Школы используют такие методы обучения, которые порой наносят реальному творческому потенциалу детей больше вреда, чем пользы. Сельскохозяйственная и продовольственная система применяет экологически вредные методы, истощающие плодородный слой почвы ради производства фастфуда и чаще приводящие к ожирению, недоеданию и голоду, чем когда-либо прежде. Расходы на здравоохранение в США составляют целых 17,5 % от ВВП[308], но, несмотря на это, нет никаких фактических доказательств связи между ними и качеством здоровья граждан[309].
Вот что происходит на уровне симптомов. Но почему? Почему, живя в XXI веке, мы не в состоянии разработать более развитые социальные системы (здравоохранения, образования, сельского хозяйства, разрешения конфликтов и т. д.), самые эффективные, максимально творческие и всеобъемлющие? Что же удерживает нас от борьбы с источниками реальных проблем во всех этих системах?
Попытки решить проблемы в полях 3 и 4 методами полей 1 и 2
Мы пытаемся решить проблемы, которые требуют подхода к инновациям и переменам с позиции полей 3 и 4, с помощью технических решений на уровне полей 1 или 2. Кен Олсен пробовал применить что-то подобное в DEC, в итоге компания прекратила свое существование. Необходимые корректирующие механизмы отсутствуют сегодня в таких сложнейших системах, как здравоохранение, образование или сельское хозяйство, не говоря уже о сфере финансов и экономике развития: их приоритетное положение позволяет им оставаться на плаву вне зависимости от ошибок, просчетов и дисфункций любого рода.
Пока мы не найдем подход к решению основных системных трудностей, не сможем решить ключевые проблемы современного общества. Например, в то время как более 17 % ВВП США тратится на здравоохранение, в частности на симптоматическое лечение заболеваний, их системные причины остаются неустраненными. На коррекцию пяти поведенческих проблем: курение, алкоголь, переедание, стресс и недостаточная физическая активность – уходит 80 % бюджета здравоохранения[310].
Здесь имеется в виду поведенческий уровень. А если перейти на более глубокие? Нортин Хэдлер, доктор медицины, профессор Университета Северной Каролины, провел широкое исследование базовых системных причин, вызывающих высокий риск смертности, и выделил два ключевых вопроса:
1. Комфортно ли вы себя чувствуете в своем социально-экономическом статусе?
2. Удовлетворены ли вы своей должностью? Скажите, насколько вы счастливы на работе и насколько комфортно чувствуете себя в этом социальном статусе, и я назову ваш риск смертности![311]
Пример диалог-форума в немецкой сфере здравоохранения доказывает, что люди хотят завязывать более глубокие отношения друг с другом и с собой. И пациенты, и врачи признавали, что коммутировали и выдавали результаты, которых на самом деле не желали. И в то же время считали (почти) невозможным что-либо изменить. Почему? Что сдерживает? И что необходимо предпринять для решения базовых проблем, которые мешают делать то, что мы любим, и любить то, что делаем?
Глубинный сдвиг социального поля
Хотя многие из нас наблюдали успешные примеры изменений институтов и структур, они нередко скатываются к старым образцам поведения, так как более широкое институциональное экологическое пространство, в котором они действуют, накладывает слишком много сдерживающих требований (например, желание оправдать ожидания аналитиков с Уолл-стрит). Поэтому очевидно, что наш анализ первопричин должен включать и разбор метасистем, определяющих нынешний институциональный контекст (на глобальном уровне). Эти метасистемы включают в себя, в частности, экономические, политические, культурные и медиаподсистемы. Изначально они были дифференцированными, но сейчас в значительной степени взаимосвязаны и требуют согласования. Как же его достичь?
Как достичь координации целого, не возвращаясь к модели диктатуры одной из его частей, например священников (в теократических обществах), государства (социализм) или бизнеса (технологические гиганты Кремниевой долины)? Можно ли добиться системной координации средствами сдвига межсекторальной коммуникации от уровней 1 и 2 (загрузка и дебаты) к уровням 3 и 4 (диалог и чувствующее присутствие)?
