Ввиду живота это было не очень просто, но Верка сообщила судье, что ребенок от другого. В глазах пожилой судьи блеснул злорадный огонек, она почти весело осмотрела старого дурака Переверзина, и никаких проблем с оформлением у них не возникло.
Потом они шли втроем: Митя, Верка и Иван – шли, взявшись за руки, как родные. Митя думал, что даже будет скучать по Верке.
Он сказал: «Ты, Верка, приходи ко мне в гости иногда», она кивнула.
«Тебе помочь перевезти вещи?» – спросил он, и теперь она покачала головой отрицательно.
Потом они долго поднимались по лестнице, Иван поддерживал задыхающуюся Верку под локоток, а потом она вошла в его квартиру, подошла к шкафу, стоящему у стены, и вдруг налегла на него плечом.
Вначале они ничего не поняли. Они добродушно улыбались и смотрели, как Верка прижимается к шкафу, как отступает ногами назад, чтобы усилить давление, как закусывает губу и убирает за ухо прядь замусоленных волос…
– Что же ты, Вера! – воскликнул Митя. – Давай я помогу, ты же беременная, тебе нельзя тяжести двигать…
Рванулся вперед и тут же остановился как вкопанный. Куда двигать? Зачем?
Иван все понял сразу. И сразу же смирился с тем, что произойдет. Он все-таки был творческий человек, художник, суть людей и вещей он постигал на интуитивном уровне. Не всех, не всегда, но Верка была очень живописной. Ее суть нельзя было не вычислить.
– Она хочет перегородить комнату надвое, – хрипло сказал Иван.
– Чтобы что? – спросил Митя.
– Чтобы мы друг другу не мешали…
– В смысле она собирается… Она собирается…
– Она не собирается съезжать.
– Это правда, Вера?!
Верка приостановилась на секунду.
– Но, Митя, – сказала она. – Я же здесь прописана. Все по закону. И мы не можем жить в одной комнате, мы теперь разведенные. Я поставлю шкаф поперек и повешу занавеску.
Митя смотрел на нее, расширив глаза. «Ни о каком фиктивном браке и речи уже быть не может, – быстро думал он в тот момент. – Просто измена, просто развод, она здесь прописана, а брак фактически подтвержден этим разводом… Какая хитрая девка! Какая сука! Все-таки я оказался прав! Идеалист Иван… Может, она сейчас двинет этот шкаф, надорвется и сдохнет?»
Но шкаф отодвинулся так легко, что Верка чуть не упала. Потом она осторожно толкнула его левой рукой, и он отъехал еще. Верка присела на корточки, порассматривала ножки шкафа, потом провела рукой по следам, оставленным ножками. Ей показалось, что рука стала масляной.
Тогда Верка еще сдвинула шкаф, теперь одними пальцами. Это было какое-то волшебство. Стоящим напротив мужчинам Верка казалась огромной цирковой силачкой или, может, фокусницей. И она их удивила еще больше: она взмахнула рукой, и так же легко, как шкаф, с места сдвинулась стена!
Верка исчезла в образовавшемся проеме.
Вернулась она через минуту, ее руки были полны вещей. Из Веркиных объятий торчали серебряные поварешки, бархатные альбомы, книги по искусству, картины и сапог.
– Там комната, набитая барахлом, – коротко сообщила Верка. – За шкафом была дверь, только она с вашей стороны обоями оклеена.
Верка свалила вещи на пол и снова скрылась в таинственном проеме. Потом опять появилась, добавила в кучу на полу две хрустальные вазы, набор мельхиоровых ложек, старую диванную подушку и два тапка на левую ногу.
Куча на полу росла. Изумленный Иван узнавал свои вещи, исчезнувшие во время пьянок. Там были совсем старые предметы, почти забытые, многократно оплаканные, например, единственная фотография матери Ивана. Он встал перед кучей на колени и стал разглаживать старый снимок – мамочка на нем была такая молодая, в белом платье, она сидела на ступенях деревянной террасы и держала его, маленького, на коленях.
Митя тем временем зашел за Веркой в пролом.
За проломом оказалась крохотная оклеенная обоями комната без окон, но с двумя дверьми. Одна из этих дверей вела в комнату Ивана, другая была закрыта на ключ и плотно затянута паутиной.
– Куда ведет эта дверь? – шепотом спросил Митя.
– Может, в следующую комнату? – предположила Верка. – Или в соседнюю квартиру?
Приоткрыв рот, Митя смотрел на таинственную дверь. Ему вдруг представилось, что за ней бесконечная анфилада таких же таинственных комнат. И, может, ее не стоит открывать?
Верка же не стала размышлять. Она подошла к двери, нагнулась над замочной скважиной, поизучала, что там, на той стороне.
«И как она не боится увидеть?» – думал Митя, глядя на Веркин зад.
– Там черная лестница! – сказала Верка. – Сходи на черную лестницу, посмотри на нашем этаже, карандаш лежит?
Оказывается, она уже протиснула в замочную скважину карандаш.
Потом Верка выпрямилась и возмущенно оглядела комнату.
– Это кто-то заходил к Ивану с черной лестницы и воровал вещи!
– Вещи перестали пропадать года три назад, – вспомнил Митя.
– А когда начали?
