с индивидуумами вокруг и осознаём, как они воспринимают ситуацию (поле 3, чувствование). И наконец, в нашем распоряжении оказывается источник огня. Истинное мышление проистекает из пламени, пламени созидания. Мы можем приобщиться к этому огню, когда возникает связь с четвертым полем – при переходе через порог.