Хотя нынешний подъем моноцентрического фундаментализма, кажется, свидетельствует о противоположном, я считаю, что на самом деле это реакция на глубинный социальный сдвиг в сторону такой же базовой взаимозависимости трех секторов (государственный – политика, частный – бизнес и гражданский – общество)[312].
Коммуникация между секторами
Рисунок 19.1 показывает взаимоотношения между этими тремя секторами в соответствии с различными типами словесного общения (глава 17): загрузка, дебаты, диалог и коллективное созидание и присутствие. Четыре круга отображают эти четыре типа вербального общения и эволюционные стадии коммуникации в современной глобальной экономической и политической системе.
Рис. 19.1. Коммуникация между секторами, типы 1 и 2
Внешний круг представляет собой пространство загрузки и отражает динамику додемократической и доконституционной коммуникации заинтересованных сторон.
Загрузка – это односторонняя структура коммуникации, которая определяет повестку дня, влияет на поведение других заинтересованных сторон и исключает их голоса из обсуждения. Известные примеры этого типа межсекторального общения – политическая пропаганда, взятки, лоббирование и реклама. Другой пример, из сферы неправительственных организаций (НПО), – когда группы поддержки атакуют ту или иную компанию, не пытаясь контактировать с ней напрямую. Эти коммуникативные структуры также односторонние (только через один канал), неинклюзивные (отвергающие другие заинтересованные стороны), за исключением пропаганды взглядов – непрозрачные и, как правило, работают за закрытыми дверями. Они призваны манипулировать поведением адресата и влиять на него в интересах отправителя (обычно за счет выведенных из процесса заинтересованных сторон).
Если все эти практики общеизвестны, то в чем, собственно, дело? По сути, проблем две. Одна заключается в том, что нет равенства в доступе к политическим и законодательным процессам. Отдельные люди и группы пользуются огромной экономической властью, в то время как другие не имеют почти никакой. Кроме того, как мы знаем из прорывной книги Мансура Олсона «Логика коллективных действий»[313], небольшие группы, вроде отраслей промышленности с очень малым количеством крупных игроков, могут организовываться вокруг своих особых интересов значительно эффективнее, чем более мощные команды, как миллионы потребителей в той же отрасли. Именно поэтому малые коллективы способны использовать свои интересы в качестве рычагов, а большие, как правило, не имеют такой возможности[314]. Таким образом, есть политический процесс, который управляется хорошо организованными группами с особыми интересами, в то время как большинство из нас не в состоянии организовать управление столь же эффективно.
Другая проблема: так как весь процесс управляется с помощью чьих-то особых интересов, ни одна группа не пропагандирует общие цели. И подобные примеры загрузки на основе односторонних коммуникаций в различных секторах (внешний круг, рис. 19.1) очень распространены.
Реклама и информационная изоляция
Термин «информационная изоляция» был введен Эли Паризером в книге «За стеной фильтров»[315]. Он утверждает: когда интернет-компании пытаются адаптировать свои услуги к нашим вкусам, непреднамеренно предоставляют нам только ту информацию, которая укрепляет наши же представления о мире[316]. Другими словами, информационная изоляция гарантирует застревание на стадии загрузки. Как пример – персонализированная новостная лента[317] Facebook и индивидуальные результаты поиска в Google.
Время, которое наши дети проводят перед экраном, за последние два десятилетия резко возросло. В 2015 году ребята от 5 до 16 лет сидели перед мониторами в среднем 6,5 часа в день[318]. В 1995-м – около 3 часов[319]. Экранное время сегодня предполагает широкий спектр не только различных устройств (ТВ, компьютеры, телефоны), но и видов деятельности. Это и телешоу, и кино, и компьютерные игры или общение с друзьями. И во все виды времяпрепровождения так или иначе попадают иные, часто встроенные, формы коммерческой рекламы.