– Очень давно…
Да, некоторые вещи принадлежали еще жене Переверзина. Был здесь и кусочек зеленой клеенки с двумя марлевыми завязками, на клеенке было написано «Девочка. Переверзина. 3 килограмма».
– Жена думала, что забыла это в роддоме, – сказал Иван.
Возбужденный Митя тут же начал расследование. Он сбегал на черную лестницу, нашел карандаш, подергал дверь, потом посчитал все двери подъезда и выяснил, что количество дверей, выходящих на черную лестницу, строго соответствует количеству дверей, выходящих в парадное.
– Значит, во всех квартирах по две двери! – воскликнул Митя.
– Да, это так, – подтвердил Иван. – Это общеизвестный факт.
– Но в твоей квартире была одна дверь!
– И это правда.
– Но неужели тебя никогда не поражало, что во всех квартирах есть запасные выходы, а в твоей нет?!
– Это? Поражало? – Иван засмеялся. Его многое в жизни поражало, но только не такая ерунда.
Итак, комната относилась к квартире Ивана. Но в документах она не числилась! Это была удивительная загадка.
Впрочем, были загадки и куда более удивительные. Кто же входил в неизвестную комнату и открывал смежную дверь? Кто отодвигал шкаф, кто смазывал его ножки маслом и крал вещи, пока Переверзин спал пьяным сном? Откуда знал незнакомец о тайной комнате, если о ней не знал даже московский исполком? Откуда у него были ключи? Почему он не вынес украденное, не воспользовался им? И главное, куда он делся три года назад?..
– Мужики, я очень устала, – перебила Верка. – Поставьте мне кровать в эту комнату, я лягу спать.
– Но ты не имеешь права! – изумился Митя. – Эта комната не твоя.
– А чья она?
– Я не знаю.
– Значит, пока она моя.
– Но в ЖЭКе скажут…
– Ничего в ЖЭКе не скажут, – рассердилась Верка. – Твоей дочери сколько лет?
– Тридцать, – сказал Иван Переверзин.
– Тридцать лет они ничего не говорили, а теперь скажут? Ты, дядя, думай, прежде чем говорить. Если ты сам не побежишь в ЖЭК, они еще тридцать лет не узнают… Впрочем, можете подвинуть шкаф и разгородить вашу комнату.
Без лишних слов они занесли в комнату кровать.
В общем-то, все устроилось очень удачно, и Переверзин на радости выделил Верке кое-какие вещи из кучи. «Все равно я смирился с их потерей» – объяснил он. Так ей достался комплект постельного белья, роскошная скатерть с ручной вышивкой, набор мельхиоровых вилок, две кастрюли, чугунный утюг и еще небольшая связка книг.
– Это не мои книги, – сказал Переверзин.
Действительно, все книги были подписаны фамилией Жухвицкий, и Переверзин заявил, что никогда не знал такого человека. Подпись была заковыристая, словно хозяину было мало его сложной длинной фамилии, и он провел черточку от «и-краткой» далеко в сторону, и загнул ее, накрутил из нее петель, нагородил ажурную решеточку на всю ширину листа…
– Это он жил в комнате! – благоговейно прошептала Верка.
Мите тоже было не по себе, хотя книги зловещими не были, а были вовсе даже учебниками по инженерному делу. Митя полистал их и сказал, что такие учебники уже не используются.
Впрочем, в одном из учебников они нашли еще кое-что. Это была очень старая тетрадь, такая желтая и заскорузлая, словно она была сшита из соленых пиратских карт. У них появилась надежда, что это дневник неведомого Жухвицкого, и даже может быть, тайна комнаты теперь будет раскрыта. Но тетрадь не была дневником. Открытая на произвольной странице, она показалась им конспектом каких-то лекций, видимо, тоже инженерных.
– Это был бедный студент! – торжественно объявил Митя.
– И вороватый к тому же, – добавил Переверзин.
Они втроем раздавили по поводу новоселья бутылочку портвейна.
Уже через неделю Верка устроилась в ЖЭК уборщицей и легализовала комнату как будущая мать детдомовского происхождения. Еще через четыре месяца она принесла сюда новорожденную дочь. Дочь назвала Лидией.
13
Огромный кабинет на третьем этаже, сразу за лестницей.
Здесь начинаются жилые апартаменты. Комнаты выстроены анфиладой, как в Зимнем дворце. Когда он выходит, дверь остается приоткрытой, и Лидия видит ряд других дверей, уменьшающихся друг за другом. Лидия думает, что апартаменты похожи на городок в табакерке. И анфиладой, и своим тоскливым настроением.
Может, анфилада влияет, но Лидию не поражает ни кабинет, ни то, что она видит за дверью. В Зимнем дворце все-таки побогаче, а с жилым помещением ассоциаций здесь не возникает. Кто в наше время живет в анфиладах? Все комнаты смежные. Это явно музей.
Она сидит в кожаном кресле и ждет хозяина. Он завел ее сюда – на третий этаж – и тут же вышел. Его кто-то позвал из глубин анфилады. Этот кто-то разговаривает странным голосом – Лидия решает, что это голос скопца, хотя она никогда не слышала, как разговаривают скопцы.
Голос хозяина низкий. Он почти все время говорит, не дает скопцу и слова вставить. Только изредка скопец бормочет что-то, и это что-то бьет в цель. Хозяин молчит, обдумывает. Потом говорит примирительно: «Ладно, позже. У меня тут важный разговор».