После десятилетий относительной стабильности основных способов распространения рекламы среди детей и подростков заметен взрыв возможностей ее воздействия на молодежь с помощью новых медиа. Качества, присущие современным медиаплатформам, кардинально отличают их от других СМИ. Они пользуются интерактивностью, погружением и вирусными сообщениями.
Исследование показывает тесную связь между насилием на экране и агрессивным поведением реальных детей и подростков. Большое количество таких сцен в телесети или жестокие видеоигры могут привести к развитию враждебности, страха, тревоги, депрессии, ночных кошмаров, нарушений сна, а также посттравматических стрессовых расстройств.
Общественные дебаты
В первом издании этой книги я писал, что президентские выборы 2004 года продемонстрировали движение общественных дебатов в США к внешнему кругу (загрузка) по трем причинам. 1. Правила требовали, чтобы вопросы аудитории были представлены и утверждены до мероприятия. А во время предыдущих президентских дебатов ответы кандидатов на живые, не подготовленные заранее вопросы оказывали серьезное влияние на людей и помогали составить представление о претендентах. 2. Во время своей кампании Джордж Буш проводил встречи в мэриях, на которые были допущены только его сторонники, а команда помогала им так формулировать вопросы, чтобы показать кандидата в наилучшем свете. 3. В 2004 году 42 % американцев верили, что Саддам Хусейн несет ответственность за взрыв Всемирного торгового центра в 2001 году; подобное ошибочное восприятие иллюстрирует искажение общественного мнения посредством политической пропаганды[320].
Общественные дебаты в преддверии президентских выборов 2016 года низвели идею «публичного» обсуждения еще сильнее. В январском отчете 2016 года, сделанном Media Matters, было заявлено, что «ведущие дебатов задали 94 несущественных вопроса о политической гонке, промахах кампании и прочих темах, не имеющих непосредственного отношения ни к одной политической проблеме. Для сравнения: было задано всего девять вопросов об изменении климата планеты»[321].
Лоббирование
В преддверии президентских выборов 2016 года газета New York Times сообщила, что 158 семей, включая компании, которыми они владеют или управляют, внесли финансовый вклад в первый этап президентской кампании размером 176 млн долларов. Статья гласила: «Последний раз такой узкий круг людей и организаций вносил настолько крупную сумму для поддержки президентской кампании на столь ранней ее стадии еще до Уотергейтского скандала, причем большая часть средств была внесена по каналам, легализованным решением Высшего суда Citizens United пять лет назад»[322].
Загрузка как преобладающий способ коммуникации с потребителем (реклама), способ публичных бесед (политическая пропаганда) и законодательства (лоббирования особых интересов и влияние пожертвований) – словно ядовитая пленка, затрудняющая функционирование основных институтов демократии и рыночной экономики[323].
Второй круг приводит примеры интерактивной двусторонней межсекторальной коммуникации, которую я выше определил как «дебаты». Одним из примеров можно назвать сферу рынка, которая предлагает разнообразие выбора потребителям. Их решения о покупке того или иного товара становятся средством обратной связи с компаниями («голосуют кошельком»). Это также основанная на споре защита интересов ключевых сторон, в которой побеждает лучшая аргументация; это политические дебаты и слушания, предлагающие разнообразие точек зрения и перспектив; это выборы, в которых граждане своими голосами дают обратную связь политикам. Рост популярности интернета в качестве платформы для высказывания своих мнений, то есть таких средств, как блоги, чаты и другие виды сообществ, увеличивает количество каналов, которые отдельные люди и все вместе могут использовать для обратной коммуникации с институтами правительства и компаний. Эти типы межсекторального соединения интерактивны, двусторонни, основаны на информационно-пропагандистской деятельности, а также более инклюзивны (потому что включают больше заинтересованных сторон) и прозрачны.
Второй круг отражает суть интерактивного общения внутри современных демократических и экономических институтов и между ними.
Важнейшие проблемы нашего века, такие как глобальное изменение климата и безопасность, требуют от общества перехода из первого во второй круг (восстановление рыночной экономики и демократии). Кроме того, они вынуждают двигаться из институционального статус-кво (второй круг) к двум внутренним кругам, так как справиться с современными проблемами средствами нынешней институциональной структуры, восходящей к XIX и XX векам, невозможно.
Рис. 19.2. Коммуникация между секторами, типы 1–4
Третий круг демонстрирует тип межсекторальной коммуникации, которую мы обычно называем многосторонним диалогом. Он создает дискуссию с участием всех заинтересованных при многостороннем взаимодействии. Программа действий открыта и прозрачна для всех участников, не подвергается жесткому контролю, развивается; любая вовлеченная сторона может поднять какие угодно вопросы и проблемы или даже изменить ход событий. Большинство форм общественной и гражданской коммуникации, диалог всех причастных к процессу, эмпатическое взаимодействие между пользователями[324] могут служить примерами этого типа связи, который охватывает и выражает различные мнения.
Многосторонние обсуждения внедряют механизм, который делает доступными разные точки зрения и дает возможность вовлекаться в управление. Такой диалог позволяет целому новому классу действующих лиц активно участвовать в принятии решений, касающихся социальных процессов; это могут быть как негосударственные организации (НГО), так и организации гражданского общества (ОГО), представляющие народ.
Однако подобный диалог необязательно выводит противоположные взгляды на уровень продуктивного совместного созидания. В то время как общение в третьем круге (диалог), как правило, выявляет спорные вопросы и формулирует различные мнения, оно обычно менее эффективно при трансформации этих точек зрения в коллективные действия или при формировании новых групп заинтересованных сторон вокруг зарождающихся возможностей.
На этой стадии в игру вступают генеративные типы общения четвертого, внутреннего круга. Подобная коммуникация объединяет возникающие заинтересованные стороны в группы, которые нужны друг другу, чтобы коллективно сформировать будущее. Вместе они чувствуют и реализуют новые возможности[325]. Таким образом, внутренний круг, воплощаясь в полной мере, может быть своеобразной теплицей для социальных инноваций будущего. Он становится инкубатором идей, намерений и экспериментальных микрокосмов, позволяющих возможностям зарождаться, формироваться и развиваться.
Таким образом, наиболее распространенные типы межсекторальной коммуникации, представленные во внешнем круге, демонстрируют следующие свойства:
1. Линейность и односторонняя направленность.
2. Малая степень инклюзивности и прозрачности.
3. Стремление обеспечить благосостояние немногих.
Напротив, наиболее редкие и ценные виды коммуникации, которые могли бы стать точками опоры для изменений, – виды, представленные во внутреннем круге, – демонстрируют следующие свойства:
1. Многосторонняя направленность и цикличность.
2. Высокая степень инклюзивности и прозрачности.
3. Стремление обеспечить всеобщее благосостояние.
Чтобы понять, почему нынешняя институциональная инфраструктура предпочитает устаревшие виды коммуникации (внешний круг) новым (внутренний круг), рассмотрим историю развития, которая привела нас к этому моменту[326].
Эволюция капитализма как эволюция сознания
По мнению британского историка Арнольда Тойнби, прогресс общества представляет собой взаимодействие вызова и ответа: структурные изменения происходят, когда общественная элита уже не может конструктивно реагировать на основные социальные проблемы, поэтому старые общественные формации сменяются новыми. Применяя эту схему вызова и ответа к социально-экономическому развитию современных общественных структур, давайте сделаем краткий обзор ее развития (см. также рис. 19.1).
Вспомним Европу 1648 года, после Тридцатилетней войны; Россию после Октябрьской революции 1917 года; Китай после гражданской войны 1949 года или Индонезию при первом президенте Сукарно. Это были смутные времена, когда возникала насущная потребность в стабильности, то есть в сильной центральной власти, иногда даже «железной руки», для обеспечения безопасности и жизненно важного распределения ограниченных ресурсов в соответствии с инвестициями в общественную инфраструктуру. В связи с этим социализм в СССР стоит рассматривать не как посткапиталистическую стадию экономического развития (согласно марксистской теории), но как докапиталистический (квазимеркантилистский) этап[327]. Его основной характеристикой можно считать сильное центральное действующее лицо, которое обладает полномочиями по принятию решений. Это император, царь, диктатор или партия. Примеры разнообразны. В их числе европейские монархи XVIII века, а также Сталин, Мао, Мубарак и Сукарно, причем все они управляли государствами силового типа, не склонными к долгосрочным демократическим процессам и дискуссиям.
Достижением общества с плановой экономикой, движимого в основном структурами поля 1, считается его стабильность. Центральная власть создает структуру и порядок, утихомиривая предшествующий хаос. Оборотная сторона общества 1.0 – отсутствие динамики, а также (в большинстве случаев) индивидуальной инициативы и свободы.
Исторически сложилось: чем успешнее общество обеспечивает стабильность, тем быстрее смещается фокус к росту и повышению уровня личной инициативы и свободы. Этот сдвиг приводит к расцвету торговли и динамичного предпринимательского сектора, что способствует экономическому росту.
Здесь мы наблюдаем зарождение целого ряда институциональных новшеств, в том числе новых отраслей рынка, имущественных прав, а также банковской системы, предоставляющей доступ к капиталу. Подобные изменения обусловили беспрецедентный взрыв экономического роста и массовой индустриализации, который мы наблюдаем на примере Европы XIX века, а также в современных Китае, Индии и других странах с развивающейся экономикой.
Сознавание на этой стадии развития, в первую очередь обусловленное структурами поля 2, можно охарактеризовать как пробуждение эгосистемной осознанности, когда движущей силой становится личный интерес участников экономической деятельности. Темная сторона этапа представлена неограниченной коммерциализацией и ее побочными эффектами: детский труд, эксплуатация, разрушение окружающей среды, а также значительное социально-экономическое неравенство.
Два основных источника управления на этой стадии – власть государственная силовая и военная (кнут), а также завязанная на рынке и прибыли (пряник).
Значительным положительным эффектом невмешательства государства в свободную рыночную экономику и общество становятся быстрый рост и динамика; недостатком же оказывается отсутствие средств борьбы с их негативными побочными эффектами. В число последних входят плохие условия труда, падение цен на сельскохозяйственную продукцию ниже порога устойчивости, а также значительная нестабильность курсов валют и искусственное раздувание ситуации на фондовой бирже, уничтожающие драгоценный продукт капитала. Меры по коррекции этих проблем включают в себя введение трудового права, законодательства социального обеспечения и охраны окружающей среды, защитные меры для фермеров и учреждение федеральных резервных банков, защищающих национальную валюту. Все вышеперечисленное служит одной цели – ограничению свободного рыночного механизма в областях, где негативные эффекты доходят до дисфункциональных и неприемлемых.
В результате разрабатываются предписания, которые вводят в существующую форму управления соглашения между организованными заинтересованными группами. Это и есть третий координационный механизм. Договоренности участников таких групп дополняют действующий в обществе 3.0 механизм рынка.
По мере развития общества образуются и выделяются определенные секторы: сначала общественный или правительственный, затем частный и предпринимательский и, наконец, гражданский, или сектор некоммерческих организаций. Каждый отличается собственным набором институтов, реализующих его возможности.
Капитализм заинтересованных сторон (общества 3.0) в привычной для многих стран мира форме относительно хорошо справляется с классическими внешними проблемами через перераспределение богатства, социальное обеспечение, экологическое регулирование, сельскохозяйственные субсидии и дотации на развитие.
Однако подобное общество не в состоянии своевременно реагировать на глобальные проблемы, такие как пик добычи нефти, глобальное потепление, нехватка ресурсов и демографические изменения. Со временем механизмы реагирования, как, к примеру, субсидии на сельское хозяйство или биоэтанол, вместо решения могут стать частью проблемы. Ограниченность общества 3.0 в том, что оно тяготеет к предвзятости в пользу заинтересованных групп и реагирует в основном на негативные внешние факторы. Ему не хватает возможностей для преднамеренного создания положительных внешних эффектов. В таблице 19.1 представлены эти этапы общественной эволюции.
Таблица 19.1. Четыре этапа развития западной рыночной экономики, ее институтов и средств реализации власти
Кроме того, очевидно, что с внешними проблемами, такими как глобальное потепление; ущерб, наносимый окружающей среде, или крайняя степень нищеты не удается эффективно бороться с помощью внутренних механизмов. К примеру, изменение климата планеты представляет собой проблему мирового уровня. Так как механизмы управления обществом 3.0 дают власть организованным заинтересованным группам, те систематически ставят в невыгодное положение всех остальных, кто не может организоваться так же легко – либо потому, что они слишком велики (например, группы потребителей), либо из-за отсутствия права голоса (будущие поколения).
Таким образом, проблемы XXI века не могут быть решены с помощью арсенала средств века XX. Большинство стран не понимают, как реагировать на внешние факторы, чтобы укреплять индивидуальное и общественное предпринимательство, самообеспечение и межсекторальный потенциал, а не поддерживать их отсутствие.
Переходя к сложной картине проблем XXI века, мы сталкиваемся с некоторыми противоречивыми тенденциями: 1) дальнейшая дифференциация социальных подсистем, которые самостоятельно самоорганизуются; 2) бизнес-подсистема, которая во многих странах доминирует и вмешивается в другие сектора (правительственный, гражданское общество, СМИ); и 3) отсутствие эффективных платформ, способных объединить все заинтересованные стороны и направить их усилия на обновление в масштабе системы.
Наиболее значительным изменением в начале столетия стало создание платформ межсекторального сотрудничества, позволяющих новаторам объединиться, осознать и понять принципы эволюции всей системы, чтобы последовательно действовать из побуждений общего сознавания.
Каждый этап, обсуждавшийся выше, определяется основной задачей. Общество 1.0 должно обеспечить стабильность. Далее – рост, сопровождаемый внешними факторами. Очередная цель требует от общества создания нового механизма координации. Ответом на отсутствие стабильности стало возникновение вокруг государственной власти централизованного набора институтов. Рынок появился как реакция на проблему роста, когда заинтересованные стороны пытались справиться с негативными внешними факторами путем переговоров. Каждая следующая фаза вела к появлению нового социального сектора: проблема стабильности создала центральную власть или правительство; проблема роста вызвала подъем различных видов бизнеса; попытка устранения отрицательных внешних факторов создала различные НГО, которые оказывали поддержку заинтересованным группам, таким как трудовые активисты, экологи и правозащитники. Любая подобная область имеет собственные средства реализации власти: кнут, пряник и правила.
Забегая вперед, скажу, что проблемы нашего века также требуют введения новшеств, создания механизмов координации (наблюдать и действовать исходя из экосистемы в целом), что, в свою очередь, приведет к появлению институциональных субъектов (межсекторальных инновационных инициатив) и источников власти (присутствию целого: дать возможность системе увидеть и почувствовать себя).
В этой эволюционной структуре субъектам каждой системы приходится функционировать из разных стадий сознавания: экономика типа 1.0 функционирует в соответствии с приоритетом традиционного сознавания; экономика типа 2.0 пробуждается до этапа эгосистемного сознавания, который метко описал Адам Смит: «Мы получим свой обед не как результат благожелательности мясника, пивовара или булочника, а как результат соблюдения ими собственных интересов. Мы обращаемся не к их гуманности, а к их любви к самим себе и никогда не говорим им о своих нуждах, но об их преимуществах».
В экономике типа 3.0 эти личные интересы расширяются и сглаживаются за счет выгоды других заинтересованных сторон, которые коллективно оформляют свои интересы через профсоюзы, правительство, негосударственные организации и другие субъекты.
На зарождающейся стадии экономики 4.0 естественные интересы участников распространяются на соразделяемое экосистемное сознавание. Экосистемное сознавание включает интернализацию взглядов и опасений других игроков той же системы. Оно требует от людей развития способности воспринимать точки зрения других людей на проблемы. Результатом становится принятие решений и появление перспективных путей развития для системы в целом, а не только ее частей.
Институциональная инверсия
Как применить Теорию U к трансформации общественных институтов? Необходимо реконструировать эволюционную арку институционального развития, переосмыслить сам процесс институциональной эволюции, начиная с точки зрения, которая основана на отношении и возвращает институциональный фокус к самому его источнику, где общая экосистема может чувствовать и видеть себя. Все это подводит нас к теме институциональной инверсии.
С институтами сегодня происходит то, что раньше было с государствами в глобализованном мире: и те и другие стали слишком малы для больших проблем и слишком велики для маленьких.
Чтобы достойно ответить на этот вызов, придется изобрести новые формы координации и организации.
В книге Leading from the Emerging Future («Лидерство из будущего») мы с Кэтрин Кауфер обсуждаем различные примеры институциональной инверсии. Более подробно об этом рассказывается в последней части книги. Здесь же я хочу продемонстрировать общую таблицу (табл. 19.2).
Таблица 19.2. Секторы современной институциональной трансформации
Таблица 19.2 демонстрирует, каким образом основные общественные институты, включая правительство, здравоохранение, школы, учреждения, некоммерческие организации и банки, проходят один и тот же эволюционный путь. Это движение от 1.0 к 4.0, то есть институциональная инверсия. Она означает «выворачивание»: изнутри наружу и наоборот.
Например, в отрасли здравоохранения[328] мы наблюдаем следующую динамику:
1. От медицинского учреждения как движущего механизма (в центре – авторитет/вклад).
2. К движущему механизму ухода за пациентом (в центре – результат).
3. К движущему механизму потребностей (в центре – пациенты).
4. И наконец, к движущему механизму благополучия (в центре – граждане).
Основной разницей между этапами 3 и 4 становится смещение акцента от рассмотрения болезни (патогенез) к укреплению источников здоровья (салютогенез).
Школы также прошли аналогичный эволюционный путь:
1. От учителей в качестве движущего механизма (в центре – авторитет/вклад).
2. К движущему механизму тестирования (в центре – результат).
3. К движущему механизму обучения (в центре – студенты).
4. И наконец, к движущему механизму совместного созидания (в центре – дух предпринимательства).
Хотя сегодня основная масса учреждений по-прежнему работает на первых двух уровнях, отдельные новаторы переходят на 3-й, а в некоторых случаях и на 4-й. По мере перехода институтов от уровней 1.0 и 2.0 к 3.0 и 4.0 коллективный фокус и геометрия власти смещаются из их центров к периферии, а оттуда – к культивированию отношений с целой экосистемой окружающих партнеров.
Есть сложность: если вы попытаетесь перейти к формам организации уровней 3 и 4, но образ мыслей и культура управления останутся прежними, привычными, то есть будут соответствовать уровням 1 и 2, новые организационные структуры начнут генерировать одну проблему за другой. Здесь мы возвращаемся к матрице социальной эволюции (табл. П.1). Ее смысл следующий: необходимо скоординировать структурные изменения на макро- и глобальном уровнях с изменениями в сферах культуры и управления на микро- и мезоуровнях.